Ситуация требовала изыскания дополнительных источников пополнения рабочей силы. Было расширено юридически и еще больше фактически само понятие «трудоспособное население», прежде всего за счет изменения его возрастных границ. Произошло значительное омоложение индустриальных и сельскохозяйственных кадров. Наряду с массовой мобилизацией молодежи 16—18 лет в школы ФЗО, РУ, ЖУ в первые месяцы войны на промышленные предприятия активно направлялись студенты и школьники.
В марте 1942 г. на места поступила директива ЦК ВКП(б) о запрещении мобилизации учащихся 8—10 классов на фабрики и заводы. Немедленного действия этот запрет не возымел, освобождение уже мобилизованных школьников растянулось на месяцы. Осенью 1942 г. по промышленным центрам Челябинской области насчитывалось около 29 тыс. работающих учащихся 7—10 классов[184].
В апреле 1942 г. постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) был установлен обязательный минимум трудодней — не менее 50 в год — для подростков 12—16 лет — членов семей колхозников. В мае 1942 г. постановлением СНК СССР «Об организации на предприятиях индивидуального и бригадного ученичества» руководителям предприятий было разрешено принимать лиц, достигших 14-летнего возраста. Но в действительности 14-летний ценз не соблюдался. Например, в конце 1943 г. из детдомов Челябинской области были переданы на работу в ОСМЧ-8 100 человек в возрасте от 12 до 13 лет[185].
Режим рабочего дня, установленный законодательством для подростков, нарушался. Их привлекали к сверхурочным и ночным работам, удлиняли им рабочий день до 11 часов, оставляя при этом одинаковые со взрослыми нормы и расценки. Как о большом достижении в партийной докладной говорилось о том, что в 1944 г. на Кировском заводе добились 6-часового рабочего дня и 3-разового питания для подростков. Только 5 марта 1944 г. было принято постановление СНК СССР «О предоставлении в военное время подросткам моложе 16 лет еженедельного дня отдыха и отпусков»[186].
Вовлечение подростков в военную экономику представляло собой неоднозначное явление. Бесспорно, здесь имели место и патриотизм, и соображения материально-бытового порядка, и вынужденный суровой реальностью процесс замены взрослой рабочей силы. Но изнурительный трудовой режим, плохие до чрезвычайности социально-бытовые условия, жестокость взрослых начальников не могли не сказаться на физическом и нравственном здоровье молодого поколения. К части рабочей и колхозной молодежи были применены репрессии за прогулы и дезертирство с заводов, невыработку трудодней в колхозах. Отрицательные социальные последствия имело и то, что молодежь прерывала учебу. Для исправления положения в 1943—1944 гг. были приняты постановления СНК СССР «Об обучении подростков, работающих на предприятиях» и «Об организации вечерних школ сельской молодежи»[187]. Но сделать созданные школы рабочей и сельской молодежи учебными заведениями массового типа и охватить ими всю работающую молодежь в период войны не удалось.
Большой размах приняло возвращение к трудовой деятельности пожилых людей. Особенно массовым оно было в деревне. Показателен факт, отмеченный в отчете Челябинского облсобеса за 1941 г.: 10 домов престарелых колхозников оказались укомплектованы городскими пенсионерами, т. к. в деревне все те, кто еще мог двигаться, были заняты на колхозных работах[188]. Данные по уральским колхозам, обобщенные Г. Е. Корниловым, показывают, что за период войны группа престарелых и нетрудоспособных колхозников сократилась: в 1941 г. она составляла 17,4 % ко всему наличному населению колхозов, в 1942 г. — 7,7 %, в 1943 г. — 8,4 %, в 1944 г. — 8,7 %, в 1945 г. — 8,1 %. Однако среди всех принимавших участие в колхозных работах эта группа выглядела так: в 1942 г. — 13,5 %, в 1943 г. — 15,3 %, в 1944 г. — 15,9 %, в 1945 г. — 14,6 %. Средняя выработка трудодней у данной группы в 1943—1945 гг. поднималась до годового минимума взрослых трудоспособных членов сельхозартелей[189]. Удельный вес рабочих и служащих старше 50 лет вырос и в промышленности. По СССР в 1939 г. он равнялся 9 %, в 1942 г. — 12 %[190].
Преобладающую часть трудовых ресурсов составляли женщины. Доля женского труда в промышленности СССР выросла с 41 % в 1940 г. до 57 % в 1943—1944 гг. На Урале к концу войны почти половину персонала нефтяной промышленности и железнодорожного транспорта, около 40 % в танковой промышленности составляли женщины. В деревне женщины стали главной трудовой силой. В общем балансе трудоспособного населения уральских колхозов женщины составляли: в 1941 г. — 69,7 %, в 1942 г. — 77,6 %, в 1943 г. — 81,5 %, в 1944 г. — 81,3 %[191].
