Работая в соответствии с заранее согласованным планом, советские альпинисты совершили траверс вершин Канченджанги в обоих направлениях. Это был колоссальный успех: в общей сложности восемьдесят пять человек взошли на ту или иную из четырех вершин третьей по высоте горы мира.
Казалось, успех русских доказал, что если довести все до логического предела, то сильная команда альпинистов, использующая перила и искусственный кислород, может взойти на любую гору. Русские буквально излазили весь массив Канченджанги, а это один из самых сложных восьмитысячников.
Когда команда вернулась в Катманду, до вылета в СССР оставалось десять дней. Альпинисты отдыхали и осматривали достопримечательности, настроение было приподнятым. Бершов и Туркевич, давно вынашивавшие план восхождения по Южной стене Лхоцзе, запросили соответствующее разрешение у непальских властей. Успех на Канченджанге вселял оптимизм, что и на Лхоцзе все пойдет как надо.
Осенью того же года Пьер Бегин сделал еще один шаг вперед в развитии концепции легкого альпинизма, возглавив небольшую экспедицию, которая нацелилась на новый прямой маршрут по Южной стене Макалу. Два других участника команды, имевшие мало высотного опыта, отказались от восхождения после тяжелой ночевки на 7100 метрах. Бегин остался на горе один с перспективой лезть соло 1400 метров по сложному рельефу, с малым количеством снаряжения и еды, но разворачиваться он и не думал. Предстояло пройти отвесную, покрытую льдом стену, но Бегин сохранял спокойствие и ту самую полную концентрацию, о которой упоминал Чесен, когда сталкивался с экстремальными трудностями. Бегин писал: «Любопытно, я почти не боюсь опасности, просто знаю, что должен делать. Каждое последующее препятствие требует такой концентрации, что предыдущая проблема просто улетучивается из памяти». После еще одной ночевки Бегин взошел на вершину и спустился по классическому маршруту с другой стороны горы. Полученный опыт и богатство впечатлений оставило чувство, что «ничто никогда не будет таким, как прежде».
Восхождения на Канченджангу и Макалу выдвинули Бегина в авангард гималайского альпинизма и показали, насколько сильно развилось альпинистское мастерство за последнее десятилетие. Кунаверу потребовалась осадная тактика для восхождения по Южной стене Макалу в 1975 году, но Бегин прошел по ней более сложный маршрут в одиночку. Логично, что Южная стена Лхоцзе казалась теперь реальной целью. Зимой 1990 года Бегин встретился с Кристофом Профитом, который возвращался во Францию после зимней попытки восхождения на Лхоцзе с Энриком Лукасом. Профит потерпел неудачу из-за нерешительности Лукаса и ужасных зимних ветров, но от идеи восхождения не отказался, и они с Бегином договорились предпринять совместную попытку осенью того же года. До этого они не ходили на горы вместе, но придерживались схожих взглядов на альпинизм и были заинтересованы в восхождении на сложную вершину в альпийском стиле. В апреле, в самый разгар подготовки к экспедиции, французы узнали поразительную новость о соло Чесена. Конечно, они не могли не испытать разочарования оттого, что стену «распечатали», но Бегин переживал недолго. Маршрут, по которому шел Чесен, сильно отличался от того, который планировали пройти они с Профитом.
Ситуация осенью 1990 года несколько походила на ту, что сложилась в 1985-м, когда на горе одновременно работали небольшая французская группа и более крупная польская экспедиция, но в разных стилях. Большая советская команда собиралась идти по центру стены примерно там же, где планировали в альпийском стиле подниматься Бегин и Профит. Планируемые маршруты различались, и французы считали, что обе команды не будут мешать друг другу. На подходе к горе они встретились с советскими альпинистами и обсудили работу на стене: как сделать так, чтобы не пересекаться. Обе стороны хорошо приняли друг друга, но не исключалась и напряженность. У советских спортсменов имелось лишь немного современного снаряжения, полученного от спонсоров, в основном же их инструменты не очень подходили для сложного маршрута на восьмитысячнике. По прибытии в базовый лагерь русские стали распаковывать багаж, но, когда подошли французы, Туркевич приказал спрятать все старые вещи, чтобы не позориться перед иностранцами.
Получилось так, что я оказался в районе Эвереста в то же время, когда французы и русские готовились к восхождению по Южной стене Лхоцзе. В 1990 году я бросил работу и отправился в кругосветное путешествие, в рамках которого планировалось восхождение на пик Чангцзе высотой 7543 метра. Эта гора буквально зеркальна Лхоцзе, но находится с другой стороны Эвереста. Чангцзе означает «северный пик», а Лхоцзе – «южный пик». Эверест отделяет от Лхоцзе Южное седло, а от Чангцзе – Северное седло. Наша команда, состоявшая из шести британцев и двух американцев, прибыла в северный базовый лагерь Эвереста. Тогда, в 1990-м, здесь было очень тихо и чисто, а не так многолюдно, шумно и грязно, как в наши дни. Небольшая итальянская экспедиция, пытавшаяся пройти по Северной стене Эвереста, потерпела неудачу на отметке около семи километров и собиралась домой, так что базовый лагерь и вся верхняя часть долины Ронгбук были в нашем распоряжении.
