В древности этот естественный порт носил название Кана. Он был когда-то основным портом Хадрамаута, центром торговли и перекрестком старых торговых дорог, связывавших Индию, Африку и средиземноморские страны. Здесь шла торговля такими дорогими в то время товарами, как ладан и мирра, отсюда их вывозили на кораблях в страны Восточной Африки и Юго-Восточной Азии, здесь их грузили на караваны, которые, покидая Кану, шли в долину Амд, а оттуда — на северо-восток, к порту Герры на побережье Персидского залива (и далее в Месопотамию) или на северо-запад, к Ясрибу[12](и далее в Сирию и Египет).
Кана как один из важных торговых портов Сабейского царства упоминается в Ветхом завете. Птолемей сообщает, что Кана была в его время большим торговым городом, а Плиний утверждает, что через Кану проходила прямая дорога из Египта в Индию.
Для защиты города на вершине горы Аль-Гураб была воздвигнута крепость. Остатки ее сохранились и поныне. Жители Бир Али говорят, что построил эту крепость царь по имени ас-Самаамаа бен Дабьян. Удивительно, как могло дойти до нас это имя из глубины веков? Известно, что среди царей, правивших в Хадрамауте 2600 лет назад, были цари, носившие имена Самаа Дабьян бен Малкакяраб и Ядаа аль-Бейан бен Самаа Яфаа. Это очень похоже на то, что называют сейчас жители Бир Али. Очевидно, имя одного из них, немного искаженное эхом времен, долетело до наших дней.
Пострадало от времени и его творение. Если вы сегодня захотите попасть в крепость, вы найдете дорогу, ведущую к вершине горы. В некоторых местах еще сохранились каменные ступени. Однако значительная часть лестницы разрушилась, и поэтому подъем требует внимания и осторожности.
Добравшись до верха, можно увидеть на каменной стене химьяритские надписи. Четко и красиво высечены они в скале на краю обрыва. Надпись относится к тому времени, когда один из химьяритских царей, Зараа Зу Нувас, принял иудейскую веру и заставил население последовать его примеру. Он жестоко расправился с теми, кто отказался принять иудаизм, особенно с христианами Наджрана: приказал бросить их в ров, наполненный дровами, и сжечь живыми. (Этот эпизод нашел, возможно, отражение в суре Корана, называемой «Бурудж» — «Башни».)
Когда весть об этом дошла до византийского императора, тот обратился к эфиопскому царю с просьбой взять на себя защиту христиан Южной Аравии. Последний давно уже искал повода распространить свою власть на эту территорию. Поэтому, воспользовавшись случаем, он снарядил большую армию, поддержанную византийским флотом. С этими силами в 525 году эфиопам удалось завоевать химьяритское государство.
В следующем году, воспользовавшись выводом из Южной Аравии основных эфиопских сил, химьяриты поднялись на борьбу против поработителей. Борьбу населения восточных провинций возглавил Сам’яфаа Ашваа, провозгласивший себя царем. Хотя Кана уже имела в своей оборонительной системе крепость Хус аль-Гураб, новый царь заставил своих подданных реставрировать старые и построить новые укрепления, возвести стены и выкопать резервуары для сбора дождевой воды. Однако даже эти меры позволили жителям Хадрамаута продержаться всего семнадцать лет.
О последних попытках химьяритских племен Хадрамаута противостоять нашествию завоевателей рассказывает надпись на скале у Хус аль-Гураба. В ней говорится, что «один из вождей племен, Сам’яфаа Ашваа, и его сыновья Шархабаиль Якмаль и Маид Кярат Яафар[13] возглавили сопротивление нашествию эфиопов, которые захватили землю химьяритов, убили царя химьяритов и вождей племен бени аль-амар и бенп архаб. Они начали строительство укреплений и восстановление крепости Хус аль-Гураб для защиты города от захватчиков». Надпись датирована 640 годом химьяритского летосчисления, что приблизительно соответствует 525–526 годам[14]. Как известно, именно в этом году эфиопы и захватили Йемен.
Об одном из эпизодов борьбы химьяритского народа, не желавшего смириться с чужеземной оккупацией, рассказывает надпись на мраморной плите, найденной при раскопках в районе Мариба. В тексте, высеченном на химьяритском языке по приказу эфиопского военачальника Абрахи аль-Ашрама, говорится, что во владениях киндийского вождя Иазид бин Кабшата в Западном Хадрамауте вспыхнуло восстание. Абраха собрал войско из эфиопов и химьяритов и направил его на подавление восстания. Однако поход оказался неудачным — эфиопские войска были разбиты, а к повстанцам присоединились подвластные царю Сам’яфаа Ашваа вожди химьяритских племен бени мусид, бени тамара, зу хиляль, зу йазан и другие. Тогда Абраха собрал новое войско и решил сам возглавить его. Когда он достиг Набата, населенного пункта, расположенного к северо-западу от Мариба, Иазид бин Кабшат и его химьяритские союзники капитулировали и выразили покорность эфиопам.
Упомянутая надпись датирована месяцем «зу майн» 658 года химьяритского летосчисления.
