«Мы находимся в крайне плохих условиях. О нас все забыли. Кормят нас горячей водой 2 раза в сутки, только норма хлеба не дает помереть. А в то же время на имя нашей столовой директор — господин… выписывает продукты в подсобном хозяйстве и говорит, что так можно жить»[198].
Значительно поредевшие к концу 1942 г. рабочие колонны и стройбатальоны были пополнены национальными кадрами, мобилизованными в Среднеазиатском военном округе (САВО). По оценке Б. П. Дементьева, на Урал их в годы войны прибыло более 95 тыс. человек[199].
Межреспубликанское маневрирование людскими ресурсами имело командную, принудительную основу. Уже сами приемы мобилизации среднеазиатского населения говорят о многом: военкоматы производили «отбор» авральным порядком, часто — из тюрем и прямо «с улицы». В докладных, направляемых в центр, уральские власти отмечали, что прибывающие из Средней Азии трудармейцы в большинстве совсем пожилые люди — в возрасте 45—55 лет и даже старше, медицинского освидетельствования при мобилизации не проходили. В результате этого заводы, стройки, шахты, лесопункты получили рабочих больных, ослабленных, непригодных к тяжелому физическому труду. В первые же месяцы они во множестве, по заключениям ВТЭК, отправлялись с Урала обратно. С другой стороны, местные власти, экономические структуры оказались не готовы к приему и обустройству столь мощного дополнительного потока рабочей силы. К тому же новое рабочее пополнение не имело навыков индустриального труда, было, как правило, неграмотным. Серьезные проблемы создавал языковой барьер. Основная масса среднеазиатских рабочих трудилась малопроизводительно. Многие пытались выхлопотать себе документы для отъезда на родину, применяли голодовки, пили соленую воду, чтобы вызвать отеки, дезертировали. К этому их часто побуждало и отношение хозяйственных руководителей, которое в документах того времени оценивалось как преступный произвол.
Вскрывая эти факты, мы не склонны утверждать, что местными властями ничего не предпринималось для нормализации положения среднеазиатских трудармейцев. Архивные документы дают возможность проследить усилия партийно-государственных структур по улучшению их быта с учетом национальной специфики, обучению производственным навыкам, ведению политико-воспитательной и культурно-массовой работы среди них. Определенную помощь оказывали и власти союзных республик. Обо всем этом довольно обстоятельно сказано в ряде публикаций[200]. Однако, нам представляется, что направление на Урал мобилизованных из САВО в том виде, как это произошло, было актом неверным по сути, обернувшимся; множеством бессмысленных человеческих жертв. К концу 1943 г. это стало очевидным не только для местных, но и для центральных властей. С ноября 1943 г. массовые мобилизации населения Средней Азии для работы за пределами республик уже не проводились. Одновременно в конце 1943—1944 гг. по специальному указанию СНК СССР осуществлялась массовое демобилизация среднеазиатских рабочих[201].
В экономике военного периода широко применялся труд несвободного населения: заключенных ГУЛАГа, военнопленных, трудмобилизованных советских немцев, трудпоселенцев и спецпереселенцев.
Еще в пору индустриализации трудовое использование лагерного контингента на Урале представляло собой значимую величину. В годы первой пятилетки на территории Уральской области насчитывалось более 30 лагерей. Только на Магнитострое в то время трудилось свыше 20 тыс. заключенных[202]. С началом войны на Урал из местностей, объявленных на военном положении, этапировались заключенные, не подлежавшие освобождению, проведенному летом 1941 г.: политзаключенные, немцы, финны, румыны, венгры, итальянцы, латыши, литовцы, эстонцы. За счет эвакуированных лагерей формировались новые, расширялись старые.
Поступление новых лагерных контингентов и запросы военной экономики имели встречный характер. Уральские лагеря и колонии, как правило, были контрагентскими, т. е. производственными, поставлявшими рабочую силу промышленным предприятиям на основе специальных соглашений. В них в связи с необходимостью выполнения производственных планов вставал специфический вопрос о нетрудоспособных заключенных. В постановлениях властных структур обнаруживается предельно утилитарный подход к его решению. Бюро Карабашского горкома ВКП(б) в ноябре 1943 г. поставило задачу «расчистить колонию от контингента, не могущего быть использованным на предприятиях Карабаша»[203]. Какими путями происходили «изъятие» и «расчистка», доступные документы умалчивают.
В период Великой Отечественной войны положение заключенных ГУЛАГа ухудшилось: сократились нормы питания, уменьшилось вещевое довольствие, ужесточился лагерный режим, повысились нормы выработки. За счет перенапряжения заключенных объекты военной промышленности выполняли и перевыполняли плановые задания, начальники строек, заводов и шахт, администрация ИТЛК получали премии и награды. Суммарная выработка норм в системе ГУЛАГа значительно поднялась: если в 1941 г. на 1 отработанный человеко-день она составляла 9 руб. 50 коп., то в 1944 г. — 21 руб. Параллельно этому увеличивалась смертность: в 1942 г. в лагерях ГУЛАГа умерло в 5,3 раза больше, чем в 1940 г[204].
