Какие нужны доказательства?
Восхождение русских по Южной стене – грандиозное достижение, но в целом оно меркнет по сравнению с восхождением Чесена. Советские альпинисты прошли более сложный маршрут, но большой командой по закрепленным веревкам и провели они на стене много недель. Тем не менее Пьер Бегин назвал русскую экспедицию одной из величайших в гималайском альпинизме и отметил слаженную тесную и самоотверженную командную работу, которую продемонстрировали участники. В беседе с русскими в базовом лагере Бегин тогда говорил: «Невероятно, что после шести суток на высоте восьми километров на ветру и в холоде им удалось пройти маршрут». Он объяснил, что они с Профитом не смогли дойти до вершины, затратив на подъем пять дней, а чтобы выйти на высшую точку, потребовалось бы как минимум еще столько же. Бегин пришел к выводу, что либо это невозможно в альпийском стиле вообще, либо они с Профитом недостаточно хороши. Но он также сказал, что «альпинизм – это не война», возможно, имея в виду то, что русские зашли слишком далеко и пожертвовали слишком многим, чтобы достичь цели.
Вернувшись в Катманду, участники советской экспедиции дали пресс-конференцию. И здесь Бершов, по сути, заявил о первом восхождении по Южной стене, поставив под сомнение успех Чесена:
– Нужно быть сверхчеловеком, чтобы совершить здесь восхождение в одиночку.
Бегин, присутствовавший на мероприятии, спросил:
– А как же Чесен?
Бершов сказал, что он не достиг вершины.
– А как же его фотография Западного цирка? – спросил Бегин.
Фотография, которую он имел в виду, опубликовали в статье французского альпинистского журнала Vertical, она сопровождалась подписью: «На вершине у Чесена было достаточно времени, чтобы сфотографировать Западный цирк и подтвердить подлинность восхождения». Очевидно, чтобы увидеть Западный цирк, нужно подняться на вершинный гребень, поэтому фотография казалась весомым доказательством восхождения словенца. Бершов же на это ответил, что с вершины Лхоцзе Западный цирк почти не виден. Советские альпинисты объяснили, что заявленная точка выхода Чесена на гребень находится в трехстах метрах от вершины, и гребень этот острый, изрезанный и полон снежных карнизов. Зная на своем опыте о колоссальной сложности прохождения верхней части стены, Бершов считал более правдоподобным, что Чесен завершил восхождение на гребне и развернулся, не дойдя до вершины. Бершов был осторожен в высказываниях: «Я не говорю, что он не достиг вершины, но если он сделал это, то он супермен». Аналогичные сомнения русские выразили в беседе с Элизабет Хоули. Они сказали, что у Чесена очень хорошая репутация, но выразили удивление тем, что он не спустился по классическому маршруту, и отметили, что скорость восхождения Бегина и Профита почему-то оказалась гораздо ниже, чем у словенца.
Так или иначе, но зерно сомнения было посеяно, хотя наверняка непреднамеренно. Когда Чесена захотели сделать членом престижного французского альпклуба Groupe de Haute Montagne, несколько членов клуба выступили против, аргументировав, что Чесен не подкрепил свои достижения убедительными доказательствами. Самым ярым критиком словенца стал французский альпинист Ивано Жирардини, совершивший несколько блестящих соло в Альпах в 1970–1980-х, в том числе он первым пролез три великих альпийских северных стены зимой. Жирардини участвовал с Бегином в большой французской экспедиции, которая потерпела неудачу на К2 в 1979 году, оба француза тогда поднялись высоко, но Жирардини в итоге разочаровался в больших экспедициях. Он начал совершать одиночные восхождения, в том числе попытался в одиночку пройти Западное ребро Макалу зимой 1982 года. Суровые погодные условия – ветер до ста пятидесяти километров в час и температура до минус пятидесяти градусов заставили его вернуться. После этой неудачи Жирардини отошел от высотных восхождений и разочаровался в европейском альпинизме.
В 1991 году он написал статью в Vertical, обвинив Чесена в том, что тот лгал о восхождениях на Жанну и Лхоцзе ради материальной выгоды. Жирардини подчеркивал, что сам он, идя на гору соло, всегда брал с собой две фотокамеры на случай, если одна из них выйдет из строя. Француз отметил, что, поскольку Чесен – профессиональный альпинист с мировым именем, спонсируемый альпинистскими журналами и производителями снаряжения, его необходимо обязать предоставить неопровержимые доказательства восхождений. В частности, чтобы поверить в восхождение на Лхоцзе, Жирардини хотел видеть фотографии Чесена, на которых можно четко идентифицировать его нахождение на сложном рельефе Южной стены выше восьми километров и на вершине. Француз пошел еще дальше и предложил создать проверочную комиссию, «независимую от спонсоров, специализированных журналов и без какой-либо коммерческой заинтересованности», которая бы оценивала заявления о прохождении трудных маршрутов. По мнению Жирардини, ложь Чесена привела к тому, что другие альпинисты стали рисковать гораздо больше, пробуя совершать сложнейшие восхождения просто потому, что поверили в то, что это уже кто-то сделал. Жерардини даже намекнул на несчастные случаи со смертельным исходом. Кроме того, ложь Чесена могла побудить других альпинистов лгать об успехах. И эти обвинения не беспочвенны.
