Весна 1736 года. По башкирским аймакам разъезжали кильмяк-абызовские доверенные с призывом итти в поход на русские селения. Кильмяк-Абыз призывал отомстить за казни, пытки, за поруганную честь жёнок и дочерей, поднятых на защиту вольности. В его прельстительных письмах предлагалось штрафных лошадей не давать, строящиеся городки уничтожать, русских людей убивать, а селения их сжигать.
Башкиры готовились к схваткам. Они отгоняли скот в долины южноуральских гор. Аулы пустовали. Семьи укрывались в ущельях гор и в пещерах. Группы всадников объединялись в крупные отряды. Начинались набеги на пограничные сибирские слободы и деревушки.
Южный Урал и Зауралье окутались дымом пожарищ. Горели русские деревни, посёлки, выселки, башкирские аймаки, юрты, скирды хлебов. В панике метались в лесных трущобах звери, улетали птицы… В страхе метались люди. Башкиры были беспощадны к русским и их союзникам, а карательные отряды русских суровы и жестоки к башкирам.
Русские женщины с подростками, младенцами и стариками отсиживались за крепостными стенами острогов и слобод. А там, где не было укреплений, люди наспех окапывались рвами, огораживались рогатками, надолбами, Обводили селения тынами и, бревенчатыми стенами. Люди бросали свои насиженные гнёзда и бежали под защиту пушек.
Мирная крестьянская жизнь оборвалась разом. Крестьянские поля не засевались.
Тевкелев и Татищев слали грозные приказы: всех, кто может носить оружие, мобилизовать, создать крестьянские вооружённые отряды, повсюду выставить караулы, построить маяки, быть настраже и готовыми в любую минуту выступить в боевые походы. По рекам Исети, Тоболу, Миассу выставленные караулы должны были зорко наблюдать за башкирами и отвращать объединения их с казахами. Казахи тоже были неспокойны. Их отряды подбегали под Далматов монастырь. Зорили деревни монастырской вотчины.
Татищев повелел для защиты от башкирцев-изменников призвать на службу оружных, обретающихся в сибирских слободках и Уральских горах, служилых татар, черемисов, чувашей, вотяков и мещеряков,
«Чтобы им всем, годным, в службе быть в том же походе, а которые не будут, те причтены будут за воров-изменников», —
говорилось строго в прочётном указе.
Этим служилым предлагалось съехаться в Багарякской слободе «в скорости», и быть также готовыми к походу.
Начальство хмурое, сердитое. Заваруха великая. Как её утишить — ума не приложить. Во всём остановка и казне великий убыток. Крепости строили поспешно. В конце апреля полковник Арсеньев сообщил Татищеву, что крепость у Чебаркуль-озера построил и вышел строить «в самонужнейших местах» по реке Миассу.
Мятежный пожар полыхал на Южном Урале и в Зауралье. Горному начальнику Татищеву пришлось распорядиться о прекращении работ на казённых заводах. А работных людей, приписных крестьян Каменского, Екатеринбургского и Крутихинского дистриктов, он снял с заводов и направил на охрану пограничных с Башкирией владений заводского ведомства.
Три роты сибирских драгун выступили в поход из только что построенной Миасской крепости.
Стояло жаркое лето.
Отряд растянулся чёрной лентой. По беспокойному времени у драгун ружья заряжены, а фитили зажжены. Отряд передвигался вверх по течению реки Миасс по пустырям, лесным перелескам, огибая болота и озёра.
Полковник Арсеньев ехал молча. Не раз он ходил в таёжные южноуральские горы на башкир. Бродил с отрядами по широким степным просторам в погоне за казахами, бил турок. И во всех походах с честью выполнял боевые задания.
Перевалив увал, отряд вступил в густой березняк. На этот раз объехать его, не потеряв из поля зрения реки, не было возможности. Преодолевая трущобы, выбирая удобные для проезда места, отряд углубился в лес. В зарослях лесной чащи путь преградил неглубокий журчащий ручеёк с ключевой водой. Драгуны проехали. Пушкарям пришлось тяжелее. Обозники застряли. Перегруженные телеги вязли в растоптанном русле ручья. У лошадей нехватало сил. На помощь бросались драгуны. Не раздеваясь, шагали в воду, вязли в тине. Натужились. Пыхтели. Били коней. А возы не поддавались.
Майор Павлуцкий выругался:
— Лодыри, сколько лесу…
Драгуны рассыпались. Застучали топоры. Повалились молодые берёзки. Навалили чащи. Обоз прошёл. Вскоре лес отступил, образуя поляну. Отсюда была видна река. Полковник подъехал к круто обрывавшемуся берегу. Внизу лежала тихая, полноводная река. Река в верхнем течении раздваивалась, образуя приток-курью, за которым лежал высокий, холмистый берег, а дальше шли широкие, степные просторы. Лишь где-то далеко на горизонте виднелись небольшие рощицы леса. Между курьей и крутоскатом, на котором стоял Арсеньев, лежала пойма, поросшая травой, кустарником, а рядом из воды выступал остров, поражавший густой, непроходимой берёзовой рощей. Стая грачей кружилась над ним. Миасс, повернув круто за островом, как раз в том месте, где впадал в него безымённый ручей, только что принесший немало неприятностей обозникам, терялся в заросших кустарником берегах.
Очарованный живописностью уголка, Арсеньев сказал:
— Угоже место!
— К постройкам коммуникации способное, — поддакнул геодезист Шишков.
