Но есть и другие грани внутренней политики, которые высвечивают ситуацию уже несколько в ином свете, хотя, опять подчеркнем, нижеследующие замечания не отменяют того, что было сказано выше.
Во-первых, на выборах в парламент и местные органы власти в двух районах отчетливо заметен регионализм, который перекрывает любые демократические принципы и ценности. Провинции юго-запада страны – Южная и Северная Чолла – являются традиционным оплотом демократов (их интересы в настоящий момент представляет Демократическая партия «Тобуро»), тогда как юго-восток – в первую очередь Северная Кенсан – это уже база консерваторов (сейчас их партия называется «Сила народа»). Среди корейцев есть даже ироническая поговорка: «В Чолладо и Северной Кенсандо депутатом может стать даже обезьяна, если в первом случае ее выдвинет демократическая партия, а во втором – консерваторы». В богатых районах Сеула тоже традиционно голосуют за консерваторов. На прошедших в 2016 г. выборах депутатом парламента от самого дорогого и престижного района Сеула стал перебежчик из КНДР, бывший зампосла КНДР в Лондоне Тхэ Ён Хо. Однако, как видно, для богатых избирателей главным было то, что «экс-коммунист» представлял «правильную», то есть консервативную партию, что и заставило голосовать за него, лишь бы не победили заклятые враги в лице пусть и «своих» демократов. Аналогично консерваторам абсолютно ничего не светит в провинциях Южная и Северная Чолла (соответственно в провинции Северная Кенсан также нет шансов у демократов). В других районах Южной Кореи это выражено куда меньше и предпочтения электората регулярно меняются. При этом эпоха «вбросов бюллетеней», выборных «каруселей», не говоря уже о более грубых нарушениях, в Корее достаточно давно закончилась.
Политологи также указывают, что в Корее, несмотря на принцип распределения полномочий, реальная власть все же чрезмерно сосредоточена в руках президента. Каждый раз новый лидер Кореи, приходя к власти, с огнем в глазах и дрожью в голосе клянется, что он «не будет таким, как предшественники» и сделает все, чтобы и премьер-министр стал влиятельной фигурой, но тем не менее все пока остается без изменений. В политической иерархии Южной Кореи есть только один лидер и все остальные. Премьер же – это скорее «главный» среди министров, но, по сути, такой же министр, не более того.
В определенной степени это справедливо и в отношениях с законодательной ветвью власти – парламентом. Парламент, если там доминирует оппозиция, может осложнять жизнь президенту, регулярно скандалить, не принимать какие-то нужные лидеру законы, но депутаты ограничены в возможности реализовывать альтернативный политический курс. В общем, помешать могут, но сами что-то сделать – нет. Конечно, можно вспомнить, что в 2004 и 2016 гг. парламент дважды отстранял президента от власти, но это были исключения. За первый такой «фокус», который был устроен под во многом надуманным предлогом, оппозиция была наказана проигрышем на ближайших парламентских выборах, а во второй раз импичмент стал уже отражением всеобщего недовольства.
При смене правящей партии на очередных президентских выборах начинают самыми разными способами пытаться отправить в отставку глав государственных структур, если те были назначены политическими конкурентами. Понятно, что кого можно – сразу меняют на своих, а кого нельзя по закону убрать, пытаются выдавить, устраивая невыносимую жизнь. Госслужащие не самого высокого ранга со сменой власти не меняются, но обычно тем, кто известен «правильной» (на данный момент) политической ориентацией, обеспечивают хорошее продвижение по службе, а остальных – раз их уволить по закону нельзя – задвигают на самые непрестижные виды работ.
То же самое можно сказать про большинство «независимых» научных центров с госфинансированием. Работающие там специалисты вынуждены либо держать нос по ветру, чутко следуя новому курсу, либо уходить в максимально аполитичные виды исследований. Формально же считается, что у них «свобода мысли» и они дают «независимые оценки», но в реальности бывает так, что одни и те же люди после смены правительства начинают в своих научных работах говорить и доказывать то, что совсем недавно опровергали и критиковали. С одной стороны, конечно, в Южной Корее вряд ли получится отправить в тюрьму госэксперта, который начал критиковать правительство, но задвинуть его, минимизировать шансы на публичность и максимально сократить его влияние – это госаппарат может сделать легко.
Официальные структуры РК могут менять свои позиции и делать диаметрально противоположные заявления по одним и тем же событиям в зависимости от того, кто правит. Примером может стать ситуация, когда в 2020 г. сотрудник Министерства морских дел Южной Кореи либо сам попытался сбежать в КНДР из-за долгов, либо его смыло с катера и унесло в сторону Северной Кореи. Северокорейские пограничники, скорее всего, напуганные возможностью проникновения в страну коронавируса, застрелили приплывшего к ним южанина. В 2020 г. по этому поводу все госструктуры РК, включая администрацию президента, минобороны, Службу береговой охраны и разведку, с пеной у рта доказывали, что южанин «сам сбежал из-за долгов», а уже через два года, когда президентом стал представитель оппозиции, консерватор Юн Сок Ёль, те же самые ведомства изменили свои показания на 180 градусов, заявив, что не было побега, а официальные заявления были ложными. Ведомства даже подали в суд на своих бывших руководителей.
