Я стремился подняться после обеда до лагеря V. Тогда бы я смог акклиматизироваться на несколько большей высоте и начать на следующее утро атаку стены. Хорошо известно, что сон на высоте — это ключ к акклиматизации, а я должен быть в форме, хорошо акклиматизированным, чтобы помочь Джорджу. Другое правило, которое я узнал от Реджи Кука и которого я по возможности придерживался, состоит в том, что, если вы поднялись над лагерем и снова спустились, вы спите лучше и чувствуем себя лучше на следующий день, чем в том случае, если просто подниметесь и проведете ночь на высоте. Во время акклиматизационного периода я всегда старался после обеда, когда лагерь был установлен, подняться хотя бы на сотню-другую метров и спал, безусловно, очень хорошо. Теперь у меня было только одно желание превзойти самого себя. Я хотел быть уверенным в своем сне, чтобы ещё подняться выше, чем я был когда-либо раньше. Однако шерпы Джона уже были в тот день в лагере V и вовсе не стремились идти туда снова. Поскольку Эд также собирался меня сопровождать на следующий день мы провели вторую половину дня (к моему глубокому облегчению, ибо подъём к лагерю V был бы истинным адом), прячась от солнца до самого заката. Затем мы стали прятаться от холода.
В этот вечер в пирамидальной палатке мы сидели с кружками чая в руках и снова обсуждали в наступающих сумерках план действия на ближайшие дни. Моей задачей было идти вверх и работать 16-го и 17-го вместе с Джорджем на стене; если возможно, установить 16-го лагерь VII. Глаза всех были уже прикованы к этой стене. И в течение всей второй половины дня, как бы ни начинался разговор, он неизменно возвращался к одному и тому же вопросу: как скоро мы сможем подняться и сколько шерпов должны будут забросить до самого Седла жизненно необходимые для штурма грузы? Наше внимание было приковано к маленьким фигуркам на стене; за едой кто-то обязательно вставал в перерыве между двумя блюдами и смотрел наверх.
Наконец-то они обошли этот большой серак! И у всех вырывался вздох облегчения.
Вечером 17-го я должен был спуститься для отдыха, пока будет организовываться первый подъём шерпов. Джон стремился, отчаянно стремился к тому, чтобы обе группы поднялись до Седла 21-го и 22-го мая (вторая под руководством Чарлза Уайли). Швейцарцы, когда пытались пройти стену за один день, недооценили влияние высоты на восходителей при таком большом переходе. Теперь и мы, будучи предупрежденными, все же не учли высоту и трудность пути. Нам казалось, что четырех дней будет достаточно для прокладки тропы. В действительности понадобилось одиннадцать, и в то же время причина такого расхождения была для нас неясна. Дело в том, что вначале считалось, что высота Цирка (лагерь V) равна всего 7015 метров. В настоящее время мы оцениваем её всего в 6700 метров, и, таким образом, подъём до верха Контрфорса Женевцев составляет не менее 1200 метров
По мере того как работа на стене Лхоцзе шла своим чередом, лагерь III должен был почти полностью эвакуироваться; палатки перебрасывались в лагерь IV, где уже в ближайшие дни должен был собраться практически весь состав экспедиции. Грегу надлежало руководить заброской из лагеря IV в V, Джону — из III в IV. Чарлзу Эвансу следовало организовать подъём к лагерю VI или VII, в то время как Том терялся между всеми четырьмя лагерями в таинственных проблемах кислорода.
К тому времени мы все были снабжены высотной обувью, распределение которой мы с Джоном осуществили не без труда в лагере III. Она предназначалась только для тех, кто будет работать в верхней части вершины, и дала повод к возникновению обычной в таких случаях паники. То был лишь один сапог, то не подходили кошки. Об этих ботинках написано было немало. Выскажу здесь свое впечатление.
Обувь была специально изготовлена для экспедиции в Ноттингеме; основными требованиями к ней были сохранение тепла и малый вес. Обувь была черного цвета, водонепроницаема. Внутри ботинок — прокладка из гагачьего пуха, в которой уютно тонула нога. Восходитель в такой обуви выглядел как какое-то двуногое существо со слоновыми ногами. Толстая подошва состояла из нескольких слоев изолирующего материала, столь эффективного, что я, например, ни разу не мог пожаловаться на холод. Недостатков, причем неизбежных, было два. Срок жизни этой обуви предполагался недолгим, и действительно вскоре появились трещины и разрывы, зачастую образованные зубом кошки. Так как подошва с подметкой из микропористой резины была весьма широкой, нога плохо чувствовала рельеф. Высотные кошки, естественно, были также широкими, и продвижение по ступеням было затруднительным. Однако нельзя обладать всем сразу; тепло и легкость — вот что было самым важным.
15-го мая в 6.45 мы с Эдом наконец тронулись в путь. Нас сопровождал Дава Тхондуп, чтобы поднести наши вещи до лагеря V. Утро было холодным, голубые тени пересекали Цирк, но справа от нас, в недосягаемой вышине, гранит Нупцзе уже теплился золотом. Хрустящий снег хорошо держал, и идти было нетрудно.
Небольшой обход позволил избежать подъема по изобилующему трещинами склону, известному под названием Вторая ступень, и привел нас вплотную к провалу под Эверестом. Невдалеке, на левой по ходу морене, была могила Мингма Дории, на которую нам указал Даватхондуп. Во время осенней швейцарской экспедиции предшествующего года этот чудесный шерп был убит обломком льда на стене Лхоцзе.
