Ходить походами сюда.
Я понял все без лишних слов:
Военных восемь орденов
И пять медалей земляка
Видны все враз издалека.
Л. ПреображенскаяСЫН КОММУНИСТАСтихотворение
«Крепкой фигурой и смуглым лицом
Сходство имеет сынишка с отцом», —
Часто знакомые так говорят.
Мальчик, признаться, этому рад.
Рад еще больше он, если о нем
Люди серьезно добавят потом:
«Сын по отцовской дороге идет.
Честным, правдивым и смелым растет».
«Слово на ветер не любит бросать —
Сын коммуниста, сразу видать», —
Скажут такое, взглянув на него.
Это парнишке дороже всего.
В. МальковРОДИНАСтихотворение
Родина! Это мне ты помогала
Счастье ковать.
Сделаю все, чтобы ты расцветала,
Родина-мать!
Звонко на столик ложатся детали.
Я их точу.
Счастье из крепкой, сверкающей стали
Сделать хочу.
Все для тебя, дорогая отчизна,
Труд и мечты.
Все, что я знаю хорошего в жизни,
Все это ты…
Родина — это растущие села
И города,
Это на площади новая школа,
Лес у пруда.
Это мой путь и прямой, и понятный,
Только иди.
Родина — это простор необъятный,
Свет впереди.
Это наш труд, вдохновенный и чистый,
Смелость идей.
Это бессмертный союз коммунистов —Богатырей!
А. ГоловинСТИХИ
БОЙЦЫ ЗА МИР
Не видел я тех дней суровых,
Смотрю на них издалека,
И в сердце — ленинское слово,
Призыв к борьбе с броневика.
Те дни останутся примером
Для угнетенных всей земли.
Когда знамена новой эры
В мир коммунисты принесли.
Тогда нас не было на свете,
А наши деды и отцы,
Навеки сбросив рабства цепи.
Врывались в царские дворцы.
От Балтики — громовым
шагом —
До тихоокеанских вод
Под обагренным кровью флагом
Свергал своих господ народ.
Тогда нас не было на свете…
Впервые вождь народных сил
За все столетья на планете
Народам Мир
провозгласил.
Рабочим — фабрики, заводы.
Земля — крестьянам навсегда.
Впервые к нам пришла свобода
Большого, честного труда.
Несли ее в края глухие,
Нацелив на врага штыки,
По селам, городам России
Бойцы за мир — большевики.
* * *
Жить так, чтоб чувствовать везде,
Что ты необходим для жизни,
Чтобы в твоем простом труде
Всегда жила любовь к Отчизне.
Иди в поля. К родной земле.
Своими сильными руками
Ее, как солнцем, обогрей,
И расцветет она плодами.
Встань каменщиком на леса
В движеньях четкий и суровый,
Чтоб вечной кладки корпуса
Сияли красотою новой.
А если песню ты создал —
Пусть будет высшей из похвал
Тебе за труд, когда народ
Ее своею назовет.
В. ГравишкисРОЖДЕНИЕ ОПЫТА
Из проходной в потоке рабочих вышла девушка, она спешила к трамвайной остановке. Девушка была среднего роста, скорее худощавая, чем полная, с лицом простым, открытым и очень добрым. Глубоко поставленные, большие и выразительные глаза посматривали на трамвайный вагон — он должен был вот-вот тронуться.
В лице девушки, во всем ее облике было что-то украинское. Это подчеркивали и светлые косы, уложенные венчиком вокруг головы, и покрой голубой кофточки с завязками у горла. Даже платок на голове лежал по-украински: два конца были подвязаны на затылке, два других просторно накрывали плечи.
Вагон тронулся, девушка ловко на ходу вспрыгнула на подножку. Несколько минут они ехала, повиснув на руках, потом ее заметили с площадки, и чей-то голос сказал:
— Да это же Рая Степанюк! А ну-ка, ребята, пропустите ее!
Голос звучал повелительно, облепившие подножку ремесленники, с любопытством осмотрев Раю, посторонились. Один из них в порыве усердия притиснув товарища так энергично, что тот невольно крякнул, вежливо приподнял кепку.
Рая, усмехнувшись, вошла в вагон.
— Сюда вставайте, товарищ Степанюк. Из окна ветерок, не так душно.
— Спасибо, не беспокойтесь. Я как-нибудь устроюсь, — пробормотала Рая.
Степанюк взглянула на человека, который позаботился о ней, и увидела незнакомого пожилого мужчину, с сединой в волосах, с густыми выцветшими бровями, из-под которых выглядывали живые, очень проницательные серые глаза. Он посматривал на Раю весело и добродушно. Рая старалась припомнить, не встречалась ли она где-нибудь с этим человеком, но ничего не припомнила; он был совершенно ей незнаком.
— Торопитесь? — спросил мужчина и улыбнулся.