Чесен резко ответил на критику, написав письмо в редакцию Vertical. Он отметил, что многие известные гималайские восхождения совершались в плохих погодных условиях, фотодоказательства их либо отсутствуют, либо снимки слишком нечеткие, и спросил, означает ли это, что все эти достижения надо ставить под сомнение? Он заявил, что еще до экспедиции знал, что будут завистники и сомневающиеся, поэтому много фотографировал как в процессе восхождения, так и на вершине, но у него украли слайды на лекции в Милане, хотя впоследствии буквально чудом удалось восстановить самые важные из них.
Чесен заявил, что Жирардини зашел слишком далеко и что его идея о проверочной комиссии абсурдна. Он предложил представить Жирардини президентом такой комиссии, отметив, что француз, видимо, будет следовать за ним на вертолете во время очередного восхождения, чтобы все проверять. Чесен также раскритиковал русских, сказав, что после траверса Канченджанги они думали, что знают все о восьмитысячниках, но на самом деле не имели представления о современных восхождениях, и что их экспедиция на Лхоцзе – шаг назад в высотном альпинизме. Он критиковал тяжеловесный стиль, который столь сильно контрастировал с тем, как взошел на гору он. Чесен даже написал, что «где-то читал» о предложенных русскими Бегину и Профиту двадцати тысячах долларов за отказ от попытки (я не смог найти никаких подтверждений).
Разница в стиле очевидна, но критика в адрес советских альпинистов несправедлива, потому что, когда Советский Союз распался, они показали, что способны проходить сложные маршруты в альпийском стиле.
Чесен, кроме того, заявил, что русские достигли вершины после наступления темноты, и поэтому неудивительно, что они не увидели Западный цирк. На самом деле Бершов и Каратаев были на вершине вечером. Как бы то ни было, Чесен утверждал, что его фотография цирка доказывает, что он достиг вершины. Об этом словенцу впоследствии пришлось сильно пожалеть. Остальная часть довольно короткой статьи Чесена, озаглавленной «Бумеранг», посвящена критике статьи Жирардини. Например, словенец указывал, что, хотя француз хорошо знает Гималаи, он не понимает особые погодные условия на Южной стене Лхоцзе, вследствие которых на вершине горы может бушевать буря, тогда как на Эвересте держится хорошая погода. По его словам, именно поэтому он видел чистое небо над Эверестом, несмотря на то что на Лхоцзе была облачность. Он также отрицал наличие финансовой заинтересованности в восхождениях, защищал свой послужной список и заявил, что всегда был абсолютно честен, говоря о своих достижениях.
Нападки Жирардини на Чесена не дали серьезного эффекта, возможно, потому, что француз сам был очень непростым человеком. Бегин, восходивший с Жирардини на К2, отмечал, что его можно назвать индивидуалистом в квадрате. Жерардини являлся строгим вегетарианцем, обвинял друзей в неонацизме, когда они ели мясо, заявляя, что скотобойни хуже концлагерей. По мнению Бегина, Жирардини был способен располагать к себе людей, одновременно вызывая недоверие. Британский альпинист Стивен Венебелс назвал нападки Жирардини «кислым виноградом уязвленного альпиниста, который так и не достиг больших высот». Это несправедливо. Жирардини, безусловно, совершил несколько сложнейших восхождений, но не всегда преуспевал. Он стремился раздвигать границы возможного. Да, ему не удалось достичь многих амбициозных целей, но это не поражение, а вполне закономерный результат, ведь он осмелился поднять планку выше, чем кто-либо в начале 1980-х. Любопытно, что альпинистские карьеры Чесена и Жирардини удивительно похожи: оба совершали сложные соло-восхождения в Альпах; у обоих кульминацией таких восхождений стали «три великие северные стены»; оба получили первый гималайский опыт в составе больших экспедиций, а затем переключились на одиночные восхождения; оба предприняли несколько сложных высотных восхождений. Жирардини потерпел поражение на К2 и во время попытки подъема на Макалу зимой. Чесен тоже на К2 не преуспел. Так что Жирардини не понаслышке знал, каково это – пытаться пройти сложнейший гималайский маршрут в одиночку.
Между Томо Чесеном и французами существовала определенная напряженность. После восхождения на Жанну Чесен заявил, что французам не хватает скромности и они имеют необоснованную склонность считать себя единственными настоящими альпинистами. Тем не менее, как отмечалось выше, Жирардини всегда являлся аутсайдером в альпинизме и скалолазании, и его возмущение относительно деятельности Чесена, которую он считал мошенничеством, по большей степени так и осталось личным мнением.
В 1992 году споры стали стихать: одни сомневались в восхождении Чесена, другие продолжали верить. Пьер Бегин, например, не раз заявлял, что «абсолютно убежден» в том, что словенец «прошел один из красивейших маршрутов в современном альпинизме». Но затем произошло событие, которое сильно ударило по сторонникам Чесена. В апреле 1993-го словенец Вики Грошель, участник экспедиции 1981 года на Южную стену Лхоцзе, наткнулся на статью Чесена для Vertical. Грошель удивился, увидев, что статья сопровождается тремя фотографиями хорошего качества, потому что в словенской профильной прессе этих снимков не было. Он удивился еще больше, когда понял, что два снимка из трех – его собственные. Один из них Грошель сделал на высоте чуть более 7500 метров в плохую погоду на Южной стене в ходе экспедиции 1981 года. Другая фотография, на которой изображен Западный цирк, была сделана гораздо ниже вершины, когда Грошель восходил на Лхоцзе в 1989 году по классическому маршруту.