Эд чувствовал себя неважно, возможно, из-за плохо проведенной ночи; он даже дважды останавливался для отдыха, что для него было совсем необычно. Однако мы все же дошли до лагеря V уже к 7.55. Переход был примерно в 1,5 километра, а набор высоты — 250 метров. Когда мы прибыли в лагерь, тень Эвереста, подползающая к большой стене Нупцзе, добралась наконец и до нас. Ослепительный блеск солнца радовал глаз и согревал душу. На наш зов из палатки выглянул Майкл Уэстмекотт.
Майкла преследовало исключительное невезение. Уже при уходе с Джорджем из Базового лагеря его мучил кашель. На протяжении всей ночи его хриплый лай звучал как грозное предостережение. После прихода в лагерь V он хотел вместе с тремя шерпами, доставившими вверх первую заброску, выйти в лагерь VI. Однако Майкл до сих пор ещё страдал «базолагеритисом» и был вынужден остаться в лагере V. Теперь он решил идти вниз, однако к тому времени лагерь оказался без спичек, и бедный наш товарищ потратил все утро в отчаянных попытках поддержать огонь, направляя струю кислорода на горелку с сухим спиртом. Система работать отказывалась. Прошло много времени, пока удалось разжечь огонь и вскипятить достаточно воды для нас пятерых (поскольку к тому времени Том и Чарлз ещё не пришли) и для троих шерпов. Мы лежали, стиснутые как сельди в бочке, в палатке «Мид», все более ослабевая по мере уплотнения атмосферы. Стремление двигаться дальше постепенно угасало. Солнце жарило вовсю, когда наконец мы с Эдом в сопровождении Да Тенсинга, Гиальена и Анг Намгиала вышли к лагерю VI.
Лагерь V представляет собой ближайшее к стене Лхоцзе безопасное место. Можно было бы установить палатки и повыше, однако справа от ледяного ребра» по которому предстояло подниматься, стометровая стена, бомбардируя площадку, посылала в это время гостинцы размером с грузовик.
Мы пришли к выводу, что два часа следует считать неплохим временем для перехода в лагерь VI. Первый час расходуется на скучный подъём по снежному склону к подножию ледяной стены. Мне нравился общий вид стены Лхоцзе, приютившейся на дне гигантской белой чаши, край которой был когда-то отбит, чтобы освободить место для Цирка. От центра чаши взмывает вверх, до двух третей высоты стены, выпуклая структура, похожая на ряд громадных горбов. Этот хаос глыб и трещин резко контрастирует с мягкими ровными склонами с каждой стороны. За этими склонами, уклоняясь влево, начинается скальное ребро, ведущее к возвышенности как раз над самым Седлом и известное под названием Контрфорса Женевцев.
У подножия крутого участка есть ровная площадка, на которой мы подвязали кошки. Небольшой желоб, ограниченный слева вертикальными ледяными стенами, позволил без особого труда набрать высоту. Каждая ступенька была заполнена снежной пылью, занесенной ветром, который начинал теперь бушевать. В лагере V было тихо и тепло. Теперь мне пришлось надеть свитер, а затем и штормовку. Пошли дальше. Первым шёл Эд. Очередным препятствием был траверс по снегу вокруг громадного горба. Здесь ступени были также засыпаны. Расчистив дорогу, мы сказали одному из шерпов, кажется Да Тенсингу, оставить тут верёвку, чтобы на обратном пути устроить перила. Выше крутой, наполненный снегом желоб вел к подножию того, что было действительно ключом этого участка. Со стены почти вертикально свисала верёвка. Посмотрев вверх и затем направо, я увидел что мы находимся как раз на правом склоне нашего ряда горбов. Еще правее можно было видеть сверкающий изгиб чаши, переходящий в сераки, обломки которых образовали внизу мощное нагромождение «колотого сахара».
Именно здесь швейцарцы навесили 130 метров перил, замененных нами верёвкой из манильской пеньки. При расчистке ступеней в нижней части крутого участка на головы нижестоящих валились сверху порядочные осколки. Лучше было немного переждать, пока связка Эда (Гиальен и Анг Намгиал) не скроется за перегибом, Ниже я хорошо мог регулировать свое дыхание в соответствии с темпом движения. Маленькая пауза, и жизнь приходит в равновесие; взгляд вниз, на сверкающую чистоту белых полей в Цирке, легкий рывок обернутой вокруг головки ледоруба верёвки – сигнал Да Тенсингу подходить ко мне. Подъем ноги, шаг вперед, руки счищают снег, нога нащупывает следующую ступеньку. Так или иначе мы находились уже примерно на 7000 метров, на высоте вполне почтенной гималайской вершины. Работа на такой высоте прерывает дыхание. Мы вполне могли оценить, какую выдающуюся работу выполнили Джордж и Анг Ниима, обеспечив безопасность и соорудив настоящую лестницу на чрезвычайно крутом участке, а также какими поразительными были усилия швейцарцев.
Метров через тридцать вышли на самую щеку, если можно так выразиться, нашего горба. Далее путь идет по диагонали влево, к невидимой пока что цели. Обычная техника движения заключалась в том, чтобы держать верёвку в правой руке, пробовать путь ледорубом и расчищать снег левой рукой. Это была тяжелая работа. Подниматься все время приходилось боком подобно крабу, и подъему, казалось, не будет конца. Наконец верёвка кончилась у крюка, её место занял нейлоновый репшнур.