Смелость поверить, что все возможно
В конце 1970-х в гималайском альпинизме произошли радикальные изменения, связанные с восхождениями в альпийском стиле, и во главе их вновь стоял Месснер. Он ежегодно возвращался в Гималаи, и в 1978 году вместе с Петером Хабелером совершил первое бескислородное восхождение на Эверест. Многие заранее критиковали планируемое восхождение, говоря, что это неоправданный риск и что даже если альпинисты доберутся до вершины, то не вернутся либо получат необратимые повреждения мозга. Но Месснер хорошо знал историю – несколько участников британских экспедиций 1920-х годов на Эверест побывали выше восьми километров без кислорода, причем поднялись на эту высоту, не имея современных одежды и снаряжения. Еще в 1924 году Эдвард Нортон преодолел отметку в 8600 метров, так что, по логике, не было ничего страшного в том, чтобы подняться еще на 250 метров выше. Но пока никто не совершил такой подвиг, и существовал колоссальный психологический барьер.
В ретроспективе довольно удивительно, сколько споров у современников вызвало первое бескислородное восхождение. Звучали обвинения в том, что Месснер и Хабелер украли кислород у участников австрийской экспедиции, в составе которой они шли на гору, или даже в том, что они спрятали под одеждой миниатюрные дыхательные аппараты. Авторитетный журнал Mountain Magazine сообщил, что «обвинение в использовании “тайного патронташа” с маленькими кислородными баллончиками столь же абсурдно, как и обвинение, выдвинутое после восхождения на Гашербрум I в альпийском стиле, что восходители прибегли к помощи “невидимых шерпов”». Способность Месснера к анализу, уверенность в себе и смелость действовать в соответствии с полученными выводами позволяли ему не раз делать новый шаг в развитии альпинизма, будь то восхождение в альпийском стиле в Гималаях, подъем на восьмитысячник в одиночку или без кислорода.
Едва бескислородное восхождение на Эверест стало свершившимся фактом, ситуация с альпийским стилем восхождений изменилась в корне. Будь искусственный кислород обязателен на высочайших горах, альпийский стиль был бы невозможен, поскольку кислородные баллоны и сопутствующее снаряжение слишком тяжелы, чтобы подниматься с ними в одиночку. Для доставки кислорода до места, где он потребуется, нужны носильщики. Чтобы обезопасить их подъем, нужны веревочные перила, по которым сравнительно безопасно можно передвигаться даже в плохую погоду. А люди, несущие груз, нуждаются в палатках, топливе, еде и так далее. Таким образом, чтобы обеспечить штурмовую связку альпинистов кислородом, необходима так называемая логистическая пирамида с вовлечением большого количества людей. Когда необходимость в кислороде отпала, любая гора стала теоретически достижима в альпийском стиле.
После Эвереста Месснер не стал почивать на лаврах. Всего через несколько недель он совершил полностью одиночное восхождение по Диамирскому склону Нанга-Парбат, несмотря на то что лавина уничтожила маршрут подъема и пришлось спускаться другим путем. Это потрясающее достижение, хотя оно привлекло меньше внимания общественности, чем бескислородное восхождение на Эверест. Два года спустя Месснер довел историю до логического завершения, взойдя на Эверест в одиночку, без кислорода, по частично новому маршруту и в муссон. Он еще раз доказал, что на самые высокие горы можно подниматься в легком и чистом стиле. Естественно, некоторые альпинисты начали задаваться вопросом, нельзя ли применить тот же подход на таком сложном маршруте, как Южная стена Лхоцзе.
Одним из таких восходителей стал французский врач Николя Жеже. Его предки по материнской линии были бургундскими виноделами, а матерью – известная фотограф Жанин Ньепс. Во время Второй мировой войны Жанин училась в Сорбонне, успела снять фильм о французском Сопротивлении и передать пленку союзникам, после чего принимала участие в освобождении Парижа в качестве связной. Ее командиром был Клод Жеже, родившийся в богатой женевской семье в 1917 году. Клод учился в Париже, намереваясь в дальнейшем работать в министерстве финансов. Но во время учебы выяснилось, что его больше интересует кино, и вскоре он устроился помощником режиссера. Вследствие политических предпочтений Клод вступил в Испанскую коммунистическую партию, но когда гражданская война закончилась поражением левых, вернулся во Францию. В начале войны Клода мобилизовали, однако после быстрого поражения Франции он приехал в Париж, вступил в общество артистов и политиков, центром притяжения которых стало знаменитое «Кафе де Флор» на набережной Рив Гош на Сене. Актриса Симона Синьоре, рассказывавшая, что «ожила», когда Жеже ввел ее в этот круг, описывала общество как «необычный мир, состоящий из художников, актеров, интеллектуалов, беженцев, писателей, поэтов, коммунистов, троцкистов и анархистов». Среди членов клуба были художники Пабло Пикассо и Альберто Джакометти, а Жан-Поль Сартр и Симона де Бовуар являлись завсегдатаями кафе, которое стало убежищем, куда крайне редко заглядывали немецкие оккупанты. Будучи коммунистом, Клод Жеже вступил в ряды Сопротивления под кличкой Мишлен. Позже он получил известность как кинорежиссер, сняв ряд картин, в том числе фильм «Да здравствует Сталин». Клод и Жанин поженились вскоре после освобождения Парижа от немцев. В 1946 году родился Николя, однако через семь лет его родители развелись.
