Таким образом, когда вместе с Багратионом в Южную армию прибыл инспектор от императора, чтобы следить за соблюдением установленного порядка, Суворов отнесся к этому известию вполне спокойно, как к неизбежному злу.
Затем я случайно услышал, что инспектором назначен генерал-майор Барклай де Толли. Конечно же, знакомое имя. Сейчас офицеры отзывались о нем уважительно, как о храбром и исполнительном военачальнике. Ничто не предвещало того ледяного отчуждения, которое обрушилось на бедного служаку после его уклончивой тактики во время Отечественной войны 1812 года. Вечером Суворов собрал высшие чины в своем шатре на совет.
Помимо знакомых мне уже генералов, здесь были полковники и подполковники. Вместе с Платовым пришли другие атаманы, в том числе и Денисов Андриан Карпович, старый знакомец Суворова. Как я уже успел тихонько узнать у адъютантов, другие знаменитые сподвижники Александра Васильевича ныне назначены на высокие должности и не смогли поехать в поход. Кутузов, к примеру, сейчас был литовским гражданским генерал-губернатором, а Розенберг — смоленским военным губернатором.
Скромно укрывшись в темном уголке, я старался не привлекать к себе внимания и наблюдал за военными. Они, в свою очередь, принимали меня за писца или ученого ботаника, по рассеянности забредшего не в свою палатку.
Кстати говоря, как уже упоминалось, вместе с Багратионом прибыли и ученые, семеро членов Академии наук из Петербурга. Они разместились в Орске и днем уже успели пожаловаться Суворову на бешеный темп передвижения.
— Прикажите его сиятельству Багратиону мчаться чуть помедленнее, — попросил начальник экспедиции. — Мы хотели взять образцы грунта и произвести замеры, но не успели.
— Эх, милый, то ли еще будет, — огорчил его командующий. — Он и так ехал тихо, как черепаха. Впредь мы ехать еще быстрее, если хотим к осени добраться до Памира.
Сейчас, на вечернем совете, Суворов еще отсутствовал. Офицеры негромко переговаривались между собой. Наконец, в шатер ворвался Александр Васильевич. Он был в одной рубахе, так как вечер выдался знойный и всюду звенели комары. На ногах неизменные туфля и сапог.
Все присутствующие сразу замолчали и посмотрели на командующего.
— Ну как, господа? — громко спросил Суворов. — Не соскучились ли сидеть у баб за пазухой? Шпаги в ножнах не заржавели? Вижу, вижу, всего полгода опосля Швейцарии, а уже отъели задницы-то!
Военные засмеялись, а Багратион крикнул:
— Это ничэго, скоро быстро похудээм!
Суворов прикрыл глаза, затем открыл и сказал:
— Верю, князь Петр, верю! Еще как будет неприятель дрожать перед вами!
Он обвел присутствующих взглядом и проникновенно добавил:
— Дело пред нами стоит небывалое и доселе неслыханное. Император повелел захватить Индию. На нашем пути стоят азиятские страны с неисчислимой ратью, а наши союзники, безбожные французы, предательски оставили нас. Но мы русские! Мы пройдем, как везде и всюду проходили!
Офицеры взволнованно молчали. Полководец продолжал:
— Во исполнения императорского указа, я, Суворов Александр Васильевич, повелеваю: Южной армии выступить в поход на рассвете, как ишак завоет. Порядок держать пятью колоннами. Казаки — наши глаза и уши. Лошадей и телеги беречь, отставших не ждать. Через семь дней жду вас, господа, в Туркестане.
Я вздрогнул от этой даты и подумал, что ослышался. От Орска до Туркестана минимум тысяча километров. В двадцать первом веке, по хорошему шоссе, делая по полтораста километров в час, еще можно рассчитывать проехать такое расстояние в один день. Но сейчас, по неизведанному бездорожью, на ненадежных телегах, в жару и холод, среди недружелюбных степняков, разве такое возможно?
Мои сомнения, похоже, никто не разделял. Офицеры как стояли, преданно глядя на Суворова, так и продолжали стоять. Казалось, прикажи Суворов добраться до Бухары за сутки, они и на это согласятся. Более того, Милорадович пробасил:
— Батюшка наш, Александр Васильевич! Сделаем, как скажешь, веди нас вперед, за славой!
Я мысленно ухмыльнулся. Как я знал из истории, все попытки покорить наскоком Среднюю Азию, не говоря уже об Афганистане и Индии, бесславно провалились. Царской России удалось завоевать южные земли только после методичного строительства и заселения укреплений по всей казахской степи. Лишь потом, во второй половине 19 века, опираясь на эти крепости, удалось распространить власть на всю Среднюю Азию, подойдя вплотную к Афганистану. Сумеет ли Суворов переписать всю историю завоевания этого региона?
— Времени мало, путь неблизкий, — продолжал полководец. — В дороге не останавливаться ни в коем случае. Лошадям отдых короткий, пища и сон для солдат лишь в обозе. Ежели враги нападут, отбиваться на марше. Говорят, Чингиз-хан в сих степях поселение имел, Орду-Базар называемое. Так вот и мы, следуя примеру сего жестокого властителя, устроим по дороге цепочку укреплений, сиречь нашу полосу снабжения.