Маршрут пролегал по классическому пути на Эверест – вверх по леднику Восточный Ронгбук до снежного плато ниже Северного седла, где мы разбили штурмовой лагерь на высоте 6400 метров. Отсюда мы двинулись по Восточной стене Чангцзе по кулуару, затем выбрались на открытый склон. Дальше путь лежал к трапеции, образованной вершинами-близнецами. В день штурма мы проснулись очень рано из-за самого сильного ветра, который когда-либо доводилось видеть. Несмотря на то что он дул порывами, они были настолько мощными, что сбивали с ног человека. Мы хорошо слышали каждый новый вихрь, проносившийся над Северным седлом, и сразу понимали, что через несколько секунд ветер обрушится на палатки.
В тот день шансов дойти до вершины не было, следующая ночь выдалась такой же ветреной, и казалось, что мы останемся без горы. Но рано утром наступило странное затишье. Мы проснулись от яркого солнца и, едва веря в удачу, быстро собрались и стали подниматься по провешенным ранее веревкам. К половине первого дня удалось достичь конца кулуара, здесь крутизна склона уменьшилась, а перила закончились. Склон выше выглядел довольно простым, поэтому мы сняли обвязки и отправились дальше, не связываясь. Отсюда открывался невероятный вид: огромный массив Эвереста возвышался над Северным седлом, а вдали виднелась Канченджанга, казавшаяся немного желтой из-за большого расстояния. По мере подъема состояние снега начало ухудшаться: твердая корка стала ломаться под весом человека, и раз за разом приходилось барахтаться в порошкообразном снегу. Это была очень тяжелая работа, кроме того, резко возрос риск спустить снежную доску, в таких случаях может сойти довольно большой участок склона. Месяцем ранее на Северном седле в такой лавине погибли три человека.
Мы остановились примерно на 7200 метрах и стали обсуждать, что делать. Один из альпинистов находился немного выше и пытался торить путь по пояс в снегу, не желая сдаваться, но все понимали, что на самом деле выбора не осталось и надо возвращаться. Я сделал несколько снимков, но не испытал особых эмоций. Казалось, после долгих недель, проведенных в пути, должно возникнуть либо разочарование, что ничего не получилось, либо удовлетворение от того, что все же мы поднялись очень высоко, но налицо было некое эмоциональное оцепенение. Спустились мы быстро по закрепленным веревкам и вскоре в изнеможении добрались до лагеря. Так закончилась наша попытка восхождения на пик Чангцзе, который, конечно, гораздо проще Южной стены Лхоцзе, но все же это семитысячник. Мы и не подозревали, какая драма разворачивалась в это время на Лхоцзе.
К моменту прибытия нашей экспедиции в базовый лагерь для подъема на Чангцзе русские уже несколько недель работали на Южной стене. Советский подход к проведению экспедиции разительно отличался от подхода Бегина и Профита, которые, как и большинство высотников, организовывали восхождение самостоятельно, без оглядки на альпклубы и государственные спортивные комитеты. Руководил советской командой Александр Шевченко, в составе было много сильных восходителей, таких как Сергей Бершов и Михаил Туркевич, которые поднялись на Эверест восемью годами ранее и являлись одной из движущих сил экспедиции на Лхоцзе. Жесткая структура организации, конечно, не означала, что участники команды не могли выражать свое мнение. Экспедицию на Канченджангу в 1989 году раздирали споры о тактике, подборе участников и стиле восхождения, а некоторые ведущие альпинисты едва не взбунтовались по вопросу использования искусственного кислорода.
Для отбора кандидатов на Лхоцзе из числа сильнейших альпинистов разработали целую программу. Это и забег на Эльбрус, и испытания в барокамере, и психологические тесты на совместимость. Экспедиция едва не сорвалась перед отъездом из СССР, когда альпинистам сообщили, что нет иностранной валюты. Любая гималайская экспедиция нуждается в значительном количестве наличных рупий, чтобы платить носильщикам, закупать продукты и так далее. Ходили слухи, что проблема с валютой была вызвана тем, что советское телевидение купило права на показ фильма об экспедиции Профита и Бегина, а возможный успех большой советской команды «испортил бы сюжет»[40]. Это кажется надуманным, но в Советском Союзе перед его распадом действительно происходили странные вещи. Пересказывая эти слухи, Бершов ясно дает понять, что если и плелись какие-то интриги, то наверняка без ведома французских альпинистов. В конце концов Шевченко удалось получить необходимую валюту, сыграв на соперничестве между различными ведомствами и дав обещание снять фильм о восхождении и передать все права на него спонсорам.
Команда состояла из восемнадцати человек, в их числе было много альпинистов, способных подняться на Лхоцзе. Команду разделили на четыре группы, которые занимались обработкой маршрута. Согласно плану, каждая группа отрабатывала на стене несколько дней, а затем спускалась на отдых в базовый лагерь. Вскоре стало ясно, что из-за сложности маршрута только одна или две связки получат шанс на штурм вершины, поэтому неизбежно возникла конкуренция. Однако она была не такой, как на Канченджанге, где альпинисты объединялись в основном по территориальному признаку. На Лхоцзе участники соблюдали командную этику, но возникло определенное состязание за право пройти ключевые участки маршрута и попасть в штурмовую команду.