Зимой 1942—1943 гг. сверху была спущена директива о срочных мероприятиях по физическому оздоровлению заключенных. Челябинский обком ВКП(б) в январе 1943 г. обсудил вопрос «О создании хозорганами бытовых условий для рабсилы заключенных, работающих на заводах и стройках Челябинской области»[205]. Какой-то кратковременный эффект внимание к указанной проблеме, возможно, и имело, но измениться в корне система не могла: раб должен использоваться максимально, иначе он невыгоден. Именно в этой плоскости и лежала «забота» властей об оздоровлении лагерного контингента, а от руководителей ИТЛК по-прежнему жестко требовали увеличить выход заключенных на работу и фактическую выработку норм.
Кроме лагерей и колоний ГУЛАГа НКВД, на Урале имелись лагеря военнопленных и интернированных, подчиненные особому Главному Управлению. В Челябинской области в декабре 1942 г. был организован первый — Ашинский — лагерь военнопленных, к осени 1943 г. их стало несколько и работали они на трест «Челяблесдревмет». Военнопленных использовали также на заводах, шахтах, в строительстве. В конце войны лагеря военнопленных пополнялись интернированными. До лета 1945 г., к примеру, угольная промышленность Копейска получила 10562 интернированных. Несмотря на низкую производительность труда этих контингентов (10—15 %), запросы уральских предприятий на них не уменьшались. В апреле 1945 г. при обсуждении вопроса о работе лагеря военнопленных треста «Магнитострой» бюро обкома ВКП(б) обязало облуправление НКВД наряду с обеспечением максимального вывода контингента на работу внести предложения наверх о пополнении лагеря до 5 тыс. человек[206].
Одним из преступлений советского тоталитаризма в годы Великой Отечественной войны был геноцид в отношении советских немцев. Его ступенями стали депортация, принудительное рассеянное расселение, административный надзор, «трудовая мобилизация» немцев. Концентрация немцев (мужчин от 14 до 60 лет) в особые лагеря или зоны началась осенью 1941 г. и завершилась к началу 1943 г. «призывом» женщин. Всего «трудмобилизации» подверглось около 700 тыс. советских немцев[207]. На Урале наиболее крупные трудармейские лагеря немцев располагались в Молотове, Соликамске, Ивделе, Нижнем Тагиле, Краснотурьинске, Уфе, Челябинске, Копейске, Коркино. Эти концлагеря имели особый режим содержания и использования контингента: изоляция за колючей проволокой, военизированная охрана с собаками, конвой, пайковое питание по нормам заключенных ГУЛАГа, недопуск невыполнения норм выработки и т. д. Например, Коркинский горком ВКП(б) в ноябре 1942 г. указал администрации угольных разрезов ни «беспечное отношение и непринятие мер по охране и использованию немцев на производстве» и предложил, в частности, к невыполняющим нормы «применять жесткие меры воздействия»[208]. Некоторое представление о положении советских немцев в уральской промышленности дают публикуемые ныне воспоминания очевидцев[209]. Самыми тяжелыми для них стали 1942—1943 гг. В многочисленных лагерях Челябметаллургстроя НКВД в 1942—1943 гг. состав бригад — 50 тыс. человек — обновился 2—3 раза[210]. Ситуация начала понемногу меняться к лучшему только с середины 1943 г., когда смерть уже выкосила многие тысячи внутренних заложников системы. После войны, в 1948 г. оставшиеся в живых немцы-трудармейцы были переведены на положение спецпоселенцев без права выезда. К январю 1949 г. на Урале их насчитывалось 155496 человек, в том числе в Челябинской области — 38440[211].
Немецкая спецссылка была не единственной на Урале. С 1929 г. здесь существовала «кулацкая ссылка» или трудпоселенцы. Место их жительства и передвижения ограничивалось особыми поселками, хозяевами в которых были коменданты ОИТК УНКВД. К январю 1941 г. в Челябинской области имелось 8 райкомендатур, в ведении которых находилось 29 трудпоселков. Трудпоселки имели разный хозяйственный профиль: промышленный, сельскохозяйственный, лесозаготовительный, промысловой кооперации. С 1940 г. до середины 1941 г. на Урале имелась спецссылка польских «осадников» и «беженцев», депортированных из западных областей Украины и Белоруссии, из Литвы. На территории Челябинской области 2172 таких спецпоселенца находились в ведении Копейской и Карабашской райкомендатур