С силовыми структурами ситуация неоднозначная. С одной стороны, Корея явна выработала иммунитет на диктатуру и любые попытки править «как в эпоху Пак Чжон Хи» быстро заканчиваются для политиков забвением. Корейцы ничуть не боятся своей полиции, военных, хотя по поводу сотрудников спецслужб и прокуратуры могут все же испытывать некоторые подсознательные опасения. Однако, с другой стороны, с завидной регулярностью те или иные спецслужбы (в последние годы это касалось Командования безопасности минобороны – КБ МО и Национальной разведывательной службы – НРС) хоть и не так явно, но все же пытались вмешаться в выборы, подыгрывая «правильному» кандидату и стараясь что-то сделать для него. Скандалы в конце концов привели к тому, что и НРС, и КБ МО очень сильно урезали в правах и полномочиях, а напрямую вовлеченных в различных махинации сотрудников, включая бывшее руководство, посадили в тюрьму.
Что касается свободы слова и мысли, то в Корее тоже на первый взгляд все очень демократично. По крайней мере выйти на улицу с критикой президента или любого министра, устроить акцию протеста перед штаб-квартирой крупнейшей компании – это, как говорится, «всегда пожалуйста». В плане критики руководства, основных политических партий, правительства – в Корее очень свободно и спокойно. Полиция никого не трогает и даже побаивается это делать, опасаясь обвинений и судебных исков, если, конечно, протестующие не начинают сами буйно себя вести.
Но, с другой стороны, из всех этих правил в Южной Корее есть одно известное исключение. Свобода свободой, однако действует запрет на коммунистическую идеологию и любую деятельность, которая может быть интерпретирована как восхваление Северной Кореи. Если посмотреть на формулировки Закона о национальной безопасности (ЗНБ) РК, то за чтение, распространение северокорейских пропагандистских материалов, восхваление строя КНДР в Южной Корее предусмотрены наказания вплоть до тюремного заключения. Из Южной Кореи блокируется и запрещен доступ ко всем северокорейским сайтам[1]. За все это Южную Корею регулярно критикуют правозащитники как в стране, так и за рубежом. Стоит оговориться: реально в тюрьму вас могут посадить по подобным обвинениям только в крайнем случае и для этого надо «сильно отличиться». Кроме того, сам ЗНБ применяется весьма выборочно и не так часто, к тем же северокорейским сайтам можно получить доступ через VPN-сервисы и все об этом прекрасно знают, однако, при случае, могут и привлечь на совершенно законных основаниях. Исходя из этих же соображений, иностранцам не стоит пытаться ввозить в Южную Корею северокорейские книги, плакаты, музыку и прочее.
Вообще же, на общественном уровне, если кто-то начинает демонстрировать какую-то «чрезмерную» заинтересованность Северной Кореей, часто читает книги оттуда, смотрит фильмы, то в Южной Корее это воспринимают в лучшем случае как странность, а скорее с определенным осуждением. Конечно, если вы специалист по Северной Корее и вам «по работе надо», то это многое объясняет, но в целом коммунистические идеи в РК под запретом, а положительно высказываться о Северной Корее, по крайней мере публично, не принято. Закон о национальной безопасности пока никто не отменил, что, строго говоря, в той или иной степени является ограничением свободы волеизъявления, хотя и по понятным причинам.
Про судебную систему можно сказать, что на судей в РК никто не может оказывать давление и действительно регулярно они выносят такие решения, которые очень не нравятся действующему правительству, президенту, правящей партии. В конце концов, импичмент Пак Кын Хе в 2017 г. одобрил Конституционный суд. Но если анализировать ситуацию в целом, то получается, что после смены правительства как-то чаще начинают сажать тех, кто теперь стал оппозицией. Регулярно после смены правящей силы «вдруг» открываются новые обстоятельства по рассмотренным делам, возобновляется следствие и в итоге выносят новое решение, чаще всего то, которое более в духе нового политического руководства. Показательна история с экс-президентом РК Ли Мен Баком. Под него стали активно копать, когда он еще был президентом, но не смогли ничего сделать. На выборах 2013 г. победила его соратница по партии Пак Кын Хе, расследования продолжились, но и тут Ли смог отбиться. А вот после победы политических противников Ли и Пак в лице демократа Мун Чжэ Ина уже удалось найти что-то против экс-президента и он в итоге оказался за решеткой. Получается, что либо суд почему-то не досмотрел раньше, либо искали не очень старательно, либо после смены политической силы решили проявить особое рвение. Таких примеров достаточно много, по поводу каждого из вердиктов есть официальные обвинения, но в целом, если обобщать, то складывается