Тем временем поляки продолжали работать на стене. После того как первая команда сошла с дистанции, вперед пошли Кукучка, Холда и Павловский. В верхнем лагере Павловский почувствовал недомогание и остался в палатке, а Кукучка с Холдой отправились наверх. Скальная стенка Большого барьера оказалась очень сложной, удалось провесить восемьдесят метров веревки лишь к двум часам дня. Затем Кукучка, который лидировал на последнем отрезке, спустился к Холде, и они отправились вниз через котловину, не связываясь. Вскоре Кукучка снова вышел вперед и сказал Холде следовать за ним. Уклон здесь составлял порядка пятидесяти градусов, снег держал хорошо, но срыв вряд ли бы удалось остановить, поскольку ниже крутизна склона увеличивалась, а затем шла отвесная стена центрального кулуара. Кукучка опережал Холду где-то на пятнадцать метров, почти все время держа его в поле зрения, но в какой-то момент отвлекся, а когда повернулся, не увидел напарника. Кукучка не услышал крика и не заметил никаких следов срыва. Он начал судорожно озираться вокруг и вдруг разглядел метрах в двухстах ниже кувыркающийся по склону рюкзак. Кукучка понял, что Холда, должно быть, разбился насмерть. В отчаянии он связался по рации с базовым лагерем, попросив снизу через бинокль поискать товарища на стене, хотя чувствовал, что надежды нет.
Фоке и Фин, уже третий день находившиеся на склоне, продвинулись до отметки 7200 метров и стали траверсировать вправо к изрезанному гребню, который вел к началу центрального отрога. Добравшись до небольшого снежного пятачка, они решили дальше не идти и стали копать площадку для палатки. Было еще довольно рано, но хотелось как следует отдохнуть и подготовиться к следующему дню – предстояло преодолеть несколько очень сложных участков. В какой-то момент послышался грохот лавины, которая сходила по кулуару справа. Проследив, как мощный поток снега докатился до бергшрунда у подножия стены, французы с ужасом увидели среди обломков льда тело человека. Они сразу поняли, что один из поляков сорвался. Увиденное потрясло обоих, и они стали обсуждать, стоит ли продолжать. В конце концов Фоке сказал, что хочет уходить, потому что риск слишком велик. В полночь французы начали спуск и вернулись на базу около девяти утра.
Фоке решил отправиться в трекинг со своей девушкой, оставив, таким образом, Фина без партнера. По возвращении во Францию Фин написал статью в один из профильных журналов, в которой изложил происшедшее, а Фоке написал свою статью, в которой утверждалось, что решение повернуть назад было совместным. Это внесло определенный разлад в их с Фином отношения. Американский альпинист Марк Твайт, который позже ходил на горы с Фоке, говорил, что тот испугался, увидев падение Холды, и настоял на спуске, тогда как Фин хотел продолжить восхождение. К этому заявлению стоит относиться с осторожностью, поскольку Твайт поссорился с Фоке в одной из экспедиций. Помимо срыва Холды, на решение французов повлияли постоянные камнепады. Тем не менее из рассказа Фина ясно, что он был готов продолжать подъем. Поляки, в свою очередь, не увидели ничего неожиданного в том, что французы решили уйти с горы.
Польские альпинисты в базовом лагере отдыхали – кто-то играл в шахматы, кто-то читал, когда заработала рация и послышался взволнованный голос Кукучки. Не теряя времени, Фиут, Хайзер и Донсал собрались, взяли бинокль и рацию, пересекли ледник и стали осматривать склон у начала центрального кулуара, куда, предположительно, мог упасть Холда. Они никого и ничего не увидели, да и это вряд ли было возможно ввиду большого количества трещин, в которые могло провалиться тело. Когда стемнело, все трое поплелись обратно через ледник к базовому лагерю. Шли молча, говорить было не о чем. За ужином все пытались поддерживать беседу, но смерть Холды никому не давала покоя. Наконец Велицкий спросил, сколько ему было лет. Слово «было» стало для Донсала последней каплей. Он ушел в палатку, но не мог избавиться от тяжелых мыслей. Он думал о девушке Холды, о своей матери, о доме и о том, что они делают на этой горе.
Погода держалась отличная: голубое небо и яркое солнце, но из-за гибели Рафала Холды у Кукучки опустились руки. Он снова связался с нижними лагерями и спросил: «Что будем делать? Не уверен, что мы справимся». Это было очень непохоже на него. В экспедициях Кукучка последним поворачивал назад и всегда рвался вверх, когда остальные колебались или сдавались. Начались споры. Настрой на восхождение, естественно, пропал. До несчастного случая семь из одиннадцати участников команды хотели предпринять попытку восхождения, но теперь все заговорили о возвращении домой. Кукучка и Павловский еще были на горе, все остальные собрались в палатке-столовой базового лагеря. В случае подобных происшествий команде приходится решать, продолжать экспедицию или нет.
