Это была, пожалуй, самая сильная команда, но ей не удалось решить проблему верхней части стены. Кунавер, однако, не терял надежды. Они многого добились, и ему казалось, что единственное препятствие – погода. За долгие недели, проведенные на стене, не выдалось ни одного полного дня хорошей погоды. И Кунавер решил предпринять последнюю попытку, но не штурмовать вершину, а достичь гребня в точке, расположенной значительно левее. Это позволило бы экспедиции впервые пройти по центру Южной стены и выбраться на главный гребень, даже если шансы пройти по нему до вершины крайне малы.
Большинство высотников в команде к этому моменту были измотаны, ранены или больны, и остались только два альпиниста, могущие совершить сложное восхождение, – Франчек Кнез и Ваня Матиевец. Кнез был одним из самых молодых участников экспедиции, однако он участвовал в восхождении на Эверест двумя годами ранее. Кнез представлял поколение словенских альпинистов, которые во второй половине 1970-х поднимали стандарты лазания в Юлианских Альпах на новые высоты. Его называли «гуру современного словенского альпинизма». Матиевеца скорее можно считать рядовым альпинистом, однако он совершил несколько сложных восхождений в Альпах, а на вершине Эвереста двумя годами ранее не побывал лишь потому, что пришлось помогать второй двойке, которая попала в беду на спуске с вершины. Некоторое время назад Кнез и Матиевец, ходившие со своими напарниками, объединились в команду из четырех человек для подъема по новому маршруту на Северной стене Гранд-Жорас. Так что это была отличная связка…
Кунавер включил музыку в вечернем радиоэфире, чтобы поднять настроение для решающего рывка. Все знали, что от следующего дня зависит судьба экспедиции. В три ночи Кнез с Матиевецем проснулись и начали готовиться к выходу, в пять отправились в путь. Сначала им пришлось спуститься примерно на сто метров и траверсировать склон влево, пробираясь в нестабильном снегу глубиной по пояс, затем они преодолели подъем к началу большого снежного поля под большим треугольным скальным контрфорсом. Погода держалась отвратительная, видимость была почти нулевой, вдобавок начался сильный снегопад. И вскоре лавины, как водопады, хлынули по склону со всех сторон. Дальше пришлось пересечь снежное поле по целой серии заструг – неустойчивых снежных гребней, выточенных ветром. Расстояние от одной заструги до другой составляло от двадцати до тридцати метров, но промежутки между ними были до десяти метров глубиной, так что общая дистанция, которую требовалось преодолеть альпинистам, оказалась гораздо больше, чем если бы они шли по ровному склону. Снег был мягким, особенно на дне каждого углубления между застругами, но в целом выдерживал вес человека. Однако когда веревка сильно врезалась в гребни заструг, она буквально спиливала огромные участки снега, которые беззвучно улетали вниз, в облака, и это было очень страшно.
Восходители вышли на связь с базовым лагерем в 7:30 утра, в голосе их чувствовалось напряжение. Собравшиеся внизу тоже нервничали, понимая, что восхождение чрезвычайно рискованно. Кунавер, пока имелась возможность, наблюдал в бинокль за перемещением двух крошечных точек по снежному полю. Казалось, они быстро продвигаются вперед, но вскоре наполз уже привычный утренний туман, и руководителю пришлось полагаться только на радиосвязь. Кнеза и Матиевеца пугало чувство незащищенности в этом огромном погодном котле, становилось чуть легче, когда туман сгущался и скрывал пропасть. В мягком порошкообразном снегу часто не удавалось закрепиться как следует и приходилось полагаться исключительно друг на друга и верить в то, что никто не сорвется. Когда появлялась возможность – выступавшая из-под снега скальная поверхность, альпинисты старались закрепиться как следует, но для этого приходилось снимать вторые перчатки, и все равно крюки не удавалось вогнать как надо в рыхлую породу, так что страховка давала скорее психологическую защиту. Часто гребни заструг оказывались прочными и твердыми, но ложбины между ними были полны ненадежного снега, грозящего сойти со склона вместе с людьми.
К восьми утра у Кнеза закончился кислород, у Матиевеца он тоже был на исходе. Они не поняли, почему он иссяк так быстро, но рады были избавиться от тяжелых баллонов. Акклиматизация у обоих восходителей была более чем хорошая, они не слишком ощущали высоту даже на восьми километрах и продолжали идти через заструги. На вершинах этих гребней встречались огромные снежные карнизы, созданные игрой ветра, которые, казалось, вообще не подчинялись силам гравитации. Альпинисты не могли понять, как так много снега может держаться на отвесной стене. Время от времени они выходили на связь с базовым лагерем. В 12:30 они сообщили Кунаверу, что продолжать подъем стало слишком рискованно. Руководитель ответил, что у них полная свобода действий и что безопасность в приоритете, даже если гребень совсем близко. Вся команда желала им успеха, но понимала, что требуется предельная осторожность. Сквозь просвет в тумане находившиеся в базовом лагере увидели, что штурмовая двойка находится примерно в двухстах метрах ниже вершинного гребня. Завершив сеанс связи, Кнез с Матиевецем решили все же продолжить путь в надежде, что удастся достичь цели.
