Художник и писатель вели более праздный образ жизни.
Густав вечно пребывал в поисках вдохновения, часто засиживался у окна за подсчетом уличных птиц. Просыпался раньше прочих, несмотря на то что в других вопросах был аморфен и неизменно ленив. Живописец был тучен, но имел огромный успех у женщин, детей побаивался, иных презирал. Благосклонность свою расточал исключительно на сожителей, ибо был на их содержании и других способов поддерживать свою тучность не имел.
Писатель был увлечен фотографией и совершенно не издавался. Ежедневно боролся с собой и желанием остаться в компании Густава, только бы не покидать милую сердцу квартиру. Но долг звал, и Куприн, прихватив тяжелую сумку, отправлялся сначала в небольшой магазинчик в центре двора, чтобы обзавестись коробочкой с новой пленкой, а затем разъезжал с извозчиком по каким-то только ему известным делам и щелкал затвором.
Академик Попов работал за широким столом. Ловко орудовал карандашом, возводил бумажные небоскребы, чертил дороги и перебрасывал мосты.
Коньяку предпочитал горячий чай с сахаром, новым друзьям — старых, мятые рубашки — обязательно к глаженым брюкам.
Утром совершал поход к почтовому ящику — справиться, нет ли новой корреспонденции.
Иногда приносил домой германское горячительное: пиво или сидр. Иной спирт в доме держали исключительно в оздоровительных целях и употребляли для компрессов.
Хотя новые знакомства академик заводил избирательно, с Густавом сразу же сошелся на предмет живописи в архитектуре и в умении поддерживать долгие сытные застолья.
Особенным уважением пользовались утренние беседы на предмет завтрака, что желают откушать и как должно быть подано.
Больше хорошего поджаристого куска вырезки друзья любили только друг друга.
Академик Попов подолгу засиживался в архитектурном бюро и домой часто попадал в десятом часу, Куприн же предпочитал не возвращаться в пустую квартиру, попросту не любил. От этого часами разъезжал по городу, ожидая назначенного времени.
С тех пор как к ним подселился Густав, все разом изменилось.
Последний не обременял себя рабочими вопросами и часто оставался дома один. Одиночества он не терпел и проводил дни в разгневанном ожидании, но становился неизменно ласков и приветлив, стоило кому-то из домочадцев появиться на пороге.
Куприн был рад встретить живую душу, вернувшись домой, Густав счастлив расстаться с одиночеством.
Каждый в течение дня предавался ритуалу занятости или старательно соблюдал подобающий вид, но неизменно каждый из троих ожидал вечера, чтобы встретиться за одним столом в небольшой квартире номер 494.
Буднично
Забываю перезвонить маме.
Не люблю электричек и поездов. Часто езжу электричками и поездами.
Грущу.
Покупаю разноцветные заколки с крохотными бусинами и никогда их не надеваю.
Пишу короткие рассказы. Мечтаю написать роман.
Гуляю одна по Москве.
Пью кофе из картонных стаканчиков. Не пью чай.
Читаю стихи.
Записываю свой голос на диктофон и слушаю, как будто это говорит кто-то другой.
Люблю свои старые джинсы и кеды с порванным левым шнурком.
Вспоминаю родинку над губой, раньше она была, а теперь ее нет.
Пишу и не отправляю письма.
Собираю бумажные карточки с фотографиями и открытки.
Долго варю кукурузу.
У шоколадного зефира сначала съедаю глазурь, а потом уже середину.
Мне нравится, что я похожа на папу.
Люблю просыпаться рано, без будильника, и чтобы никуда не надо идти и впереди еще целый день.
Часто читаю плохие книги, реже хорошие.
Вспоминаю, как любила ходить босиком.
Перед сном думаю о том, что съем на завтрак.
Смеюсь.
Всегда забываю о варящемся кофе. Привычно отмываю его от плиты.
Очень люблю обнимать. И чтобы меня обнимали тоже, коты и люди.
Слушаю в наушниках песни.
Танцую, когда остаюсь одна.
Отправляю друзьям глупые картинки.
Задумываюсь о том, почему больше никто не говорит «туловище».
Ярко крашу губы.
Боюсь мотыльков, ночных бабочек и всех остальных насекомых.
Очень люблю шоколад.
Пеку высокие торты и почти никогда их не ем. Мне нравится угощать.
Звоню маме. Рассказываю, как прошел мой день.
Свет
Одни выключаются словно лампочки. Щелчок, свет гаснет. И темнота до первых сумерек.
Другие перегорают. Тоже все по щелчку, только с хрустом, с трещиной, чтобы в утиль и искать замену.
Бесчисленное полотно окон дома напротив моргает, тут и там гаснут люди. В каждом окне, за каждой неплотной шторой, за приоткрытой для сигаретного дыма форточкой чей-то свет настигает погибель.
Иногда в нашем городе отключают целые кварталы, и тогда мы все в темноте.