Экспедиция Анджея Завады 1971 года на Куньянг Чхиш стала важным событием для всех польских альпинистов. До этого польские экспедиции в большие горы не проводились тридцать два года, и потому появился отличный шанс совершить серьезное восхождение. Команда Завады тогда понимала, что, если вернется домой с поражением, да еще с учетом политической ситуации в коммунистической Польше, не исключено, что новый шанс побывать в Гималаях представится нескоро. В глазах польских властей успешное восхождение свело бы на нет даже гибель кого-то из участников команды. По сути, выбора тогда не оставалось, экспедиция вернулась в Польшу с победой, и Завада, можно сказать, обеспечил и политическую, и финансовую поддержку последующих польских экспедиций.
Политическое давление на экспедицию на Лхоцзе в 1985 году было значительно меньше, чем на экспедицию Завады, тем не менее требовалось принять решение. Януш Майер никогда не руководил экспедициями авторитарно, поэтому, как правило, к его мнению прислушивались и охотно следовали его указаниям. Но сейчас Велицкий начал спорить и заявил, что прекращает восхождение. Большинство других альпинистов, похоже, разделяли его точку зрения. Донсал сказал, что готов продолжать восхождение, если останется достаточно людей. Хайзер колебался. Конечно, смерть друга сильно повлияла на ситуацию, но, как и Донсал, Хайзер еще не был готов сдаться. Он бродил по базовому лагерю словно пьяный, не зная, как поступить. Он боялся трудностей на Большом барьере и сомневался в победе без таких хороших восходителей, как Велицкий и Фиут. Хайзеру хотелось попасть в первую штурмовую группу, но не лидировать на прохождении Большого барьера. Он заявил о готовности идти на вершину при условии, что кто-нибудь возглавит прохождение Большого барьера. Таковых не нашлось. Большинством голосов альпинисты решили сворачивать экспедицию и начали собираться домой.
Спустившись в базовый лагерь, Фоке и Фин рассказали, как видели падение человека, и объяснили, где он находится. Выяснилось, что Холда упал в трещину на высоте около 5500 метров. Туда было слишком опасно добираться из-за риска обрушения скал и сераков, и пришлось отказаться от попытки достать тело.
Поляки теперь стали относиться к французам с гораздо большим уважением после их попытки восхождения. Вначале польские альпинисты несколько настороженно посматривали на французов – как-никак соперники, пусть и идущие по другому маршруту. Возможно, даже имело место некоторое снисхождение – оба француза были молоды, худощавы, невысоки (рост и Фина, и Фоке не превышал 170 сантиметров) и у обоих небольшой опыт гималайских восхождений. Поляки в основном были старше, имели более крепкое телосложение, а гималайского опыта им было не занимать. Французы, в свою очередь, считали, что у поляков довольно примитивное снаряжение. Фин с Фоке носили новейшие куртки Millet и взяли самые современные альпинистские инструменты, по сравнению с ними поляки казались и «босыми», и «раздетыми». Но когда французы увидели, как их соперники лазают, когда поняли, что даже смерть товарища не обескуражила их, стало очевидно, что польские альпинисты в состоянии компенсировать материальные недостатки мастерством и волей.
Хайзер собирал вещи в палатке, но тут к нему заглянул Венсан Фин. Они разговорились. Фин сетовал на то, что Фоке отказался от новой попытки восхождения. Хайзер сочувствовал. Фин сказал, что его экспедиция закончена, если только Хайзер не захочет пойти с ним в связке. Для поляка это предложение оказалось неожиданным. Он был впечатлен заявкой французских альпинистов на Лхоцзе и впервые понял, что альпийский стиль возможен даже на таком сложном маршруте. Хайзер спросил Фина, сможет ли он лидировать на ключевых участках Большого барьера, и тот ответил утвердительно. Но оба они понимали, что шансы на успех будут лишь в случае, если на гору пойдут две связки. Новоиспеченная двойка оповестила о своих намерениях Майера. Майер был готов поддержать любую затею, лишь бы не бросать восхождение на полпути. Все вместе они отправились поговорить с Донсалом. Тот тоже был не прочь попробовать, но требовался еще один участник. Они полагали, что, вероятнее всего, ответит согласием Кукучка. И действительно, тот сказал да, хотя и не без сомнений.
Франко-польское сотрудничество словно придало новых сил. Большинство участников польской команды отправились домой. Велицкий попрощался с Хайзером и пожелал удачи, сделав несколько двусмысленное замечание, что-то вроде «надежды юношей питают». Похоже, Велицкий не сожалел о принятом решении. А Хайзер все же верил, что это решающий момент и что они справятся, как это случилось во время его экспедиции на Тирич-Мир. Фин был рад объединиться с поляками, хотя у него имелись вопросы как к выбору маршрута, так и к стилю восхождения. Но после того, как Фоке сдался, поляки стали последней возможностью для Фина взойти на Лхоцзе.
Они дождались окна хорошей погоды. 29 октября Фин и Хайзер вышли из базового лагеря. На следующий день за ними последовали Кукучка и Донсал. Когда вторая двойка отправилась на склон при свете луны, погода была идеальной. Дул легкий ветер, кошки хорошо держали. Кукучка пер, как паровоз, и они добрались до второго лагеря за рекордное время. Выпив чаю и перекусив, двойка продолжила подъем к лагерю III. На следующий день они добрались до пятого лагеря, испытывая одновременно надежду и терзаясь сомнениями. Был конец сезона, уже заметно холодало, но по утрам держалась яс