Видха пригласил меня подкрепиться в маленькую харчевню, принадлежащую кому-то из его родственников. К нам присоединился молодой балинезец, оказавшийся близким другом Видхи.
— Я журналист. Главный редактор газеты «Фаджар», — представился он мне. — Сейчас из-за серьезных технических затруднений мы не можем выпускать нашу газету обычным типографским способом. Приходится ограничиваться печатанием на ротаторе. Да и тираж газеты невелик. Всего около тысячи экземпляров.
Другая местная газета, «Суара Индонезия», ориентирующаяся на национальную партию, находится в более выгодном положении. Газета имеет свою типографию и доводит тираж до трех тысяч экземпляров. По местным масштабам это уже внушительная цифра.
— Мой друг работает также в местном отделении ЛЕКРА. Поэтому он хорошо знаком с искусством и культурой Бали и может вам многое рассказать, — добавил Видха.
Мое внимание привлекли два старика с петухами Hi улице перед харчевней. Старики дразнили петухов, стравливали их, приходили в восторг, когда одному из драчунов удавалось клюнуть другого. Петухи воинственно кукарекали, бились в руках у хозяев, норовя освободиться и броситься на противника. Однако старики не выпускали птиц из рук и не доводили дело до большой драки.
— Это только тренировка перед боем, — сказал. Видха. — Хозяева воспитывают у петухов воинственный характер. Видите этого большого черного петуха с толстым гребнем? Это настоящий джаго '. Он уложил восемь противников. Хозяину предлагали за него большие деньги. Однако старик отказался продать петуха и рассчитывает, что его старый джаго принесет еще немало побед.
Старики с петухами были такой же неотъемлемой частью любого деревенского пейзажа на Бали, как глухие стены, родовые жертвенники-сангга и обилие скульптур. Воспитание боевых петухов и организация петушиных боев, называемых иногда в шутку куриными фестивалями, считаются делом весьма серьезным. Поэтому и занимаются им преимущественно старики.
В одной из деревень я был зрителем петушиных боев. Открытый навес деревенского клуба на пригорке окружили плотным кольцом разгоряченные от азарта зеваки, в основном мужчины. Они заключали пари, делали ставки на птиц, ожесточенно спорили. Многие зрители принесли корзинки с петухами. Сборище оглашалось многоголосым кукареканьем. Корзинки стояли вокруг арены, хотя в боях участвовало лишь несколько пар петухов. Остальные петухи должны были присутствовать при кровавом побоище и укреплять свои инстинкты воинственных драчунов.
Вот вышли два балинезца с петухами, белым и пестрым, дразнят и стравливают их. Это продолжается довольно долго, наверное, четверть часа. Оба петуха приходят в ярость, рвутся из рук, заносчиво кукарекают. Древний старик, судья боев, авторитетно заявляет, что, по его мнению, петухи к бою готовы. К шпорам привязывают остро отточенные, словно бритва, ножи. Хозяева говорят своим петухам напутственные слова, гладят и ласкают их. Каждому хочется, чтобы его джаго[30] стал победителем. По знаку судьи петухов выпускают на арену. Зрители опасливо сторонятся. Нечаянный удар ножом, привязанным к шпорам разъяренного петуха, может быть опасен и для человека.
Сперва оба петуха делают боевую стойку, широко расставив ноги и пригнув к земле голову, потом стремительно бросаются друг на друга. Белый петух проворнее. Он первым наносит вооруженной шпорой удар в грудь противника. И этот единственный удар решает исход боя. Из распоротого зоба пестрого петуха струится черная густая кровь. Одно-два конвульсивных движения — и пестрый петух издыхает. Белый тоже серьезно ранен. Он идет по арене, шатаясь словно пьяный и оставляя на земле струйку крови. Потом останавливается, хлопает крыльями и победоносно кукарекает. Не скажу, чтобы это кровавое состязание произвело на меня приятное впечатление.
В харчевне мы заказали крепкий чай со льдом, печеные бананы и начали беседу. Прежде всего разговор зашел об обряде жертвоприношений, который мне пришлось наблюдать.
Жертвоприношения бывают на Бали очень часто, более двухсот раз в течение года. Церемонии жертвоприношений устраиваются по случаю сожжения праха усопших, по случаю рождения, по случаю обряда подпиливания зубов у ребенка (символическое подпиливание зубов является своего рода крещением), во время свадеб и в дни балийских религиозных праздников. Важнейшие праздничные дни в индо-балийской религии — это дни поминания усопших, так называемые дни галунган, Новый год и канун Нового года. Местный религиозный календарь отличается от общепринятого. Индо-балийский год состоит из шести месяцев.
