Что я люблю
Я люблю купить большую банку шоколадной пасты, сесть поглубже в кресло и съесть все так, чтобы не надо было делиться. Если кресла нет, это ничего, шоколадную пасту можно поесть и стоя.
Я люблю, чтобы новогодняя ель сильно пахла хвоей, а коты приходили на нее посмотреть. А еще чтобы Н. говорил, что до елки ему нет дела и он покупает ее только для меня, а сам садился бы близко-близко и вдыхал лесной аромат.
Еще я люблю притворяться спящей, когда все уже проснулись и стараются не шуметь. В детстве в такие минуты ко мне в комнату заглядывала бабушка и звала завтракать. На завтрак бабушка любила жарить котлеты с пюре. И именно за это через очень много лет Н. так сильно полюбит мою Ба — за котлеты, разумеется. А она его за то, что он так хорошо кушает.
Я люблю, чтобы дедушка пришел с рыбалки и принес больших рыб мне и маме, а еще маленьких — для уличного кота. Чтобы бабушка ругалась, что придется чистить карасей, а они, неблагодарные, окажутся такими костлявыми. Я люблю, когда в стороны летит рыбья чешуя, а кот трется о ноги, требуя угощения.
Еще я очень люблю, когда мама красится — у нее от этого делаются «выразительные глаза», мне папа сказал.
Я люблю, если утром идет сильный дождь, а мне не нужно никуда идти и можно попросить у бабушки чай и бутерброд.
Я люблю, когда Новый год и маме на работе дают для меня большой подарок, а в нем много шоколадных конфет и немножко печенья. Печенье, конечно, намного хуже шоколада, но если есть все вместе, то это почти незаметно.
Я люблю снег. Когда он выпадает, папа сажает меня на санки и катает по улицам, и совсем не важно, сколько мне сейчас лет.
Я люблю, что я выросла и у меня есть Н., а еще что он делает мне подарки без повода, просто так, потому что шел домой и потому что он хороший.
Я люблю ходить в красивом пальто, и чтобы все смотрели и говорили: «Какое у вас пальто красивое!»
Я люблю встать пораньше, собраться, а потом вспомнить, что сегодня выходной. И ничего страшного, что не выспалась, зато впереди целый день и можно остаться дома.
Я люблю купить зимой мороженое в рожке, доесть до конца, и чтобы у рожка оказался шоколадный хвостик.
Я люблю, чтобы варежки были обязательно на резинке и продеты в рукава — так они не потеряются.
Я люблю зиму, потому что зимой можно доставать из погреба закатанные банки с черешневым компотом, кабачковую икру и помидоры с тонкой кожицей. А потом просить маму, чтобы она сделала «пятиминутку» — это такая рыба, она тоже в банке, но только ее достают из холодильника.
Я люблю новогодние каникулы больше всего на свете за то, что мы проводим их вместе, за то, что они есть.
Я много всего люблю.
Что я не люблю.
Если вы меня спросите, что я не люблю, я скрывать не стану.
Например, я не люблю, когда мне семь лет и день рождения у кого-то другого, а не у меня.
Не люблю, когда мы с бабушкой смотрим индийское кино, а она засыпает и потом не помнит, кто чей брат.
Я не люблю заполнять прописи, потому что я неаккуратно пишу. Нас таких только двое: я и наша курица, но у нее, понятное дело, лапы.
Я не люблю, когда мне не приносят гостинцы. Сначала смеюсь и думаю, что взрослые шутят, а потом не люблю, если это оказывается правдой.
Я не люблю смотреть страшные фильмы — когда они идут, мне приходится прятаться за креслом и наблюдать оттуда, чтобы всякие жуткие чудища меня не увидели.
Молоко с маслом тоже не люблю, но его заставляют пить, если я болею.
Я не люблю теть-Ларисиных гусей — они больно щиплют за ноги, если догонят, а бегать я не люблю больше, чем гусей.
Не люблю, когда надо рано ложиться спать или рано просыпаться, спать тоже не очень люблю. Всегда представляю, сколько всего можно было бы сделать, если бы не сон.
Не люблю, когда заканчиваются бутерброды.
И когда что-нибудь интересное начинают без меня.
P. S. Вспоминая «Денискины рассказы».
Пусть будет салат
С января по июль 2005-го моя бабушка и мама кормили меня усерднее прежнего. Не одно поголовье крупного рогатого полегло в котлетах, рагу и отбивных. С хлебом, например, полагалось есть пельмени, макароны, пюре и, конечно, сам хлеб. А все потому, что дело шло к моему отъезду в университет и, самое страшное — к самостоятельному питанию.
Я никогда не готовила, никогда не разогревала, и если задуматься, то и еду сырой никогда не видела. А тут вдруг уезжаю, разумеется, голодать и умирать от обезвоживания. Семью не волновали вопросы поступления, дороги или проживания — так далеко никто не загадывал, еда была превыше всего.
В перерывах между основным блюдом и десертом было принято решение провести для меня ускоренный курс кулинарии. Мама легко нарезала картофель для куриного супа, одним взмахом руки превращала сухофрукты в компот и просила меня бережно шинковать овощи для борщевой заправки. Надежды бабушки на меня были гораздо выше: она раскатывала пышное тесто для пирогов, показывала, как лепить большие вареники со сладкой вишней, а по субботам водила меня в мясной павильон на городском рынке, учила, как выбирать мясо и рыбу и что именно следует требовать от несговорчивых продавцов.