— Тороплюсь, — призналась Рая. — К шести надо в радиостудию. Хочу забежать домой, переодеться. А потом — во Дворец культуры… Просто хоть разорвись! — Выступать?
— Да. Стахановская передача. А потом — репетиция…
— Да-да, трудновато приходится новаторам. Что делать? Кто лучше их сумеет пропагандировать свое дело? Ну, послушаем, послушаем! Желаю удачи! — сказал мужчина и стал двигаться к выходу.
Спустившись с подножки и проходя мимо открытого окна вагона, он еще раз кивнул головой стахановке:
— Не подкачайте, товарищ Степанюк! Ведь вы — с тракторного!
— Постараюсь, товарищ! — ответила ему Рая.
Он исчез в толпе у магазина.
«Вот ведь — знают!» — подумала Рая. Было и приятно от того, что ее уже узнают на улице, и в то же время какое-то неясное чувство тревожило, словно эти знаки внимания были незаслуженными. В самом деле — чем они так отличились, бригады Юдина и Степанюк? Работали честно, добросовестно, старались побольше выдавать деталей, обеспечивать суточный график сборки тракторов. Ну, понятно, кое в чем пришлось перестроиться, работать по-новому, кое-что придумать. Стоит ли это того внимания, которое им оказывают, той славы, — да, славы, которой их окружили? Как щедр наш советский народ! Рая даже вздохнула: не первый раз она задумывалась об этом и каждый раз взволнованно начинало биться сердце: сумеет ли она, простая работница, оправдать эту великую щедрость и доброту родного народа? Хватит ли у нее сил и способностей? Да, это были такие вопросы, на которые сама Рая не решалась ответить…
Дома, отмывая руки, она опять вспомнила незнакомца. Как он серьезно сказал: «Не подкачайте! Ведь вы — с тракторного!» Знал человек, чем всколыхнуть Раину душу! Да, она с тракторного и свою ответственность сознает. Ничего, Раиса Степанюк не подведет.
Но когда она представила себе невидимых людей, которые будут сегодня слушать ее рассказ — Раю охватила растерянность. Она бросилась к столу и перелистала рукопись своего выступления… Что же, как будто все правильно…
Мать позвала ее обедать, Рая нетерпеливо отмахнулась:
— Какой там обед! Мне ехать надо, мама!
— Куда это?
— В радиостудию, выступать…
— Опять? Да что это такое, чуть ли не каждый вечер…
— Надо, мама, надо.
— И не боязно тебе?
— Ни капли. Что бояться?
Мать несколько минут молча наблюдала, как собирается дочь.
— Интересно мне знать, кто только тебя будет слушать?
— Да вы же первая и послушаете…
— Нужно-то мне твое выступление! Подумаешь, невидаль! — недовольно проворчала мать. — Так, значит, обедать не будешь?
— Чаю попью.
— Ни одного вечера дома не посидит… Не пивши, не евши… И кому только нужны твои выступления? — сердито заметила мать.
И так всегда! Поймет ли когда-нибудь старая мать, что наступили новые времена, пошла новая жизнь?
Рая взглянула в зеркало: голубое платье ей к лицу, она выглядит хорошо. Поправив уложенные венчиком косы, Рая мимоходом бросает:
— Так я пошла, мама…
— Ступай, чего ж с тобой поделаешь… Да смотри, чтобы все в порядке было, не осрамись…
Минут пять мать убирает Раины вещи, потом начинает посматривать на репродуктор. А еще через несколько минут садится на стул и ждет начала радиопередачи. Правда, она знает, что Рая еще в пути, что до шести часов еще далеко, но нетерпеливое желание услышать дочь берет свое.
Шуточное ли дело — ее Райка, которая ей все еще кажется несмышленой девчонкой, будет выступать, и многие тысячи людей ее услышат. И она доченьку свою послушает, ни словечка не пропустит…
В радиостудии своеобразная и необычная обстановка. Потолок и стены обтянуты тяжелой материей, собранной в красивые складки, пол сплошь устлан коврами, на столе поблескивает микрофон, безмолвно и загадочно вспыхивают и угасают сигнальные огни, царит особенно глухая, тяжелая тишина. Все это волнует Раю, создает внутреннее напряжение.
Диктор как ни в чем не бывало, спокойно и неторопливо объявляет начало стахановской передачи и кивком приглашает к микрофону Степанюк. Сердце у Раи взволнованно бьется. Слегка срывающимся голосом она начинает читать свой рассказ.
Она говорит о тех днях, когда обрабатываемые на их станочной линии валы были дефицитными деталями. Их не хватало на сборке, о них говорили на летучках, на производственных совещаниях.
До чего же обидно, стыдно и неприятно было каждый день слышать упреки о плохой работе станочной линии! И, кажется, работали в полную меру сил, девчата в конце смены жаловались на большую усталость. Технологи утверждали, что линия может дать больше ста валов, а они выдавали 80—90, и это казалось пределом. Но не может быть, чтобы технологи ошибались!