Кузнечное дело — ремесло древнее и уже вроде не совсем нужное, но к
Михаилу Стожарову люди ходили всегда. Кому-то подковки, кому-то крючки рыбальные, но славился он главным образом как производитель элитного холодного оружия. Шашки, сабли, турецкие ятаганы, палаши и даже многие виды древнего оружия ковал этот чудо-кузнец. Без заказов не оставался.
Так и на этот раз, начальник порта передал ему рисунок, вырванный из книги, где был изображен французский мушкетер со шпагой, в огромной шляпе с торчащим из неё длиннющим пером. Миха как раз закончил работать над шашкой для командира казачьей сотни.
— Господин желает такое же оружие, как у этого мусью. Они на днях книжку прочитали, им очень понравилось и хотят научиться фигтованию. Сможешь сделать?
— Отчего не сделать? Я так думаю надо пару сделать?
— Зачем пару? — не понял посыльный. — Господин ничего о количестве не говорил.
— Для фехтования всегда пара нужна, если он не перед зеркалом будет, — пояснил Михаил. — А тем более для учебы напарник обязателен.
Посыльный ушел, оставив рисунок и задаток за работу в объеме пяти рублей.
Миха стал поучать Витьку, какова должна быть хорошая шпага. Не один день уйдет на ее изготовление. Надо несколько раз калить клинок по специальному рецепту, тайну которого знает только Михаил Стожаров. После этого шпагу можно будет завязать на узел, через неделю развязать — и она распрямится, не показав никаких признаков деформации.
Раздув как следует огонь, Михаил дождался когда сплав станет жидким и велел Витьке слить его в желоб. Красная, пышущая жаром, тягучая жидкость потекла в форму. Когда металл стал застывать, Миха коротко кивнул и Витька, подхватив сформовавшуюся массу длинными щипцами, и поставил перед кузнецом.
— Начали! — сказал Миха и легонько ударил маленьким молотком по еще мягкой, податливой стали.
Та глухо отозвалась, без звона, она еще была вязкой. Он пристукнул еще раз и вдруг услышал очень громкий звук, слишком громкий для такого слабого удара. Стены кузницы пошатнулись и Миха даже подумал, что он не рассчитал силы, ударив чересчур мощно. Закачалась южная стена и вдруг рухнула, обсыпав пол битым кирпичом. Поднялась пыль, и сквозь пелену Миха увидел, как раскололся прочный кузнечный горн, из которого выплеснулись остатки расплавленного металла и едва не обожгли его и стоявшего рядом Витьку.
Схватив помощника под локоть, кузнец отпрыгнул в сторону и отбросил молоток.
— Что? Что это? — Витька испуганно смотрел на дымящуюся красную лужу застывающего металла.
Из разрушенного горна продолжала вытекала струйка металла, поджигая рассыпаную ветошь.
Миха сгреб растерявшегося Витьку в охапку и выбежал на улицу и только там понял, что произошло.
Едва только они оказались под открытым небом, кузница задрожала и сложилась будто карточный домик. Булыжная мостовая под ногами взбугрилась и дышала словно живая, то поднимаясь, то опускаясь, отчаянно при этом охая.
Землетрясение — частый гость в этих краях, но такого сильного Миха никогда не видел. Земля стонала и гудела, воздух был наполнен громкими звуками — скрежет падающих балок, буханье лопающихся стекол, крики перепуганных людей. Лошадь с запряженной в нее бричкой, дико выпучив глаза, со слетающей с губ пеной, пронеслась мимо кузнеца и умчалась в порт. Витька хотел было броситься за ней, но Михаил удержал его.
— Сдурел что ли?
— Ее же остановить надо было! Она же в море свалится!
— Неча лошадь жалеть, когда люди гибнут.
И тут они оба увидели как стена соседнего дома взорвалась осколками кирпича. Миха готов был поклясться, что это больше похоже на прямое попадание артиллерийского снаряда, коих он немало перевидал в русско-турецкую.
Но сразу сообразил, что снаряд, выпущенный из корабельного орудия причинил бы куда больше разрушений, чем то, что они только что увидели. Разве что ядро на такое способно.
Он бросил взгляд в море и вдруг увидел на рейде множество парусов.
Такое количество парусных кораблей в одном порту он не встречал никогда.
Это было похоже… Да, это было похоже на осаду Южной Пристани турками, только тогда порт обстреливали не парусники, а тяжелые броненосцы.
Над одним из кораблей взвилось облачко белого порохового дыма. Несколько секунд спустя еще одно. Затем еще. Парусная эскадра обстреливала
Южную Пристань. Но и это было далеко не все — землетрясение еще не закончилось, земля продолжала дрожать. А Миха прекрасно знал, как дрожит земля при землетрясении и как — во время артиллерийского обстрела. Сейчас было понятно, что на город навалились сразу обе напасти. Вот только неясно откуда бы взяться парусникам? Нет, сейчас, конечно их еще много, но любому понятно, что на такую эскадру и со всего мира не наскребешь.
Рядом шарахнуло, крыша дома проломилась и из распахнутой двери на вспученную мостовую выкатилось тяжелое ядро. Миха посмотрел на вражескую эскадру и даже не попытался угадать каким кораблем оно было выпущено.
