В годы коронавируса число иностранцев в РК стало несколько снижаться. Это коснулось и россиян, но масштаб присутствия остался примерно такой же. Можно, конечно, сказать, что некоторые из граждан РФ (в подавляющем большинстве это женщины) приняли местное гражданство, вступив в брак с корейцем, но в численном выражении таких все же немного. В целом диаспора из России в Корее выросла, но прирост во многом обеспечили трудовые мигранты, которые приехали на заработки и работают на корейских заводах и фабриках. Отсюда и наиболее известные компактные места проживания – некоторые кварталы города Инчхон, ряд городов столичной провинции Кенги, а также провинция Южная Кенсан (юго-восток), город Кванчжу и провинция Южная Чолла (юго-запад) – это как раз места сосредоточения всевозможных промышленных зон Кореи. В Сеуле «русский» район (а заодно монгольский и среднеазиатский) – это кварталы в районе рынка Тондэмун.
Если же пытаться выделять в российской диаспоре какие-то социальные группы, то это уже упомянутые трудовые мигранты и члены их семей, чья доля в относительном выражении растет, бизнесмены (обычно это мелкий бизнес – торговля запчастями, косметикой и пр.), российские студенты, учащиеся в местных вузах и на языковых курсах, небольшая прослойка специалистов и инженеров, работающих по контрактам в крупных корпорациях типа Samsung, LG и других, россияне-преподаватели и единицы представителей иных групп. В «докоронавирусную» эпоху примерно пятую часть или до четверти общей численности российской диаспоры в РК составляли краткосрочные туристы, которых статистика также включает в состав иностранцев, находящихся на территории Южной Кореи, но тут состав весьма пестрый и сложно говорить об их заметном влиянии, так как обычно пребывание ограничивается пятью-семью днями.
Исходя из этой совокупности сумбурных факторов у корейцев часто складывается очень противоречивое отношение к России. С одной стороны, РФ – одна из политически значимых держав мира, член СБ ООН, имеет силы, чтобы противостоять США, обладатель ядерного оружия, с другой стороны – это страна глубокой духовной культуры, классической музыки, балета, а с третьей – из этой страны на заработки в Корею едут трудовые мигранты, то есть получается, что с экономикой и уровнем жизни не всё так гладко. Отсюда «винегрет» восприятия России и россиян в головах корейцев: одни вспомнят про красоты Санкт-Петербурга и Москвы, другие уважительно отзовутся о балете, а третьи снисходительно хмыкнут, сказав, что «у его знакомого на ферме в деревне летом россияне арбузы собирают, а потом просят устроить их на любую работу».
К сожалению, опросы по поводу восприятия России в Корее проводятся не так часто. Последний из доступных датирован 2016 и 2017 гг., но, судя по личным впечатлениям, его результаты очень типичны и, пожалуй, отражают и нынешнюю ситуацию. На вопрос о том, какие образы возникают у вас в голове, когда вы слышите слово «Россия», первая пятерка ответов была очень характерной: холод/зима – Путин – СССР/коммунизм – водка – Москва. Из «образов русской культуры» в сознании корейцев на первом месте был балет, а на втором с небольшим отрывом – водка. Толстой, Достоевский, Чайковский безнадежно отстали в этой гонке с водкой.
Вообще стоит признать, что у корейцев сильно влияние стереотипов, которые меняются очень и очень медленно. Многие до сих искренне считают (и касается это даже весьма образованных людей), что в России правит коммунистическая партия, а РФ – социалистическая страна. Этот образ силен даже у молодежи, хотя, казалось бы, в России уже выросло, стало взрослым и обзавелось своими детьми поколение, которое просто не застало эпоху Советского Союза. Но вот высказывания типа «страны соцлагеря – Китай, Россия и Северная Корея» регулярно допускают не только рядовые корейцы, но и очень образованные люди, включая профессуру Кореи. В Корее, безусловно, хватает и прекрасных специалистов по России, которые понимают все тонкости и детали политической ситуации в РФ, но в массовом сознании связка «Россия – коммунизм, социализм» до сих пор присутствует.
Как видится, это во многом отражает особенность корейского мировоззрения и реагирования на ситуацию. Корейцы очень быстро, легко внедряют, принимают и осваивают разные новые технологии, ноу-хау, но вот по части восприятия каких-то социальных явлений, других народов очень силен консерватизм и инерция, в чем-то неповоротливость мышления, если это, конечно, не касается тех стран, которые они считают для себя приоритетными – типа США. А потому Россия для многих – это до сих пор «коммунизм-водка-матрешка-балалайка».
Кстати, про водку – тоже очень устойчивый стереотип в отношении России. Многие корейцы могут поверить, если сказать, что россияне с утра, чтобы проснуться, выпивают стакан водки: «а иначе очень холодно». Про водку и россиян распространены подчас такие небылицы, что удивляешься, как в это могут верить взрослые люди. При этом, как мы уже говорили в главе 5, корейцы по части алкоголя – сами, что называется, «не дураки» и отнюдь не трезвенники. Рассказы же про то, что в России молодежь сейчас уже куда меньше и реже употребляет алкоголь, воспринимаются с недоверием, так как это ломает привычный стереотип.