Часто человека больше не зажечь, бывали, конечно, случаи, разгорался погасший, но это так, агония, света не было.
Я не могу сказать, какое значение имеет время, но на часах 1:58, и мы не спим. Нет, мы не разговариваем, ничего такого, просто всем ясно, что сна не будет.
Через вентиляцию, окна и двери, точно не знаю откуда, к нам проникает музыка. Почти на повторе, бесконечный минус «не везет мне в смерти, повезет в любви», проигрыш и снова музыка под заученные слова.
Н. спрашивает, не живая ли это гитара, я пожимаю в темноте плечами, их он не видит, и я произношу «нет», на самом деле мне думается, что это запись.
Пока к музыке не подключился голос, я вижу, как в кухонном окне дома напротив гаснет и снова зажигается свет. Наверно, кто-то зашел выпить перед сном стакан воды или молока, потом забыл, передумал, вернулся и сам потух.
Если бы я была ламповым телевизором или птицей и меня на ночь накрывали кружевной салфеткой, я бы знала, что свет в том окне исчезает так же — мгновение, и его нет, пропал, но только для меня. Теперь он светит в другом месте кому-то еще.
Н. ровно дышит, так могут дышать только спящие, резкий выдох и неслышный вдох, через равные интервалы, через мои слова. Все в доме уходит в сон. Последний усатый страж раскидывается на теплом от закрытых окон полу, оставляет меня наедине с собой. Обязательно без свидетелей, один на один, спиной к лицу. Без сна, без печали.
Музыка перестает быть слышна, надеюсь, это еще не утро.
Никогда
Мы молоды и безумны.
С нами никогда ничего не случится.
Мы будем жить вечно, но, главное, дотянуть до субботы.
Мы боги в стенах маленькой московской квартиры, мы можем все.
Мы напишем книги, мы обнимемся. Поссоримся, поедим вместе. Не будем бояться осени, не вспомним зиму.
С нами никогда ничего не случится.
Пожалуйста, пусть с нами никогда ничего не случится.
Густаву, моему сердцу.
Я ненавижу февраль
Я скоро вернусь домой,
Ключ вставлю в дверной замок.
Поломанный, но живой,
Сутуло на твой порог.
Присяду и буду ждать.
В окне не зажжется свет.
Не выйдешь меня встречать,
Тебя девять дней нет.
Я ненавижу февраль. Глупый, несобранный месяц, который сам еще не разобрался, на чьей он стороне. Весна давно от него отвернулась, зима заканчивается январем, а для февраля просто нет места, и мне его совсем не жаль.
Лучше пусть будет март. Март, который лихорадит от непогоды, март, который погубит первые доверчивые почки молодой сливы, март, с дождем и снегом, с истерическим ветром посреди петербургских улиц. Самое важное, не вспоминать про февраль.
В феврале не стало бабушки. До 7-го числа она была много февралей подряд, а в этом году закончилась. И стало пусто.
Мы прилетели проститься.
Так возвращаются домой стрижи и ласточки, когда приходит время. Только мы зимовали на севере и вернулись не целиком.
Нас никто не встречал. Было холодно и тихо, двери южного дома оставались распахнуты, а он сам, когда-то приветливый и теплый, научивший меня печь пироги и готовить наваристые супы, показался чужим.
Я ненавижу февраль. Жестокий, беспощадный месяц. Лучше пусть будет март. Март, который только обещает весну. «Одевайся теплее, весна обманет» — вот и пускай, я жду, что март мне соврет, что не будет лета, а значит, за ним не случится и сентября. 24-й день осени — это день рождения моей Ба.
Сначала, когда я была маленькой, мы праздновали вместе, потом, став старше, я приезжала в гости и уже совсем взрослой звонила с долгими поздравлениями.
В тот первый год, когда мне некому было позвонить, казалось, что мир рухнет, ну, или хотя бы не устоит дом, в котором я жду забытого всеми праздника.
Я ненавижу февраль. Но сентябрь, сентябрь может остаться. Вечером того самого дня, когда уже не осталось воспоминаний о полуденном солнце, когда все, кто устал, давно взбили подушки и перевернули их прохладными сторонами к щекам, мне пришло короткое сообщение: «Я сделала все, чтобы он родился в бабушкин день рождения». 24 сентября, в день, который должен был стать самым тяжелым из многих, у меня родился племянник. Я ответила, что знала: «сегодня родится мой любимый человек».
С февралем отношения так и не наладились, но я благодарна моей семье, что они сохранили для меня праздник. Я ненавижу февраль, но крепко люблю сентябрь.
Личное
Принято подбирать слова,
Думать над тем, что стоило бы писать,
Знаешь, мама, хочу тебе рассказать,
Как идут у меня дела.
Мне от будней часто не по себе,
Чувствую, словно совсем одна,
Некому меня уберечь. Стена,
и никого. Я объясню тебе.
Так случается иногда со мной —
Немного сыра, купленное вино.
По выходным я хожу в кино,