В ходе расследования вину за пропажу возложили на истопника Николая Матвеева, которого отдали рядовым в лейб-гвардии Волынский полк, и дежурного камердинера царя Алексея Сафонова, которого отправили на главную гауптвахту. Однако печать так и не нашли. Камердинер отсидел на гауптвахте неделю, а истопник пробыл в солдатах целый год, а затем его вернули на прежнюю должность во дворец[720].
Хищения при Николае I случались не только из Императорского Эрмитажа, но и неоднократно на личных половинах императорской семьи. При этом проверка персонала, допускавшегося на личные половины, была уже отработана самым тщательным образом. Однако драгоценных вещей было так много, а природа человеческая так слаба, что «самоубийцы» среди слуг периодически находились.
Например, в 1836 г. на половине императрицы Александры Федоровны пропали следующие драгоценные вещи: золотая цепочка (220 руб.); кольцо с розами (25 руб.); два кольца с розами (по 20 руб.); один бриллиант (350 руб.); один бриллиант (250 руб.); севинье «с разными каменьями» (1000 руб.); фермуар с гранатами, бриллиантами и розами (1500 руб.). Всего на 3385 руб.
По обнаружении пропажи немедленно началось следствие. Поскольку круг прислуги, имеющий доступ на половину императрицы, был жестко ограничен, то круг подозреваемых не был широк. В ходе следствия довольно быстро установили, что вещи украл истопник Павел Якимов.
«Личное дело» вора рисует довольно типичную карьеру придворного служителя. Истопник происходил из так называемых «дворцовых мальчиков», поскольку его отец служил камер-лакеем на половине покойной императрицы Марии Федоровны. Заслуги отца учли, и Якимов начал службу в качестве истопника в парадных комнатах «главной половины» в апреле 1830 г. Отметим, что таких истопников, допущенных в царскую «квартиру» в Зимнем дворце, было всего 5 человек. В марте 1835 г. его допустили в святая-святых – «в почивальную Ее Величества комнату». Как правило, в спальнях императриц и находились ценности, которыми пользовались регулярно. И было их очень много.
На допросе истопник показал, что первую кражу он совершил в августе 1835 г. Тогда из комнаты императрицы он взял «венец с ветвями, сделанными из золота и так как сей венец разбирается… по частям продавал на толкучке в лавке, где иконы… один листок венца за 40, другой за 60 р.»[721]. Более того, через год он украл вещь «из Бриллиантовой Ее Величества комнаты». Это был гранатовый фермуар, который удалось вернуть из ломбарда, куда его заложил лихой истопник.
По окончании следствия Николай I вынес следующее решение: во-первых, Якимова отдали в арестантскую роту; во-вторых, «Высочайше повелено суммы за заложенные в ломбард вещи взыскать с комнатных Ее Величества камер-лакеев»; в-третьих, царь «повелеть соизволил: чтобы ни кто из лакеев, истопников и работников и мастеровых не входил во внутренние Их Величеств комнаты иначе, как при камер-лакеях»; в-четвертых, установили надзор и за камер-лакеями, поскольку с этого времени «вместе с камер-лакеем входил в комнаты всякий раз и дворцовый гренадер». Так закончилась эта скандальная история.
Однако кражи в императорских резиденциях на этом не прекратились. Уж очень велик был соблазн! Уж очень много на личных половинах «валялось» драгоценностей! В результате в 1839 г. у императрицы Александры Федоровны вновь украли вещи из ее комнат, на этот раз в Аничковом дворце.
При Николае I, несмотря на достаточно частые факты воровства, преступников, как правило, находили. Так, в ходе следствия выяснилось, что ворами были истопник Михайлов и полотер Чукасев[722]. Надо отметить, что в личные комнаты императорской четы вообще допускался самый ограниченный и тщательно проверенный дворцовый персонал. Но, видимо, подчас искушение оказывалось сильнее.
Во время балов и парадных выходов украшений теряли множество, поскольку, как уже многократно упоминалось, дамы были буквально усыпаны драгоценностями. Однако эти потери традиционно не находили, поскольку дворцовая прислуга считала их своей добычей. Как говорится, «что упало, то пропало».
О том, насколько велика могла быть добыча дворцовых слуг, свидетельствует французский художник О. Верне (18 мая 1843 г.): «Вчерашний бал был великолепен, – и кавалеры, и дамы являли собой нечто, усыпанное бриллиантами, не говоря уже о жемчуге и рубинах. Во время танцев или просто из-за тесноты в толпе украшения ломались, и приходилось все время наступать на жемчуг и рубины. Чтобы поверить этому, надо видеть собственными глазами»[723].