С этого времени Николя виделся с отцом по выходным, в хорошую погоду Клод брал сына на скалодром в Фонтенбло в пригороде Парижа, где были валуны из песчаника, которые, хотя и не превышали нескольких метров в высоту, представляли отличную возможность для развития навыков скалолазания. На этих камнях выросло не одно поколение парижских альпинистов. Как ни странно, Жеже не увлекся скалолазанием в детстве. Ему нравилось проводить воскресные дни в Фонтенбло, он любил долгие пикники в парке, но само место не считал идеальным для скалолазания: зацепов имелось немного, они были слишком широки для детских рук, а подошвы ботинок проскальзывали на песчанике. По мере того как Николя рос как альпинист, простые скалы Фонтенбло интересовали его все меньше.
Жеже серьезно увлекся альпинизмом только в конце 1960-х, то есть когда ему было более двадцати, и уже через несколько сезонов стал одним из самых смелых и техничных альпинистов своего времени. Список его восхождений в Альпах впечатляет. Это, в том числе, первые соло на сложнейших классических маршрутах, проложенных знаменитыми альпинистами прошлого. Жеже нравилось идти буквально по стопам таких людей, как Альберт Маммери, Арман Шарле и Вальтер Бонатти[19]. Он мог прикоснуться к истории, оказавшись, например, на выступе на пике Эгюий-дю-Грепон, где Маммери и двое его спутников пили шампанское во время первого восхождения в конце XIX века. Повторение таких маршрутов позволяло Жеже оценивать собственное развитие. Он с удовольствием лазал в связке с другими альпинистами, но чувствовал себя равно комфортно и в одиночку. В 1973 году он совершил первый полный соло-траверс Эгюий-де-Шамони – впечатляющего гребня из скалистых вершин над главным альпийским курортом Франции. Два года спустя он поднялся по маршруту Бонатти-Гобби на второстепенной вершине массива Монблан Гран-Пилье-д’Англь, прежде чем переключиться непосредственно на центральный контрфорс Френей, один из сложнейших маршрутов начала 1960-х, который пролез за шесть часов. Mountain Magazine назвал эти два восхождения выдающимся достижением.
Жеже учился на врача, но решил прервать учебу и стать горным гидом. Соответствующую квалификацию он получил в 1975 году. Один из экзаменов включал забег по Эгюий-Руж, гряде скалистых вершин над Шамони. Экзамен засчитывался, если претендент проходил маршрут менее чем за пять с половиной часов, неся двенадцатикилограммовый рюкзак. На финише в числе прочих экспертов ждал легендарный гид Арман Шарле, который придирчиво осматривал соревнующихся.
Жеже решил сыграть на своей репутации культурного парижанина. Убедившись, что соперники далеко позади, он остановился за несколько сотен метров до финиша вне поля зрения судей. Вытерев пот, Жеже надел чистую выглаженную рубашку и причесался. В качестве завершающего штриха он закурил сигарету, а затем пересек финишную линию. Даже обычно ворчливый Шарле оценил шутку и улыбнулся. Но такое сходило с рук далеко не всегда. Не лезшему за словом в карман Жеже порой не удавалось расположить к себе жителей Шамони. Во французском скалолазании между местными и парижанами всегда существовало соперничество, непростой характер Жеже усиливал это противостояние, и часто не получалось подыскать равного по уровню партнера для лазания.
В 1977 и 1978 годах Жеже побывал в Перу, совершив несколько сложных сольных первовосхождений в хребте Кордильера-Бланка. Он считал, что, в отличие от Альп, Анды предлагают много новых красивых маршрутов. Уже в этих перуанских экспедициях можно увидеть эволюцию альпинистской философии француза. В 1977 году он отправился в горы с командой из шести человек, включая трех гидов из Шамони, тем не менее совершил большинство восхождений соло. В 1978 году его сопровождал только фотограф, не имевший альпинистского опыта. Чего бы ни добивался Жеже в горах, ему пришлось делать это в основном в одиночку. Он не сильно беспокоился об отсутствии компании и сделал несколько первопрохождений, а кроме того, стал вторым человеком, прошедшим Южную стену Альпамайо, фантастически красивой горы, затратив всего два с половиной часа.
После Альп и Анд высочайшие горы Земли, очевидно, должны были стать следующей ступенью в развитии Жеже, и он получил возможность побывать в Гималаях, когда французы организовали экспедицию на Эверест в 1978 году. Руководитель экспедиции Пьер Мазо был другом Клода Жеже и впервые увидел его сына, когда тот в одиночку пролез мимо Мазо и его напарника в кулуаре Джервасутти на Монблан-дю-Такюль, не оставив у Мазо никаких сомнений в исключительных способностях Николя к альпинизму. В ходе эверестовской экспедиции Жеже и его напарник Жан Афанасьев стал