Утром 16 октября всех разбудил страшный вой ветра – казалось, мимо проносится скорый поезд. В тот день никто не вылез из спальников. Погода словно издевалась: при безоблачном небе дул ураганный ветер, и никто не понимал, что делать. Суеверный Кукучка считал дурной приметой начало штурма в воскресенье. Словно в подтверждение ветер всю ночь трепал палатки, напоминая, что альпинисты вступили в гонку со временем. Оставалось лишь надеяться на несколько дней хорошей погоды. Но на следующий день все оставалось по-прежнему, и альпинисты спустились в базовый лагерь. Со всего гребня Лхоцзе страшной силы ветер срывал огромный снежный флаг. Пясецкий, один из сильнейших альпинистов команды, выглядел очень уставшим и заявил, что больше на гору не пойдет.
18 октября, на следующий день после спуска, Кукучка попросил Павловского пойти с ним. Все понимали, что это последняя попытка. Некоторые участники, в частности Мариани и Баллю, уже собирали вещи. Эльжбета Пентак наблюдала за Павловским, когда он задумчиво смотрел на гору. Павловский был молчалив, ей же было интересно, о чем он думает. Она также надеялась, что травма ноги, которую он получил при попытке прыгнуть с парапланом, не доставит проблем на штурме.
Павловский и Кукучка вышли из базового лагеря в тот же день, а через два дня за ними последовали Павликовский и Копыс, которые согласились обеспечить поддержку, поскольку Кукучка теперь планировал спускаться по пути подъема, а не траверсировать гору. Отъезд товарищей, заканчивающиеся запасы продуктов, снижение мотивации участников означали, что другой возможности не будет. Павловский и Кукучка провели ночь в лагере II, а на следующий день сразу же перешли в лагерь IV, который, как оказалось, засыпало снегом.
Они откопали палатку и легли спать, а следующую ночь провели в лагере V, несмотря на то что палатка оказалась повреждена и ее пришлось чинить. Ветер стих, и стало понятно, что имеется перспектива. 21 октября альпинисты добрались до лагеря VI на высоте примерно 7800 метров. Ночью температура резко упала – до минус тридцати, но мороз не был так страшен, как ветер, и по вечерней радиосвязи Кукучка сообщил, что они продолжат подъем. У них осталась небольшая бивачная палатка и одна веревка. Дальше шли в альпийском стиле. 22 октября остановились на ночлег на высоте около восьми километров, надеясь на следующий день пройти дальше, а послезавтра добраться до вершины. И Павловский, и Кукучка знали, что участники предыдущих экспедиций недооценили трудности верхней части стены, поэтому прекрасно понимали, что чем выше удастся заночевать, тем больше шансы на успех. В тот день едва не случилось несчастье, когда Павловский поскользнулся, траверсируя склон, и сильно ушиб ногу, но все обошлось. Бивак удалось устроить на отметке 8300 метров. Кукучка вышел на связь с базовым лагерем только в девять вечера, был немногословен и сильно кашлял. Он сообщил, что до вершины осталось менее двухсот метров.
День 24 октября начался с красивого рассвета. Казалось, Лхоцзе наконец будет благосклонна. В восемь утра альпинисты снова связались с базой и сообщили, что продолжают восхождение. В тишине утра оба они думали об одном и том же – после стольких усилий трех польских экспедиций и месяцев напряженной работы, возможно, удастся воплотить мечту. Павловский также думал о Рафале Холде и Чеславе Якеле – двух товарищах, погибших на Южной стене.
Было еще довольно рано, около девяти утра, когда они почти добрались до гребня, и Кукучка начал подниматься по крутому заснеженному камину. Павловский страховал и внимательно следил за каждым движением лидера, его фигура вырисовывалась на фоне неба. Кукучка двигался быстро и уверенно. Он находился чуть ниже точки, до которой двумя годами ранее долезли Хайзер и Велицкий и где им пришлось заночевать. Крутая скальная плита вела к месту, откуда, как полагали альпинисты, основные трудности на пути к вершине закончатся. Павловский затаил дыхание, наблюдая за Кукучкой, который полностью сосредоточился на прохождении сложного участка. Он пролез уже довольно много, не вбивая крюк, и, хотя рельеф не был экстремально сложным, срыв означал бы, что Кукучке придется пролететь вдвое большее расстояние, чем было между ним и Павловским, прежде чем последний сможет его удержать.
Кукучка широко раскинул руки в поисках зацепок, зубья его кошек скребли по скале. «Осторожно, Юрек», – сказал про себя Павловский, прекрасно понимая серьезность ситуации. Кукучка был примерно на семьдесят метров выше, когда внезапно сорвался и полетел вниз. Павловский видел, как тело напарника ударилось о выступ над ним. В голове пронеслась мысль: «Господи, неужели конец?» Он вцепился в веревку обеими руками, в этот момент она натянулась и ударила его, прижав к скале. Павловский был уверен, что сейчас и его сдернет со склона, но натянутая веревка зацепилась за острый камень и оборвалась. Участок, по которому они поднялись сюда, был ровным, без единого выступа, и у Кукучки не было никаких шансов остановить падение. В ужасе Павловский глянул вниз, в трехкилометровую пропасть. Через мгновение он услышал стук ледоруба, катившегося по камням, и увидел красную перчатку Кукучки, медленно падающую в пустоту. Затем наступила полная тишина.