На балах терялись иногда и уникальные вещи. Так, в феврале 1903 г. во время знаменитого «Исторического бала» младший брат царя великий князь Михаил Александрович потерял драгоценную большую алмазную застежку, которую он прикрепил в качестве украшения к своей меховой шапке. Застежка была «баснословно дорогой; некогда она принадлежала императору Павлу I, и вдовствующая императрица надевала ее крайне редко… Должно быть, украшение упало у него с шапки во время танцев. Оба они – Мама и Михаил – были вне себя от отчаяния: ведь застежка принадлежала к числу сокровищ короны. В этот же вечер были внимательно осмотрены все залы дворца. Утром пришли сыщики и обшарили дворец от подвала до чердака, но бриллиантовую застежку так и не нашли. Нужно сказать, что на этих балах теряли множество драгоценных украшений, но я ни разу не слышала, чтобы хоть одно из них удалось отыскать!»[724] – вспоминала сестра Николая II великая княгиня Ольга Александровна.
Великий князь Михаил Александрович в маскарадном костюме. 1903 г.
Японский принц Фусими
То, что драгоценности терялись на балах понятно, но их периодически теряли и во время торжественных выходов, когда по сценарию никаких резких движений их участники не делали. Например, 1 января 1840 г. во время торжественного выхода в Зимнем дворце по случаю наступления Нового года племянница императора Николая I, великая княжна Мария Михайловна, потеряла бриллиант, закрепленный на одной из пуговиц ее парадного придворного платья. Видимо, бриллиант был достаточно крупный: «…желтоватой воды, фигуры продолговатого четырехугольника, плоский»[725], поэтому начались его официальные поиски, сопряженные с бюрократической перепиской. Хотя дело находилось «на личном контроле» у Николая I, камень так и не обнаружили. В итоговой докладной, после которой дело закрыли, было сказано: «…означенного бриллианта ни полотерами, ни нижними чинами подвижной инвалидной роты № 3 не найдено»[726].
Воровали в императорских резиденциях и при Николае II. Даже у официальных гостей императора. В 1898 г. в Зимнем дворце у японского принца Фусими похитили коронационные медали, подаренные принцу Николаем II. Чтобы замять позорный эпизод, принцу немедленно выдали новый комплект коронационных медалей[727]. Любопытно, что такие «дипломатические» кражи бывали и раньше. Например, в январе 1755 г. состоялось высочайшее повеление «О допросе в главной полиции копииста Лебедева, обвиняемого в краже золотой табакерки у датского посла, в дворцовых проходных сенях»[728].
Воровали и в личных комнатах Николая II. Даже из его кабинета. Кстати говоря, сделать это было довольно сложно, поскольку рабочие царские кабинеты охранялись службами государственной охраны особо тщательно. Так, по инструкции после отбытия императора из резиденции его кабинет опечатывался и находился опечатанным вплоть до его возвращения. Накануне возвращения царя кабинет вскрывали, и под присмотром чинов дворцовой полиции прислуга, безусловно многократно проверенная, приводила кабинет в порядок. Тем не менее, в декабре 1909 г. из кабинета Николая II в Зимнем дворце исчез маленький серебряный складень. С ведома Николая II министр Императорского двора В.Б. Фредерикс распорядился оставить это дело «без последствий»[729].
Воровали во всех резиденциях. Даже в тех, где члены императорской семьи жили почти постоянно. В 1910 г. были украдены серебряные предметы в Гатчинском дворце[730].
Были случаи воровства картин из Императорского Эрмитажа и Императорской Академии художеств. В документах упоминается, что в начале 1900 г. из Императорского Эрмитажа украли несколько картин голландского художника Герарда Доу.[731] 19 сентября 1906 г. в музее Императорской Академии художеств обнаружили пропажу картины А. Барона под названием «Девушка у фонтана»[732]. Для предотвращения подобных случаев тогда образовали специальную комиссию, перед которой ставилась задача «выработать меры, устраняющие возможность повторения подобных случаев на будущее время».
Великий князь Николай Константинович с родителями. 1859 г.
Однако все эти истории о дворцовых кражах меркнут перед историей, произошедшей в императорском семействе весной 1874 г. У англичан есть поговорка о «скелете в шкафу», в России принято говорить о том, что «в семье не без урода». Таким «скелетом» для императорской фамилии на протяжении четырех десятилетий был великий князь Николай Константинович Романов.
Николай Константинович Романов родился 2 февраля 1850 г., первый ребенок в семье великого князя Константина Николаевича и Александры Иосифовны, принцессы Саксен-Альтенбургской. Отец – младший брат Александра II, великий князь Константин Николаевич Романов принимал активное участие в политической жизни России в начале правления Александра II. За ним прочно закрепилась репутация либерала. И в этой семье, находящейся на самом виду, в апреле 1874 г. происходит скандальное событие, бросившее тень на всю правящую династию. Дело в том, что сын украл у матери бриллианты, а ведь это был не просто сын, а великий князь и племянник императора Александра II.