В плане пробивания стены корейских стереотипов помогает сравнение с употреблением в РК блюд из собачатины. Раньше это было распространено, но в последние годы все больше уходит, молодежь есть собачатину редко, но такие рестораны все же есть, в том числе и в Сеуле, хотя и заметно меньше, чем прежде. Когда же корейцы порой надоедали мне расспросами по «литры водки, которые россияне якобы ежедневно пьют», я обычно говорил: «Ну а вы каждый день собаку едите!» После этого корейцы начинали энергично доказывать, что это стереотип, неправда и что это уже в прошлом. Тогда можно было сказать: «Теперь вы поняли, что я чувствую, когда вы говорите про наше увлечение водкой – то же самое, что вы по поводу собачатины. Слухи не на пустом месте, но сильно раздуты и преувеличены».
На бытовом уровне отношение к россиянам в Корее в общей массе – равнодушно-спокойное, по умолчанию доброжелательное, как к любым «нормальным иностранцам». Знают про Россию не так много, но укоренившихся веками предубеждений, как в отношении тех же японцев, нет. Кроме того, положительному восприятию помогает и то, что россияне чаще всего – это люди с европейской внешностью. А «белые, длинноносые и голубоглазые» – это для Кореи в первую очередь американцы, к которым отношение либо хорошее, либо как минимум уважительное.
Часть VII. «Новая нормальность», новая Корея…
Глава 37. COVID-19 – корейский сюжет
«В этой стране все меняется, причем очень быстро. Не меняется только одно – готовность все и радикально изменять…»
Пандемия коронавируса COVID-19 затронула всех нас, включая самые отдаленные уголки планеты. В итоге сейчас, когда мир выходит из этого почти трехлетнего кризиса, очевидно, что COVID-19 стал не просто «очередной эпидемией», с которой более-менее справились и забыли. В экономике, обществе, стиле межличностных взаимоотношений произошли такие изменения, что уже можно говорить про «жизнь до» и «жизнь после» коронавируса. Южная Корея в этом плане не исключение. И сама пандемия, и последствия, к которым она привела, в значительной мере позволяют еще лучше понять особенности корейского общества, того, как корейцы живут, в чем, собственно, и состоит цель этой книги.
Сначала несколько слов о том, как Южная Корея прошла через весь этот стресс, с позиции очевидца, тем более что кризис для Страны утренней свежести начался несколько раньше, чем для Европы и США.
Если обобщать, то корейцы с точки зрения объективных потерь (количество умерших, ущерб для экономики и прочее) пострадали куда меньше, чем мир в целом, однако в психологическом плане общая нагрузка была серьезная.
У Южной Кореи было несколько «тренировок», когда она смогла «набить свои шишки», совершить ошибки и сделать в итоге правильные выводы еще до COVID-19. Китай находится рядом с Южной Кореей, и в Поднебесной еще с начала 2000-х гг. происходили вспышки «птичьего гриппа» и прочих инфекций, которые в чем-то напоминали события, стартовавшие для всего мира с 2019 г. Для Южной Кореи главной репетицией стали события 2015 г. Мало кто сейчас об этом помнит, но тогда в Корее была вспышка коронавируса, хотя и другой разновидности, так называемого «верблюжьего гриппа», или MERS. Число жертв было сравнительно небольшое – 38 погибших при 186 зараженных. Но при этом корейцы именно тогда наделали кучу ошибок, которые потом совершали другие страны: не соблюдали меры гигиены, игнорировали предписания врачей и властей, отказывались от изоляции и госпитализации. И поведение корейских властей, а также врачей было, мягко говоря, далеко от идеального, на что и указали эксперты Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ). Тогда корейские СМИ, да и сами корейцы неоднократно посыпали себе голову пеплом, задавая вопрос: «Как мы – страна и общество, которое считает себя развитым – допускали такие ошибки?! Где наша медицина, которую мы расхваливаем перед иностранцами?!» В некоторой степени корейцам повезло – MERS оказался по степени летальности и заразности слабее COVID-19, а потому дело в стране не дошло до полноценной эпидемии.
Но тут нельзя списывать только на везение. Корейцы сделали выводы, отработали схемы обращения с больными, выявления и быстрой изоляции потенциальных носителей, чтобы не дать инфекции стремительно распространиться.
Все это в итоге пригодилось в 2019–2020 гг., когда стало понятно, что в Китае «происходит что-то очень нехорошее». Сначала корейцы все же пропустили проникновение COVID-19, в результате чего вспышка случилась в одном из крупнейших мегаполисов страны – городе Тэгу. Поначалу предпринимались активные попытки списать все на китайцев, да и впоследствии неоднократно были заходы, как в СМИ, так и в обществе в целом, что, мол, иностранцы заносят нам в страну заразу и не дают возможности победить коронавирус. Однако, как показали расследования и дальнейшие события, коронавирус был занесен в страну в первую очередь самими корейцами, которые прибыли из Китая, но скрыли факт посещения. Очагом стала закрытая секта «Синчхончжи», которая пользуется очень противоречивой и не лучшей репутацией среди верующих. Многие скрывали свои поездки в КНР по линии церкви, факт своей принадлежности к секте, что затрудняло выявление инфицированных на начальной стадии. Из-за этого Южная Корея и получила «свою» первоначальную вспышку в Тэгу.