«Бюро мечтателей» ринулось на эти участки. Они начали экспериментировать, изобретать автоматы и приспособления. Но на первых порах их усилия, как волны о прибрежные скалы, разбивались о неумолимые законы конвейера. Стоило только ускорить темп работы на одном участке, как это неминуемо влекло за собой задержки на другом. Одно звено тянуло за собой другое и, казалось, не будет конца этой цепи.
— Мы что-то упускаем, — говорил Хусид на очередном рапорте у главного инженера комбината Бурцева. — Не пойму только, что именно.
— В вашей работе нет целеустремленности, — ответил Бурцев. — Вы кидаетесь на узкие места, не имея ясного общего плана. Надо себе ясно представить общую техническую идею всего этого дела и тогда решать частные задачи. Следует определить максимально возможный темп работы стана на каждом профиле и создать, скажем, автоматический регулятор темпа. Пусть он диктует нам скорости и указывает узлы, которые необходимо автоматизировать.
Родилась новая идея — автоматический регулятор темпа. Сколько усилий было потрачено, чтобы решить задачу создания конструкции автоматического регулятора.
Хусид шутил, обращаясь к инженеру Ситкову:
— Михаил Андреевич, ты — земляк Ломоносова, создай что-нибудь гениальное, особенное.
И это особенное рождалось в напряженном труде и выкристаллизовывалось из десятков вариантов и схем.
В основу конструкции регулятора темпа была положена мысль: создать такой аппарат, который автоматически регулировал бы подачу заготовок в первую клеть стана. Инженеры Хусид и Ситков создали конструкцию электронного аппарата, который несмотря на сложность электро-технической схемы, весьма прост в обращении и эксплоатации. Сам факт рождения автоматического регулятора темпа есть уже принципиально новое слово в технике металлургии, имеющее большое будущее.
…Начальник смены подходит к регулятору, поворачивает рукоятку и задает нужный ему темп. А дальше? Ведь все участки стана должны работать так, чтобы не тормозить высокий темп производства. «Группа мечтателей» с огромным упорством и настойчивостью продвигалась вперед. Медленно, очень медленно двигалась работа, результатов которой с таким нетерпением ожидали на комбинате.
Шла зима, комбинат стоял на пороге нового года, надо было спешить с автоматикой, иметь ясную перспективу в планировании производства на новый год. Прокатные цехи, правда, набирали темпы и шли вперед, но и мартеновцы не отставали, повышая с каждым днем выплавку стали. Ножницы между производством стали и проката сдвигались очень медленно.
В горкоме состоялось совещание по вопросу автоматизации. Здесь были Носов, Бурцев, Хусид с его группой, производственники, цеховые партработники, партгруппорги.
На совещании наметили план разъяснительной работы, решили широко вовлечь весь коллектив в работу по автоматизации, увлечь рабочего яркой перспективой завтрашнего дня.
После совещания в горкоме обер-мастер стана «300» № 3 Кандауров пригласил начальника стана инженера Синдина к себе — хотелось немедленно обсудить практические вопросы дальнейшей работы по автоматизации. Инженеры сидели в рабочей комнате Кандаурова. Дверь в соседнюю комнату была полуоткрыта, и оттуда неслась музыка.
— Чайковский… — сказал Синдин. — Какая прелесть…
— Да, хорошо.
Несколько минут они сидели молча, наслаждаясь музыкой. Мягкий свет настольной лампы освещал лицо Синдина — молодое, энергичное и несколько задумчивое.
— Мне, порой, даже не верится, — сказал он Кандаурову, что мы действительно живем в Магнитогорске.
— Почему же не верится?
— Слишком памятна еще эта степь, палатки, пронизывающий холод. Мне кажется только вчера это было, когда мы нерешительно смотрели на ящики с оборудованием для стана, а сейчас…
— Чего назад оглядываться, — сказал Кандауров, — давайте лучше вперед смотреть.
Кандауров развернул план стана «300» № 3, и головы инженеров наклонились над чертежом.
Когда первые лучи наступившего утра начали проникать в комнату, два мечтателя все еще сидели, наклонившись над письменным столом.
Наконец, Синдин резко поднялся и так потянулся всем телом, что кости затрещали.
— Ну, вот и утро! — сказал он. — Не заметил, как и ночь прошла.
…Автоматизация кантователя у клети № 10 оказалась делом очень сложным и трудным. Какую бы схему не создавал инженер Ситков, она на практике не выдерживала испытания. Механизм кантователя не успевал вернуться в исходное положение, как уже набегала следующая полоса, и все летело ко всем чертям. Десять схем уже было забраковано. Только хладнокровие Ситкова и огромная вера в свое дело заставляли автоматизаторов вновь и вновь приниматься за конструирование.
— Может, оставить здесь оператора, как раньше было, — высказывали предложение некоторые работники. А Ситков ответил на это:
— Оставить этот участок в прежнем положении — значит оставить блоху, которая нас будет часто и больно кусать. Потом это значило бы признать себя побежденными тогда, когда впереди предстоят еще более серьезные трудности. Нет, это не в нашем характере. Начнем сначала.