Павловский не знал, что стало причиной срыва, может, зацеп оказался плохим, может, не выдержал тонкий слой снега, покрывавший скалы. Так или иначе, теперь он остался один на огромной высоте на Южной стене Лхоцзе и пытался прийти в себя. Рация была у Кукучки в рюкзаке, поэтому Павловский не мог сообщить о случившемся или попросить о помощи. Он находился в крайне опасной ситуации – на сложном участке склона без напарника и без веревки. Павловский начал осторожно спускаться и сумел добраться до старых потрепанных и спутанных веревок одной из предыдущих польских экспедиций. В этой мешанине удалось найти и отрезать подходящий конец. Затем он продолжил идти вниз, но продвигался медленно, а перед глазами стояла картина падающего тела, прогнать ее не удавалось.
Темнело. Павловский был уверен, что находится недалеко от палатки, но боялся сорваться в сумерках. Он порылся в рюкзаке, достал налобный фонарик, но, пытаясь включить его, оступился, и фонарик улетел. Стало очевидно, что придется ночевать под открытым небом.
К утру в базовом лагере все сидели как на иголках из-за отсутствия новостей от штурмовой двойки. Около девяти утра Рышард Варецкий, заместитель Кукучки и один из его самых ярых сторонников, увидел одинокую черную точку, двигавшуюся вниз на огромной высоте. Эльжбета Пентак взяла бинокль и подтвердила, что спускается один человек. Эту информацию передали Мачею Павликовскому и Томашу Копысу, находившимся в пятом лагере, и они отправились на помощь. Около одиннадцати утра из базового лагеря увидели, как одинокая точка достигла перильных веревок, но по-прежнему всех мучал вопрос, кто спускается и что случилось со вторым альпинистом. Вскоре Павликовский и Копыс вышли на связь и рассказали о срыве Кукучки. Новость поразила всех, никто не мог поверить в случившееся. Павловский был в плохом состоянии, очень устал и не мог много говорить. Ему помогли дойти до четвертого лагеря на 7100 метров. Дальше в тот день Павловский спускаться не захотел, поэтому тройка добралась до базового лагеря лишь спустя сутки.
Варецкий взял на себя руководство и распорядился начать сборы и готовиться к отъезду домой. Сам он возглавил поисковую группу. Довольно скоро группа сообщила, что погибший найден на высоте около 5400 метров в трещине, куда нельзя спуститься, но по цвету высотного костюма удалось определить, что это Кукучка. Вечером Варецкий, вернувшись в лагерь, сообщил, что на самом деле они никого не нашли. Согласно польским законам, если тело умершего не найдено, человек считается пропавшим без вести в течение десяти лет[38]. Варецкий позаботился о том, чтобы близкие друзья в Польше первыми получили новость о гибели Кукучки и рассказали все его жене Сесилии, до того как информация попадет в прессу.
Даже придя в себя внизу, Павловский не смог прояснить ситуацию со срывом. В альпинистских кругах до сих пор ходят слухи, что та самая роковая корейская веревка, купленная в Катманду, которой были связаны Кукучка и Павловский, была не первой свежести. Создается впечатление, что экономическое неблагополучие Польши в итоге стало причиной гибели одного из лучших альпинистов страны. Однако это лишь версия. Действительно, шестимиллиметровая веревка скорее подходила для использования в качестве перил, чем для лазания, но альпинисты купили ее для экономии веса, а не денег. Участок, где произошел срыв, не чрезвычайно сложный, и веревка использовалась больше как психологическая защита. И любую, даже очень хорошую веревку может перерезать острый камень в момент пиковой нагрузки, когда привязанный к ней альпинист падает с большой высоты.
Смерть Кукучки, который считался одним из ведущих альпинистов мира, стала огромным потрясением. Это была вторая крупная трагедия в польском альпинизме после гибели нескольких восходителей на Эвересте. Можно сказать, что Кукучка являлся олицетворением смелости, с которой поляки брались за самые трудные задачи, и ему пришлось заплатить за это самую высокую цену. Поляки приложили очень много сил, чтобы пройти Южную стену Лхоцзе, но теперь, когда три польских альпиниста погибли на ней, аппетит к новым попыткам угас, и настала очередь других восходителей. Учитывая репутацию маршрута, недостатка в претендентах не было.
Зимой и в одиночку
Знаменитый летописец гималайских восхождений мисс Элизабет Хоули однажды назвала Марка Батара человеком, которому «удается поссориться почти со всеми». Деятельность этого французского горного гида вызывала много разногласий, но он принадлежал к растущему большинству, считавшему, что ультралегкий стиль восхождения – ключ к успеху на Южной стене. Батар задумался о попытке восхождения на Лхоцзе в 1988 году. Жизнь его в этот момент катилась под откос: он развелся с женой, не знал, куда двигаться дальше, а еще очень остро нуждался в деньгах. Воинственный настрой и вспыльчивый характер, с одной стороны, доставляли Батару немало проблем, но с другой – все связанные с характером неурядицы подтолкнули его к великим альпинистским свершениям.