Трудовая политика военного периода помимо предельного расширения источников пополнения рабочей силы отличалась и таким признаком, как активное, целенаправленное маневрирование трудовыми ресурсами на неоккупированной территории страны. Уже 30 июня 1941 г. при СНК СССР был создан Комитет по учету и распределению рабочей силы. Первым по времени проявлением мобилизационного подхода стало введение трудовой повинности. В конце сентября 1941 г. уральскими властями были приняты решения о проведении трудповинности на уборке урожая. Она распространялась на все сельское трудоспособное население, включая учащихся обоего пола, а также на население городов и поселков городского типа. За неявку или отказ от выполнения повинности полагалась уголовная ответственность. Осенью 1941 г. на полях Челябинской области трудилось 110 тыс. горожан[192]. С декабря 1941 г. в области была введена платная трудовая и гужевая повинность на лесозаготовки и железнодорожное строительство. Привлекались к ней колхозники, единоличники и эвакуированное население в возрасте: мужчины от 16 до 55 лет, женщины — от 16 до 45 лет.
Трудовая повинность давала сезонную рабочую силу и в ограниченных количествах. Более широкими по охвату стали трудовые мобилизации городского и сельского населения для работы в промышленности, строительстве, сельском хозяйстве. Порядок трудовых мобилизаций регламентировался специальными Указами и центральными постановлениями, изданными в 1941—1942 гг.[193] Трудовые мобилизации имели принудительный характер. Сроки, объемы, адреса трудовых мобилизаций определялись централизованно, с рассмотрением в союзном Комитете по учету и распределению рабочей силы.
По территориальному признаку трудовые мобилизации делились на внутри- и межобластные. Применительно к Уралу обе эти категории действовали в полном объеме. Параллельно с внутриобластным перераспределением трудовых ресурсов в край в больших количествах завозились трудмобилизованные из других регионов: Мордовии, Курской, Воронежской, Ворошиловградской, Московской, Ленинградской и других областей. Челябинская область на 1942 г. направила заявку в СНК СССР на завоз 27 тыс. трудмобилизованных из других областей и 40 тыс. учеников инообластных школ ФЗО и РУ[194].
В промышленности, строительстве, на транспорте уральского региона широкое применение нашла трудармия, формировавшаяся по линии Наркомата Обороны. В строительные батальоны зачислялись военнообязанные, признанные негодными к строевой службе по возрасту и состоянию здоровья. Но большую часть этих формирований составили люди, считавшиеся неблагонадежными по социальному или национальному признаку. Были среди них и иностранцы. На Урал переводились крупные воинские подразделения, скомплектованные таким образом в прифронтовых районах. Создавались такие батальоны и на Урале местными военкоматами.
С осени 1941 г. на основании постановления ГКО и директивы НКО строительные батальоны начали преобразовываться в рабочие колонны, сниматься с интендантского снабжения и передаваться в подчинение другим ведомствам, непосредственно предприятиям. В связи в этим положение бойцов ухудшалось. К примеру, рабочую колонну № 1672 трест «Челябуголь» разместил в полуземлянках возле шахты. Постельного белья не выдавали, бойцы спали на нарах, не раздеваясь. У них не было сменного белья, обуви, ведер, умывальников. Вода к землянкам не подвозилась. Отсутствовали медпункт и изолятор. Многие температурили, были обморожены, в колонне появились тифозные больные. Большой процент состава рабочих колонн не выходил на работы. В Челябинской области в начале 1942 г. он равнялся 30—35 %[195].
К началу 1942 г. на Урале (без Башкирии) находилось около. 290 тыс. бойцов-трудармейцев, в том числе в Челябинской области — 120 тыс.[196] В январе — феврале 1942 г. прошли областные совещания по вопросам организации труда, дисциплины, материально-бытового обеспечения рабочих колонн и строительных батальонов. По их итогам были приняты некоторые меры к улучшению положения красноармейцев. Выполняя постановление обкома ВКП(б) и облисполкома, торговые и снабженческие организации Челябинской области отправили для рабочих колонн в Магнитогорске и Златоусте 60 тыс. м х/б тканей. Партсобрание Нижнетагильского рудника для улучшения бытовых условий рабочей колонны решило в бараках установить 2-ярусные нары вместо 3-ярусных, провести побелку, сделать форточки, оборудовать электроосвещение, улучшить питание людей[197].
Но коренных перемен в отношении к бойцам рабочих колонн не произошло. Сохранялся дифференцированный подход к ним. В ноябре 1942 г. на совещании в Челябинском обкоме по итогам работы комиссии ЦК ВКП(б), проверявшей бытовые условия рабочих, член комиссии К. И. Николаева говорила о том, что в трудовых колоннах нужен разный подход к тем, кто прибыл из западных областей Украины и Белоруссии, и к тем, кто был причислен после выписки из госпиталей: по крайней мере, вторым можно доверять работу охранниками и вахтерами. Секретарь обкома Н. С. Патоличев с этими замечаниями согласился. Не было также и принципиальных изменений в бытовых условиях колонн. Бойцы колонны № 233 писали в редакцию «Челябинского рабочего» в 1943 г.: