Посмертно изданные дневники Кукучки, которые он вел во время экспедиции, дают хорошее представление о его мыслях на восхождении. Они показывают, что он вовсе не был суперменом и жаловался на усталость, на боль и на тяжелый рюкзак. Но одновременно чувствуется его огромное стремление к достижению цели, проявлявшееся не столько во вспышках энтузиазма и энергии, сколько в постоянной решимости добиваться задуманного, невзирая на усталость, недостаточную мотивацию товарищей по команде и плохую погоду. В дневниках Кукучка мало занимался самоанализом и не пытался выяснить мотивы, которые побуждали его к восхождениям. Похоже, он никогда не сомневался. Альпинизм просто был тем, что он знал, что мог и что хотел делать. Это резко контрастирует с размышлениями о мыслях и мотивах, которые часто встречаются в книгах Месснера.
Кукучка, желая лучше акклиматизироваться и набрать форму, уговорил нескольких товарищей по команде составить компанию в восхождении на шеститысячный Айленд-Пик неподалеку от Лхоцзе. Кукучка поднимался медленно, а когда ухудшилась погода, альпинисты сбились с пути и вернулись в лагерь только к ночи. Утром Кукучка чувствовал неловкость из-за того, что подвел товарищей, совершив на восхождении несколько ошибок, характерных скорее для новичка. Что еще хуже, три рации, которые Кукучка нес с собой, промокли и перестали работать. Коллеги отпускали шуточки в его адрес, и с этим пришлось смириться.
На следующий день Павликовский, Пясецкий и Копыс вновь отправились обрабатывать маршрут, а Мариани и Кастельнуово планировали снимать их. Но произошло недоразумение, и поляки ушли, не дождавшись, пока операторы наладят аппаратуру. Мариани попытался объяснить им, что фильм имеет решающее значение для финансирования экспедиции, но получил ответ, что это его проблемы. Итальянец вернулся в базовый лагерь в ужасном настроении. В целом можно сказать, что между поляками и швейцарско-итальянской кинокомандой пробежала кошка. Мариани обвинил поляков в том, что они поступились безопасностью ради экономии. Он подозревал, что некоторые участники продали полученное от спонсоров новое снаряжение, купили дешевую замену, и перила пришлось провешивать с учетом нехватки, например, крючьев для создания необходимых точек страховки. Возможно, Мариани ошибался насчет продажи снаряжения, но микроклимат в коллективе точно лучше не становился. Кастельнуово сравнил провешенные поляками веревки с традиционным чешским лазанием по песчаниковым скалам, когда на страховочной веревке вяжут узлы и заклинивают ее в трещине. Но уровень опасности на скалах Богемии куда ниже, чем на Южной стене Лхоцзе.
И действительно, Кукучка едва не погиб. Обрабатывая маршрут, он пристегнулся к точке страховки, сделанной товарищами. Крутизна склона в этом месте была не очень большой, но крюк выскочил, и Кукучка полетел вниз. Размахивая руками и крича «боже мой!», он пролетел несколько десятков метров, прежде чем сумел ухватиться за одну из старых веревок и остановить падение. Будучи религиозным человеком, Кукучка благодарил Бога за спасение. Возвращаясь в базовый лагерь, он сбился с пути на леднике. Казалось, что все идет не так. У Мариани сломалась новая видеокамера, Кукучка долго не мог прийти в себя после срыва, в довершение всего почта из Катманду, которую они сильно ждали, все не прибывала.
Все время, пока обрабатывался маршрут, погода стояла плохая, и была высокая лавинная опасность. Но работать альпинисты не прекращали. Однажды Кукучка и Павловский пробивались по глубокому снегу выше лагеря II, когда послышался леденящий кровь треск. Он доносился от одного из сераков выше. Оторвись одна из этих огромных глыб льда, шансов выжить не осталось бы. Это стало хорошим напоминанием о том, что даже на относительно безопасном рельефе, по которому прокладывался маршрут, полно опасностей. Альпинисты думали, куда идти дальше, и взяли левее, к снежному гребню, чтобы обойти сераки стороной. Заночевав на этой высоте из-за недостаточной акклиматизации, Кукучка и Павловский наутро стали думать, продолжать ли восхождение – было облачно, шел снег.
Кукучка беспокоился. Он выбрался из палатки понаблюдать за погодой и под грохот сходивших лавин размышлял, как поступить. В конце концов они пошли дальше, но, набрав порядка двухсот метров высоты, увидели на горизонте черные тучи, сдались и вернулись в базовый лагерь. В палатке-столовой они увидели француза Ива Баллю, нового участника экспедиции. Баллю, альпинист и парапланерист, несколькими месяцами ранее провел первый в истории курс парапланеризма в польских Татрах, и Кукучка пригласил его присоединиться к команде. Баллю не стремился взойти на Лхоцзе, но надеялся забраться повыше и спуститься с горы на параплане.
Сентябрь подходил к концу, а работа по подготовке маршрута и переноске грузов продолжалась. Продвижение шло мучительно медленно, моральный дух команды был низким. Десять дней альпинисты пытались пройти от лагеря II до лагеря III, притом что этот участок один из самых легких. А еще предстояло добраться до лагеря V, затем шел Большой барьер, где ждали основные трудности. Кукучка также думал о выборе напарника для штурма вершины. Кандидатуры он ни с кем не обсуждал. В дневнике Кукучка выражал сомнения относительно Рышарда Павловского, но, как впоследствии оказалось, именно с Павловским он попытался подняться на вершину.