— Надлежит досмотреть…
Полковник распорядился об отдыхе драгун, а сам в сопровождении геодезиста Шишкова, майора Павлуцкого и десятка драгун поехал осматривать участки.
Обследование решено было начать от безымённого ручья, охватив в кольцо окрестный лес, с расчётом вернуться к привалу с другой стороны.
Разведчики спустились вниз по реке Миасс.
Не переправляясь через ручей, разведчики проследовали вверх к его истоку. Вскоре показались просветы, а за ними заросшее камышом болото.
Геодезист хотел пробраться к воде, но лошадь провалилась, ноги её засасывались всё глубже и глубже, всадник накренился и через голову коня свалился, погружаясь в торфяник. Полковник и майор, видя перекошенное от ужаса лицо геодезиста и муки лошади, приказали драгунам помочь им выбраться из болота. Драгун Ивашка схватил свалившуюся засохшую берёзку, подал один конец Шишкову, а другой начал со всей силой тянуть на себя. Другие с трудом выручили погрязшего в торфянике коня.
Майор и полковник смеялись над жалкой, вымазанной тиной фигурой геодезиста.
— Ну, как? — язвил Арсеньев.
А тот, отираясь пучками зелени, сопел и морщился, не отвечая на насмешки.
— Чаю, к лучшему… Не всякий башкирец полезет через болотину, — говорил полковник геодезисту, когда тот снова сидел верхом на коне. — Но, говорил таким тоном, что не поймёшь, смеётся ли полковник над бедой Шишкова или всерьёз говорит о достоинствах местности, о болоте, как естественной защите.
Разведка от болота повернула вправо по опушке леса.
— Какие поля! Какие земли! — восхищался майор Павлуцкий.
На опушке леса драгуны заметили двух всадников. Завидев разведчиков, всадники скрылись в лесных зарослях.
Полковник рванул под уздцы коня. Конь сорвался и помчался стрелой. За полковником карьером неслись другие. Беглецы, заметив погоню, искусно лавируя меж деревьев, спешили укрыться.
— Стреляй! — кричал Арсеньев.
Гулким эхом прокатились по таёжной глухомани ружейные выстрелы.
Беглецы остановились, видно, напугались.
Соскочили с коней, пали наземь и, закрыв лица руками, лежали недвижно, хотя никто из них не был ранен.
— Вставай, башкурд! — закричал полковник, первый настигший башкир.
Башкиры продолжали лежать, не открывая лиц.
Арсеньев вскочил с коня и с силой пихнул сапогом одного из них.
— Вставай!
— Ой, бульна! — застонал башкир, хватаясь за бок. На его лице выражался страх и просьба о пощаде. — Не надо рубать… Наша — верный башкирец…
— В-е-е-рный… а текаешь… — передразнил Арсеньев. — Чьи вы?
— Таймаса Шаимова, тархана, люди…
— Шаимова?.. Знаю…
Приподнялся второй башкирец. Грозный тон полковника стал мягким. Башкиры это почувствовали. Они с опаской поглядывали на драгун и их ружья.
— Шаимова людишки? Хорошо… Якши… в верности ея императорского величества старшина находится… Якши, старшина!
Башкиры улыбнулись.
— А вы что шатаетесь?
— Наша искал зверь… Лисиц искал… — говорил уже совсем осмелевший башкирец.
И башкир показал рукой на северо-западную сторону.
— За речкой бор. Цилябе-Карагай по-нашему… Якши бор…
Захватив башкирцев, Арсеньев проехал посмотреть на Цилябе-Карагай. Ещё не доезжая до речки Челябки, берёзовый лес стал перемежаться с мелким сосняком, переходя в густой массив краснолесья.
На пути бежала полноводная речка. Она была не широкой, но глубокой, с крутыми, обрывистыми берегами и недоступной для переправы. За ней шёл густой массив соснового леса.
Разведка долго спускалась вниз, по течению Челябки, ища удобного места для переправы на другой берег, но так и не нашла. Она уперлась в новое большое болото, за которым терялась речка; дальше, на горизонте, виднелся Миасс.
Было ясно, что более удобного места, защищенного с трёх сторон водой этих речек и болот, богатого лесом и плодородными, ещё нетронутыми полянами, — вряд ли где-либо можно найти.
Разведка вернулась к привалу.
Арсеньев посмотрел на пленных, распорядился:
— Попытать про воровские дела.
Башкир отвели.
— Велеть драгунам устраиваться командами, как способней. Походу более не будет. Здесь офундуем крепость. Господину Шишкову с помощником произвести чертёж тому городку, сообразуясь с местностью, как способней его офундовать.
Зауральская глухомань ожила разом. Сотни драгун с топорами и пилами разбрелись по берёзовой роще. Вскоре послышались первые удары топора, терявшиеся в лесной глуши, но вот они чаще, больше и вот уже несутся со всех сторон. Повалились вековые берёзы.
Полковнику доложили, что пленные башкирцы пытаны, плетями биты, и на расспросных речах показали:, что они Таймасовы людишки, что тот Таймас Шаимов — старшина Каратабынской волости, и все эти угодья входят в его владения, а юрты его невдалеке по Миассу, у Аргази-озера, что с воровскими башкирами они никаких делов не имеют и сами ходили на них воинским походом, те воровские башкирцы им не дались и ушли в поход под ближние русские селения жильё зорить, людей рубить и скот в полон брать.