Через некоторое время Кунавер вышел в эфир и услышал обрывки разговора. Кнез от усталости забыл выключить рацию. Все в лагере сгрудились возле радиостанции, прислушиваясь к драме, которая разыгрывалась наверху. Из доносившихся фраз трудно было понять, что именно происходит, но общая картина была ясна. Кнез спросил, сколько свободной веревки осталось, он хотел попробовать пройти выше. Матиевец ответил, что восемь метров и что сам он занял хорошую позицию для страховки. Кнез сообщил, что пытается добраться до скал, но состояние снега впереди очень плохое. Матиевец спросил, может ли Кнез подстраховать, чтобы он поднялся к нему, тогда освободится больше веревки.
Трение от веревки, вреза́вшейся в гребни заструг, было настолько сильным, что ведущему связки было трудно подниматься. В следующий момент Кнез ступил на широкий и с виду прочный снежный уступ, который вдруг оторвался, и он полетел вниз. Матиевец почувствовал, как веревка стала скользить в руках, и инстинктивно сжал ее. Последовавший рывок сдернул его со склона, он полетел в пропасть, но через мгновение падение остановилось. Оба должны были погибнуть, но веревка чудом врезалась в гребень почти вертикальной заструги, и альпинисты повисли по обе стороны ее. Матиевец с помощью ледоруба осторожно пролез вверх, до образовавшейся в заструге щели, и увидел, что Кнез не пострадал.
Они продолжили подъем и вскоре увидели скальную башню на вершинном гребне. От него альпинистов отделял лишь короткий крутой траверс. Наконец Кнез вылез на гребень и, несмотря на сильный снегопад, смог разглядеть в просветах между облаками Западный цирк. Страшной силы ветер гнал облака через гребень. Чувства радости от достижения цели словенцы не испытали – слишком они вымотались и слишком опасной была ситуация. Оба они, будучи опытными альпинистами, прекрасно понимали, что вершина – это лишь половина маршрута, и Кнез сразу же предложил спускаться. Шансов продолжить путь к вершине не было вообще. Из-за снега и тумана порой они не видели и на пару метров вперед. По оценкам Матиевца, продвижение к вершине заняло бы не меньше дня.
Матиевец считал восхождение настолько опасным, что был готов на что угодно, лишь бы не возвращаться тем же путем. Он чувствовал, что единственный шанс выжить – уходить на другую сторону. Это означало спуск по непройденной части Западной стены Лхоцзе и по необработанному маршруту. Западная стена не столь крутая, как Южная, но все равно непростая. Им обоим довелось видеть ее с Эвереста, и Матиевец полагал, что такой спуск осуществим. Но если спускаться по новому маршруту, придется самостоятельно идти через Западный цирк, а затем по ледопаду Кхумбу, к базовому лагерю Эвереста. Несмотря на то что уже сотни альпинистов к тому моменту проходили по этому классическому маршруту, он далеко не тривиальный, а палаток и спальных мешков с собой не имелось. Можно было надеяться на везение – что их приютят экспедиции, совершающие восхождение на Эверест, но представится ли такая возможность, никто не знал. Выбор предстоял отчаянный – примерно перед такой дилеммой оказались братья Месснер на Нанга-Парбат одиннадцатью годами ранее. Матиевец связался с базовым лагерем и спросил, удастся ли организовать прилет вертолета, который мог бы забрать их прямо из Западного цирка.
От такой перспективы у Кунавера волосы буквально встали дыбом. Двойка хотела спуститься по незнакомому рельефу без закрепленных веревок, без поддержки и без лагерей. Вертолет не смог бы долететь до верхней части Западного цирка – на такой высоте воздух слишком разрежен. В лучшем случае пилоту удалось бы поднять машину чуть выше 6 тысяч метров, но и то в зависимости от погоды. Неизвестный маршрут, пусть даже по менее крутой стене, мог оказаться смертельной ловушкой, и остальные участники команды не смогли бы прийти на помощь. Несмотря на сомнения, Кунавер попытался связаться с аэропортом Катманду. Ранее экспедиция не раз общалась с диспетчером по радио, узнавая погоду, но в этот раз, видимо, из-за бури сигнал не проходил. Близился вечер, и Кнезу с Матиевцем требовалось принимать решение, причем быстро, иначе в перспективе ждала холодная ночевка на огромной высоте в непогоду. Но они продолжали спорить и обсуждать варианты. Кнез считал, что, хотя спуск по пути подъема труден, это единственный шанс, тогда как, по мнению Матиевца, Западный цирк был предпочтительней. Он с ужасом думал о том, как придется спускаться по застругам. К шести вечера время вышло, а решение так и не приняли. Наконец Кнез просто сказал: «Я иду вниз, как поднимались, а ты делай что хочешь». Затем они связались с базой, чтобы сообщить, что возвращаются тем же маршрутом, и начали отчаянный спуск сквозь снег и облака. Кунавер понимал: сам факт того, что у альпинистов хватает сил спускаться, что они не пытаются устроить бивак, – хороший знак. Внезапн