Кукучка хотел вдохновить товарищей на дальнейшее продвижение по маршруту, но зачастую первым приходилось идти самому. Он установил лагерь III вместе с Кастельнуово, Павловским и Павликовским. Затем с Кастельнуово вернулся в лагерь II. Проснулись они на следующее утро от грохота лавин. Выглянув из палатки, Кукучка с досадой увидел плотную облачность. Он связался по рации с лагерем III, чтобы убедить связку Павловский – Павликовский продвинуться дальше вверх, несмотря на непогоду, но те много пройти не смогли и вскоре повернули назад. Кукучка был разочарован, но дал указание спускаться на базу, где жизнь шла своим чередом: Лешек Чихи отмечал день рождения, все допоздна пили водку и разбавленный спирт и даже танцевали.
В последний день сентября погода не наладилась, и все альпинисты отдыхали в базовом лагере, сидя в палатках. В середине дня Баллю решил выйти наружу размяться и обнаружил, что Лхоцзе наконец-то показалась из облаков и сияет в лучах послеполуденного солнца. Он думал, что остальные еще не успели заметить перемену, но внезапно увидел Кукучку с биноклем, пристально изучающего маршрут.
С началом октября погода изменилась: посвежело, небо очистилось, и это вселяло надежду. Подождав сутки, чтобы свежевыпавший снег слежался, поляки отправились на стену. Когда Кукучка поднялся выше первого лагеря и оказался в месте, которое часто простреливалось камнями, он внимательно посмотрел наверх, прежде чем идти дальше, но на склоне не было заметно никакого движения. Он постарался пройти этот опасный пятнадцатиметровый отрезок побыстрее и начал подниматься. Внезапно Кукучка почувствовал резкую боль выше колена и увидел, как что-то темное полетело вниз, в пропасть. Боль в ноге становилась нестерпимой, но он знал, что должен как можно скорее убраться из опасного места. Ему удалось добраться до палатки, где ждали Павловский и врач команды Михаил Кулей. Кукучка заполз в палатку и стал осматривать ногу. Перелома не было, но ощущения по-прежнему были не из приятных. Полежав несколько минут, Кукучка сказал, что может продолжать, и каким-то образом дошел до второго лагеря, несмотря на боль.
Улучшение погоды позволило Павликовскому, Пясецкому и Копысу установить лагерь IV, и группа Кукучки поднялась туда, чтобы переночевать, однако, когда альпинисты добрались до места, все почувствовали сильную усталость, особенно врач по фамилии Кулей, который не хотел ни есть, ни пить, а сразу лег в углу палатки и отключился. Кукучка понял, что лучше сопроводить Кулея вниз, но в то же время опасался, что это замедлит дальнейшее продвижение, и потому рискнул позволить Кулею спуститься одному. Врач сильно устал, но физическое состояние его было нормальным.
После обеда Кукучка и Павловский в ветреную погоду добрались до места, где планировали установить палатку пятого лагеря, выкопали в снегу площадку и сели отдыхать, но тут их вызвала база. По рации сообщили, что видят в бинокль, как спускается Кулей. Врач шел очень медленно, проваливаясь в снег и иногда сидя на месте по десять и более минут, прежде чем ему удавалось прийти в себя и продолжить путь. Каждая последующая остановка длилась дольше, но всякий раз Кулей находил силы идти дальше. Довольно поздно Павликовский и Пясецкий решили, что стоит идти на помощь. Только в десять вечера по радиосвязи Пясецкий узнал, что Кулей благополучно прибыл в лагерь II после двенадцатичасового спуска.
Кукучка по-прежнему переживал из-за того, что не сопроводил Кулея, но понимал, что должен идти впереди, иначе команда потеряет темп. Выбрав приоритетом восхождение, он чувствовал вину, окончательно испортил настроение Мариани, который сказал, что это идиотская экспедиция, которой руководит идиот. Вероятно, итальянец понял, что перегнул палку, поэтому за ужином в базовом лагере достал бутылку кьянти, чтобы таким образом извиниться.
Наконец из Намче-Базара носильщики принесли запас столь необходимых веревок, колышков и крючьев. Нехватка снаряжения стала серьезной проблемой, и Кукучке пришлось провесить около двухсот метров перил, почти не закрепив их. Принесенные из Намче веревки были перекрученными и жесткими и не очень подходили для того, чтобы по ним жумарить, но, по крайней мере, альпинисты теперь могли продолжать работать на маршруте.
Баллю совершил спуск на параплане с Айленд-Пика, но Кукучка остался не в восторге, так как это отвлекло француза от восхождения. Кукучка предложил новый вариант: идти в альпийском стиле по центральному кулуару. Однако остальные приняли эту идею в штыки. Кукучка предпринял попытку уговорить Рышарда Павловского, который, по его мнению, был наиболее подходящим партнером, но даже Павловский не дал себя переубедить. В конце концов Кукучка вернулся к первоначальному плану, хотя считал, что можно попытаться штурмовать вершину прямо из лагеря V с одним или двумя биваками по пути. Так или иначе, альпинисты продолжали подъем, и вскоре появилась надежда: они продвинулись достаточно высоко, чтобы получить шанс на штурм вершины до прихода зимних бурь.