А вот это уже кое-что более реальное. Суворов еще в Петербурге говорил, что без тонкой ниточки обеспечения Южной армии поход обречен на поражение. Если в Бухарском эмирате и Коканде, густонаселенных и оседлых районах, мы сможем обустроить пункты снабжения в городах, то прерывать связь с родиной через бескрайние казахские степи никак нельзя. Придется быстро обустраивать поселения по всей степи вдоль нашего маршрута, да еще и срочно заселять их жителями. Вот только я никак не мог сообразить, как Суворов собирался построить крепости за семь дней в ходе непрерывного марша?
Впрочем, развеивать мои сомнения полководец не торопился. Раздав указания генералам об организации движения, Суворов выслушал их немногочисленные вопросы и дал точные ответы. Затем офицеры разошлись, остались только адъютанты. Я сослался на усталость и тоже вышел. Суворов не возражал. Ему и самому не мешало отдохнуть, за последние дни он почти не спал.
Выйдя из душного шатра, я решил пройтись по лагерю. Час уже стоял поздний, стемнело. Солдаты помоложе купались в реке, а те, что постарше и поопытнее, стирали вещи и курили трубочки у костров. Лошади ржали немилосердно, кузнецы беспрерывно чинили телеги и ковали подковы. Пройдя еще дальше до самого края нашего боевого стана, я заметил в обозах сложенные доски, кирпичики будущего поселения.
Некоторые офицеры писали записки домой и я с грустью вспомнил, что мне некому писать, кроме Ольги. Суворов почти ежедневно отправлял донесения и я выслал с оказией девушке письмо. Не знаю, разберет ли она мой стиль письма, более подходящий двадцать первому веку, но я старался писать от души.
В послании я в первую очередь извинился за ранний отъезд и за то, что не успел попрощаться с нею. Даже теперь, когда слухи о походе волнами разлетелись в разные стороны, император все равно требовал сохранять тайну о маршруте движения войск. Поэтому я не стал писать, куда отправился, поскольку опасался, что письмо может перехватить бдительная тайная полиция и у Ольги и ее отца будут неприятности. Затем я пообещал, что буду писать как можно чаще и просил тоже удостоить меня ответом, чтобы я знал, что она на меня не обиделась. Напоследок я выражал робкую надежду, что мы еще увидимся после моего возвращения из похода.
Вспомнив свое послание, я недоверчиво улыбнулся. Мой опыт с Иришей и настойчивое ухаживание Буринова убедили меня, что не стоит надеяться на лучшее в отношениях с женщинами. Как говорится, с глаз долой, из сердца вон. Поход предстоит трудный, мое желание прославиться на поле брани вполне может закончиться трагически. Если Ольга не дождется меня, ветренного посланца из будущего без роду и племени, может, это даже и к лучшему.
Расстроив свою душеньку такими депрессивными мыслями, я вернулся в свою палатку, которую делил с двумя учеными и улегся спать, справедливо посчитав, что терять мне уже нечего.
На рассвете меня разбудили звуки трубы. Криков ишака, издаваемых Суворовым, я так и не услышал. Выйдя наружу, я обнаружил, что весь лагерь пришел в движение. Солдаты быстро и сноровисто собирали вещи и строились перед ротами на большой ровной площадке на берегу Урала. Жители Орска высыпали из города, чтобы поглядеть на войско.
Суворов вышел перед солдатами и зачитал указ о походе на Индию. Солдаты нисколько не поразились тому обстоятельству, что их засылают чуть ли не к черту на рога. Наверное, по большей части потому, что не представляли себе, насколько далеко расположена конечная точка маршрута.
Затем священник совершил молебен и полки, погрузившись на обозы, тронулись в путь. Лучи солнца только-только начали пробиваться сквозь низкие белые облака на востоке.
Глава 14Необъятная степь
На заднице и между ног у меня вылезли мозоли. Это все от непрерывного сидения в седле в последнее время. И если я еще кое-как приспособился к скверному нраву Смирного, бессоннице и извечной усталости, то к мозолям привыкнуть оказалось труднее всего.
Вот уже два дня, как мы мчались по степи. На равнинах колыхались волны зеленых трав и лошади могли радоваться жизни на обильном подножном корму, но постоянная гонка, в которой мы участвовали, невероятно изматывала и людей и животных. Ибо вскоре после начала похода Суворов, в полном соответствии со стандартами стратегического менеджмента объявил соревнование между колоннами.
— Быстрота, молния, стремительность, проворство, резвость, прыть, — вот какие лозунги он объявил главными на текущий момент. — Внезапно, как снег на голову. Колонна, что доберется первой до Туркестана, получит знамена с надписью «Быстрее ветра» и двойное денежное довольствие. Командира и всех чинов представлю к высочайшей награде.
Что же, он прекрасно знал, как замотивировать людей лезть вон из кожи. Прослышав про награду, подстегиваемые азартом и духом соревнования, колонны рванулись вперед со всей возможной скоростью, только пыль стояла столбом да колеса скрипели.
Мозоли на выпуклых частях моего тела превратились в саднящие рубцы и я, скрипя зубами, благодарил за это Суворова.