Свадьбе часто предшествует похищение невесты женихом. Это тоже скорее символический обряд, чем действительное похищение. Если молодой человек официально посватал девушку, то он должен, по местным обычаям, освященным религией, внести отцу невесты богатый выкуп. Выкуп не по карману бедняку. Только состоятельный человек может дать отцу невесты нужную сумму денег, нужное количество скота или имущества. Поэтому бедняк, да и не только бедняк, сговаривается с невестой, что «похитит» ее. Невеста тайком от родителей уходит в дом жениха или вместе с женихом уходит на несколько дней к кому-нибудь из друзей в соседнюю деревню. Отец невесты, который часто-заранее знает о «похищении», приходит в притворном гневе к дочери и спрашивает, вернется ли она домой к родителям или же останется с «похитителем». Дочь, конечно, заявляет о желании остаться. Иной ответ обычно исключается, так как девушка заранее приняла решение связать жизнь с любимым. Отец прощает беглянку и ее «похитителя», и дело заканчивается свадьбой.
В большой деревне невдалеке от известного храма Таман Аюн шло приготовление к пышному обряду сожжения праха усопших. Сжигались одновременно останки местного жителя из касты ксатриев и его супруги. Оба умерли много лет назад и были, по местным обычаям, временно похоронены на сельском кладбище. Только теперь родичам удалось накопить достаточную для погребального обряда сумму денег и заказать мастерам погребальные сооружения бадэ и два гроба в форме быка и коровы. Кости мужчины из касты ксатриев должны совершить свой путь до погребального костра только в гробу, которому придан облик черного быка. Для останков женщины из этой же касты делается гроб в виде черной коровы. Брахманы имеют право на особое отличие и после смерти. Для них делается белый бык или белая корова. Останки представителей низших каст сжигаются в гробах иной формы. Высота и отделка бадэ также зависят от того, к какой касте принадлежал покойный. Мне говорили, что теперь кастовые различия при совершении обряда сожжения праха усопших соблюдаются далеко не так ревностно, как прежде.
К дому покойных направлялись процессии. Празднично и ярко одетые девушки несли жертвоприношения. Девушки, шедшие парами, торжественным медленным шагом, несли на головах плоские корзины с плодами и цветами. Я вспомнил танцовщиц, исполнявших ритуальный танец пендет. Вот другая колонна девушек, на бамбуковых шестах у них длинные гирлянды из цветов и пальмовых листьев. Разрезанные на тонкие ленты, листья сплетались руками умельцев в хитроумные узоры, орнамент, бахрому. Все это в сочетании с ослепительно-яркими тропическими цветами превращалось в замечательные произведения декоративного искусства, без которого обряд не казался бы таким пышным.
Собирались мужчины с гонгами и барабанами. Молодые сильные парни несли на плечах два бадэ, огромные яркие сооружения в виде многоступенчатых башен из бамбука, дерева, цветов, разноцветных полотнищ и соломы. Бадэ вместе с фигурами быка и коровы и с останками усопших должны были быть преданы огню на большой поляне. Потом оставшийся после сожжения пепел родные свезут на побережье и бросят в волны Индийского океана.
Я не сумел побывать в главном святилище острова, храма Бесаки. Храм этот находится в отдаленной горной части острова, куда трудно добраться из-за плохих дорог. Зато я подробно ознакомился с храмом Таман Аюн. Это — святилище одного из южных округов острова Бали, типичный балийских храм, интересный и как архитектурный памятник. Здесь по большим праздникам собираются паломники со всего острова. Храм — не совсем точное определение для большого комплекса построек, носящих название Таман Аюн. Здесь нет храма в точном смысле слова, нет специального храмового сооружения для молящихся. Это лишь площадка, окруженная тремя рядами стен и рвом. В отделке стен и ворот все то же типичное для Бали сочетание красного кирпича и серого речного камня. Очень красив мост через ров, украшенный восемью статуями. У ворот поставлены высеченные из камня огромные сказочные чудовища-раксасы.
На центральной площадке храма — десять высоких жертвенников. В отличие от маленьких домашних или родовых жертвенников-сангга жертвенники в крупных храмах называются «меру». Они имеют вид многоступенчатых башенок, отдаленно напоминающих многоэтажные старинные китайские пагоды. Обычно меру делаются из дерева, а их кровли — из соломы. Лишь некоторые меру имеют богатую отделку — каменный фундамент, украшенный орнаментом и барельефами с изображением цветов, животных, масок и раксасов. Я обратил внимание, что меру неодинаковы по высоте, числу ярусов и нагроможденных одна на другую кровель. Были меру, которые имели пять, семь или более ярусов. Оказалось, что каждая меру принадлежит определенной касте, проживающей в данном округе. Более высокая каста имеет право, по религиозным законам, воздвигнуть более высокий жертвенник в общем храме. Кроме жертвенников, на территории храма была терраса для петушиных боев и специальные навесы, куда складывались дары во время больших церемоний с жертвоприношениями. Часть даров предназначалась для священнослужителя пендета, остальное участники церемонии после ее окончания уносили домой. Пендета приезжал из города только по большим праздникам, когда религиозные церемонии сопровождались петушиными боями, танцами и другими массовыми зрелищами. Постоянно же при храме живет лишь служитель пемангку, который следит за чистотой.