А что же я?
Я освоила салаты.
Яичница мне не сдавалась, макароны или выходили твердыми, или переваренной кашей сползали с вилки, суп неизменно был пресным, мясо жестким, а компот пересоленным. Но салаты, салаты были на моей стороне. Летом они наполнялись дорогими сердцу южными помидорами, затем, углубляясь в осень, собирали грибы и орехи, зимой гордились бабушкиными соленьями, а ближе к весне становились яркими от молодой капусты и горошка.
Сегодня, сменив города, окончив университеты, испробовав классические рецепты и изобретя собственные, я все равно слышу в трубке бабушкин голос, который, не скрывая волнения, уточняет, что я там ем. За бабушкой звонит мама, ненавязчиво узнает, есть ли у нас что из еды на завтра и будет ли суп? Папа не задает вопросов и продолжает присылать посылки со съестным.
Просто на юге так принято выражать свою любовь — каждого здесь обнимут и чем-нибудь угостят.
Семейный фотоальбом
В грузном полированном шкафу, сожравшем все мамины пальто с меховыми воротниками, в самой его глубине, высоко на антресолях, хранится пухлый альбом с семейными фотографиями. Слишком много историй навсегда приклеено к его картонным страницам.
Здесь есть черно-белый снимок большого папы и маленькой меня — отец улыбается, а я сержусь и прячусь под его рукой. Я обязательно в высоких белых гольфах, в зеленке на разбитых коленях и наверняка требую конфет. Сейчас я реже сержусь и больше тоскую о том, что мы редко видимся, и я начала забывать, как он умеет улыбаться.
Несколько страниц спустя есть фотография родителей в день свадьбы, я их почти не узнаю. Там они оба младше меня, разглядывающей их по эту сторону альбома. Сегодня вечером позвонит мама, я спрошу у нее, что это был за день, какая была погода и откуда взялось ее свадебное платье. Мама станет смущаться, засмеется и все расскажет. Папа передаст привет мистеру Н., расспросит меня о котах.
Есть здесь и бабушкин портрет, его я берегу особенно.
Где-то между страницами, потеряв клей и больше ничем не держась за альбомный картон, лежит фотография семейного застолья. На фотографии лето. Длинный стол стоит у окон кухни, под виноградом. Мы сидим за этим столом и едим арбуз. Мама машет в камеру, а я никак не могу вспомнить, кто нас снимал.
Всегда, когда я думаю о доме, там август или июль.
Если перелистать альбом, можно найти и дедушкины фотографии: на них он в военной форме, служит где-то недалеко от бабушкиного поселка. Время мирное, и скоро они познакомятся. Он — высокий, широкоплечий, с русыми волосами и глазами цвета самого светлого неба, заберет маленькую темноволосую Лидочку, и у них будет семья.
Спустя переезд, дом, двух детей и четырех внуков дедушка будет катать меня на багажнике велосипеда, покупать шоколадки с орехами и изюмом и громко вслух читать еженедельные новости. А я запомню о нем слишком мало.
В один из дней, когда бабушкин дом еще будет полон людей и их историй, я привезу моей Ба наши с мистером Н. снимки. Она пересмотрит их, обязательно скажет, какие мы с ним красивые, и даже похвалит старшего кота. Младшего пожалеет, потому как совсем непонятно «от чего у него уши так полегли». Мы будем много разговаривать и смеяться, наши фотографии тоже приклеят на старенькие страницы семейного фотоальбома.
Телевизор
Когда я училась в школе и уже позабыла о гольфах и пышных бантах, а до помады и каблуков еще не доросла, в тот самый период я знала наизусть программу телепередач. Знала, когда начинается «Звездный час», когда «зовут джунгли», в какой момент и по какому каналу идут мультики. Я даже сегодня помню, что в 16:00 по ТНТ (его тогда давали вставкой на местном канале) шел сериал «Боишься ли ты темноты?», и я боялась!
Помню, как ближе к ночи выпрашивала у старших разрешения посмотреть «Коломбо», а утром в выходные с 8 утра караулила «Чип, Чип, Чип и Дейла», которые спешили ко всем страждущим, только если по какой-то нелепой причине вместо них не показывали «Играй, гармонь» или «Слово пастыря» — главное разочарование детства, тогда, конечно, порядок нарушался. В таком случае спасти меня могла только двухцветная шоколадная паста «Лакомка», конфеты «Батончики» и полный до краев стакан «Дюшеса».
Даже немного жаль, что сегодня телевизор не имеет такого значения, что любой фильм доступен в Сети, его можно поставить на паузу и не ждать перерыва на рекламу, чтобы наперегонки бежать на кухню или сами знаете зачем.
Но, кроме детских программ, была еще и кулинария, первая серьезная передача, которую я помню, — это «Смак». Мне нравилось смотреть ее после мультиков, кажется, по субботам. Дядя Андрей в фартуке и с усами что-то готовил и рассказывал, приглашал гостей и обязательно пробовал в финале передачи то, что они вместе приготовили. Мама зачем-то записывала в конце рецепт, никогда не успевала запомнить и перенести на бумагу все ингредиенты и постоянно спрашивала меня, помню ли я, что там было после картошки? А я не помнила, я наслаждалась моментом, когда они снимали пробу, нахваливали блюдо и сокрушались, что телевидение не передает запахов. Я переживала этот момент вместе с ними и очень хотела устроиться на работу, где бы меня так же кормили.