На испытание одиннадцатого варианта автоматического кантователя собрались многие работники. Небольшими группами стояли у клети № 10 в ожидании полосы.
Очередная полоса начала свой стремительный бег через клети стана все больше и больше вытягиваясь, похожая на журчащий ручеек, освещенный золотыми лучами солнца. Вот уже раскаленный язычок показался в валках девятой клети, и полоса, извиваясь и подпрыгивая, словно ей тесно в объятиях жолоба, устремилась вперед. С разбега она ударила флажок, который мгновенно качнулся и включил автомат. Полоса повернулась, несколько мгновений лежала без движения и, схваченная валками, вновь помчалась вперед.
Но еще не успел хвост первой полосы скрыться за валками, как следующая начала набегать и конвульсивно биться на рольгангах.
— Стой! — закричал мастер и начал подавать условные знаки крановщику. Опять неудача.
Хусид, Ситков и Синдин, огорченные неудачей, стояли у клети, обсуждая, что предпринять дальше. К ним подошел обер-мастер стана «300» № 3 Кандауров. Сравнительно молодой еще человек, Кандауров пользуется в Магнитогорске известностью одного из способнейших и плодовитых рационализаторов. О нем можно с полным правом сказать, что у него золотые руки и инженерный талант. Он и краснодеревщик, и живописец, и слесарь. Ему принадлежит ряд очень ценных нововведений на стане, которые принесли государству большую пользу.
— Значит опять неудача, — сказал он.
— Да, опять начинать сначала.
— А не попробовать ли начать возвращение механизма кантования в момент прокатки полосы, а? — сказал Кандауров и, остановившись, испытывающе посмотрел на Ситкова. Тот как бы встрепенулся, потер лоб и начал быстро барабанить пальцами по железным перилам переходного мостика.
— А скручивать полосу не будет? — спросил он и, получив отрицательный ответ, забарабанил еще быстрее. — А что скажет командир? — обратился он к Хусиду.
— Мысль, пожалуй, правильная. Мы можем найти недостающие нам доли секунды для возвращения механизма кантования в исходное положение, — ответил Хусид.
Ситков, этот спокойный, уравновешенный Ситков, неожиданно стукнул кулаком по перилам и воскликнул:
— Чего же вы молчали? Почему вы раньше это не подсказали?
Кандауров засмеялся:
— Гениальные решения приходят в голову не сразу.
— Мне не терпится! — воскликнул Ситков. — Пойдемте обсудим этот вариант.
Предложение, внесенное Кандауровым, оказалось тем недостающим винтиком, без которого не мог заработать механизм. Практический опыт обер-мастера оказал решающую помощь конструктору в решении одной частной, но все-таки весьма важной задачи.
Сказалась не только помощь Кандаурова. Партийная организация цеха через своих агитаторов приковала внимание всего коллектива к работе автоматизаторов. Десятки советов и предложений рядовых рабочих облегчали конструкторам и монтажникам работу. Это было подлинное содружество науки и производства, которое, в конечном счете, и принесло успех.
Группа инженеров стояла на переходном мостике стана «300» № 3 и следила за быстрым бегом полос. Директор комбината Носов детально проверял каждый автомат, каждый узел. Здесь и Хусид, и начальник сортопрокатного цеха Лаур, и начальник стана Синдин.
— Включите на оптимальный темп! — говорит Носов.
Начальник смены инженер Салтыков переключает регулятор темпа, и все почувствовали, что скорость течения металла увеличилась.
— Сколько штук максимально давали раньше на холодильник в одну минуту? — спрашивает Носов.
— Максимум четыре.
— А сейчас?
— Шесть.
— Пауза между штуками?
— 0,2—0,5 секунды!
— Хороший темп, — говорит Носов, обращаясь к начальнику цеха, — при таком темпе работы вы можете свою пятилетку выполнить меньше чем в четыре года. Теперь только давай вам металл и успевай вывозить прокат.
У клетей стояла группа молодых вальцовщиков. Они спокойно наблюдали за прокаткой, без суеты, то подобьют проводку, то подвернут гайку.
Носов подозвал молодого вальцовщика.
— Ну как, товарищ Тришкин, легче работается с автоматикой?
— Кто как понимает, — ответил молодой рабочий.
— Ну, например, вы вот, на ваш взгляд: легче стало или труднее?
— На мой взгляд, труднее…
— Как же так труднее? — удивился директор.
Тришкин спокойно вытер платком лицо и по-мальчишески наклонил голову набок, как бы что-то прикидывая в уме.
— Конечно, когда не было автоматики, физически было тяжелее. Сейчас маяты меньше, зато умственной работы куда больше.
Носов рассмеялся, но Тришкин не обиделся и даже не изменил позы.
— Ничего тут смешного нет, Григорий Иванович, вот, скажем, вальцовщик. Теперь около тебя металл рекой течет и автомат работает. Ты ж ему — автомату этому — не крикнешь: стой! когда у тебя неполадки у клети. Вот поэтому стоишь и думаешь: и о нагреве заготовки, и о профиле, и о валках. Как ни говорите, а автомат очень много думать заставляет рабочего человека. Намного надо быть грамотнее.