Если смотреть со стен крепости Хус аль-Гураб на северные склоны горы, там сквозь песок проглядывают очертания старого порта, видны остатки зданий, видны следы улиц, кварталов, хотя мелкий белый песок уже почти занес их. Когда-то склоны горы были застроены зданиями, сторожевыми башнями, сборниками для воды. Крепость была соединена с портом узким укрепленным проходом, выложенным из камня. Он имел множество поворотов, узких настолько, чтобы пройти одному человеку. В начале прохода находились ворота и сторожевая башня.
К сожалению, нам не удалось более подробно познакомиться с этими редкими памятниками глубокой старины: наши специалисты торопились и не хотели отвлекаться от выполнения своих основных заданий. Нас ожидали загадки Шибама…
ЛАБИРИНТЫ ШИБАМА
Струи песка, гонимые сильным ветром, быстро заносили накатанную дорогу. Наконец колея совсем кончилась и автомобиль помчался прямо по песчаной равнине. Мелкий песок, словно вода, веером разлетался из-под колес, но машина, почти не снижая скорости, несла нас вперед, ловко объезжая зыбкие барханы.
Медленно и утомительно тянулось время. Удушливый зной, пыль, равномерное гудение мотора. А за окном все та же протянувшаяся на десятки миль желтая раскаленная пустыня, с торчащими из песка черными скалами. Казалось, ничто не могло нарушить этого однообразия.
Неожиданно с вершины одной из песчаных гряд перед нами открылось поистине фантастическое зрелище. Будто прямо из песка посреди пустыни вырос удивительный восточный город с многоэтажными зданиями.
Шибам действительно необыкновенный город. В отличие от других арабских городов он растет не вширь, а ввысь. Издали он напоминает выросшую из песка гигантскую квадратную глыбу, состоящую из сотен почти сросшихся между собой, устремленных к голубому небу домов с щелевидными окнами.
Многие здания имеют по восемь-десять этажей. И хотя эти йеменские небоскребы значительно уступают по своим размерам гигантам Нью-Йорка и построены не из стекла и бетона, а из необожженного кирпича, тем не менее здесь, в аравийской пустыне, они производят внушительное впечатление. Не говоря уже о том, что Шибам существовал за многие сотни лет до того, как возник Нью-Йорк.
Шибам огорожен стеной, но зато весь наружный ряд домов имеет как бы один общий массивный фасад, представляющий непреодолимую преграду для каждого, кто попытался бы силой проникнуть в город. Окна первых домов начинаются лишь на уровне третьего этажа. Для въезда в город имеется несколько ворот.
Въехав, мы уже через несколько метров вынуждены были остановиться и продолжать путь пешком. Улицы Шибама настолько узки, что не только машина, но даже повозка, запряженная ослом, не может по ним проехать. Нам пришлось ходить по городу лишь гуськом. Встречным с трудом удается разминуться. Мы чувствовали себя так, словно оказались на дне глубочайшего ущелья, куда солнце заглядывает всего лишь на несколько минут, когда проходит через зенит.
Пыльные улицы днем безлюдны. Лишь в открытых харчевнях на грубых деревянных стульях степенно сидит несколько стариков. Они не спеша потягивают крепкий чай из маленьких чашек или лениво сосут мундштук кальяна.
В лабиринтах Шибама не растет ни одного деревца, ни одного кустика. В сплетении узких, пересекающихся и неожиданно поворачивающих улиц и переулков легко заблудиться. Поэтому, добравшись до первой же небольшой, заваленной мусором площади, мы решили вернуться. К тому же нас повсюду преследовал какой-то неприятный запах. Казалось, земля под ногами и стены испускали это зловоние. Да, впрочем, так оно и было на самом деле. Разгадка оказалась несложной. Еще в начале пути мы обратили внимание на торчащие из стен над нашими головами какие-то желоба и трубы. Как оказалось, это были стоки нечистот. Система канализации сохранилась здесь в своем первозданном виде с древних времен. Мы решили не испытывать судьбу и поскорее вернуться к машине.
Откуда-то из глубины глиняного чрева города донесся протяжный призыв муэдзина, приглашающего мусульман на молитву. За одним из поворотов мы увидели мечеть. Она совершенно терялась среди окружавших ее громадных зданий. Очевидно, она была воздвигнута очень давно, когда город еще только начинал строиться, и в то время, вероятно, считалась довольно внушительным сооружением. Но теперь она казалась карликом среди столпившихся вокруг нее многоэтажных гигантов.
Что касается мечетей, то на эти обязательные атрибуты мусульманского Востока нам довелось вдоволь налюбоваться в другом городе, который мы посетили в долине Хадрамаута, — Тариме, городе трехсот мечетей, как его называют местные жители.
Тарим расположен в семнадцати милях от Сейуна. Дорога туда малоинтересна. Однако во время непродолжительного пути нам пришлось пережить одно не очень приятное происшествие.
В стороне от дороги в дрожащем мареве возникли несколько вращавшихся с огромной скоростью пыльных столбов. Песчаные смерчи — частое явление в этих местах — блуждали по пустыне. Крутясь и извиваясь, смерчи, словно гигантские змеи, казалось, отплясывали какой-то фантастический танец, то как бы гоняясь друг за другом, то разбегаясь в разные стороны.