Зачем-то подобрав оказавшуюся под ногами шашку, предназначенную для командира казачьей сотни, он схватил Витьку за руку и бросился вниз по улице. Туда, где недалеко от порта находилась батарея береговой охраны, которая, судя по редким и нестройным звукам, открыла ответный огонь.
Люди реагировали на происходящее по разному. Кто-то истерически орал в продолжительном ступоре, кто-то бежал в горы, в которых надеялся укрыться от вражеских ядер, и лишь офицеры да солдаты короткими перебежками продвигались к порту. Михаил узнал среди них казаков, командиру которых он только что отковал шашку. Были среди них и матросы береговой охраны, свободные от смены. Они что-то кричали, но их голоса просто вливались в общий фон этой дьявольской какофонии.
Вокруг рушились дома, сыпались с неба чугунные ядра, весь мир скрежетал зубами и этот скрежет, эти хлопки и крики врывались в сознание, и без того перевернутое произошедшим. Миха продолжал волочить за собой Витьку, в одной руке держа шашку и, боясь кого-нибудь задеть, размахивал ею над головой, как верховой казак в кавалерийской атаке. Он тоже кричал, но не слышал своего голоса, обычно такого громкого, что мог перекричать даже вестовую пушку, выпаливающую каждый полдень заряд пороха в сторону моря.
Когда они добежали до порта, трясти перестало, но пушечная канонада продолжалась. Орудия береговой охраны, рассчитанные на бой с броненосцами, справлялись с парусными кораблями как с игрушками. Но ядра, несмотря на малую эффективность, все-таки принесли городу весьма ощутимый урон.
Наибольший вред нанесло землетрясение — город был похож на картину, которую Миха видел в прихожей начальника порта, когда принес ему выкованный стилет. На той картине был изображен конец света — разрушенные дома, бегущие люди.
Витька наконец пришел в себя и, приблизив губы к уху кузнеца, что было сил заорал.
— Дядь Мих, что это такое?
— Землетрясение, Вить, — так же прокричал Михаил, благо природа успокоилась и теперь можно было докричаться друг до друга сквозь шум морского сражения. — Правда, очень уж сильное.
— Это я и сам понял. А парусники откуда?
— Понятия не имею. Может мираж?
На некоторое время установилось затишье и только сорванный голос
Витьки прозвучал в неспокойном воздухе.
— А ядра тоже мираж? — спросил он и тут же рядом шлепнулось тяжеленное ядро и наполовину впаялось в мостовую.
— Твоя правда, Витя. Не знаю, откуда им взяться. Разве что турки снова на нас войной пошли.
— У них тоже давно на паровые машины перешли, а некоторые корабли, говорят, новые двигатели используют, нефтяные. — моторы Дизеля, — уточнил Миха. — Нет сейчас таких кораблей у турков. К Тому же, знамена у них не турецкие. Французы это. Так ведь мы с ними уже два века морей не делили. И опять же, почему парусники? Ни черта не пойму! Пойдем, у солдат узнаем.
Они подошли к группе солдат, столпившихся у развороченного пирса.
Канонада утихла, обе стороны были будто удивлены внезапно возникшей перепалкой.
Один из казаков показал рукой в море.
— Глядите! — воскликнул он. — Что это там?
В море, действительно, происходило что-то странное. Небо над неприятельской эскадрой озарилось мерцающим сполохом, переливающимся разными цветами. Паруса задрожали будто фантомы и стали медленно растворяться в воздухе. Набежавшие тучи заплакали дождем и корабли затерялись в его пелене. Михаил подобрал оброненный кем-то из офицеров бинокль с выдавленной правой линзой и поднес его к глазам. Свечение в небе резануло по зрачку и едва не ослепило — он сразу перевел бинокль на линию горизонта.
Эскадра исчезла. На неспокойных волнах близ порта покачивались обломки мачт с остатками такелажа на уцелевших реях, обрывки парусов, бочки, доски.
Среди плавучего хлама Михаил заметил чудом уцелевшую лодку с человеком, который отчаянными взмахами весел греб к берегу, словно пытался избежать соприкосновения с тем странным переливчатым свечением, которое теперь начинало опускаться к барашкам волн. Куда подевалась эскадра, никто и догадаться не пытался. Может быть, она была миражом, но разве миражи стреляют по портам чугунными ядрами? И это свечение, какова его природа? Михаил видел подобное явление, но в этих широтах его никогда не замечали, и при этом оно возникало лишь высоко в небе, оно рождалось выше туч и не опускалось так низко.
Между тем с берега послали уцелевший паровой катер, чтобы схватить гребца и подробно расспросить его о том, что это за эскадра, откуда она взялась и куда делась. Михаил, воспользовавшись суматохой, пробился к командиру казачьей сотни, ведя мальчишку за собой на буксире.
— Ваша шашка, господин есаул! — громко сказал он.
— Что? — человек в порваном на спине мундире обернулся и непонимающе посмотрел на кузнеца.
— Шашка ваша, готова, говорю!
— А, кузнец? Вишь чего творится? — казачий капитан взял в руки шашку, повертел ее перед собой.
— Ножны тоже были, — сказал Михаил. — Погребены под рухнувшими стенами кузницы. Жаль, хорошие ножны были. Хорошо хоть шашку спас.