Шкуру вытряс. Наломал веток — для костра, больших и сухих. Толстых, Вау с такими и не справилась бы. А Ыых сильный. Лапника натаскал попушистее — под шкуру, для мягкости. Много лапника принес, горкой. Накрыл шкурой, рукой потрогал. Зарычал радостно. Хорошо! Мягко лежать будет. И Вау, и самому Ыыху. И даже Громкому, ладно, шкура большая, Ыыху не жалко.
Ыых даже воды принес! В черепе саблезубого, что на камне стоял для мелких полезностей. Нижнюю челюсть Ыых давно отломал, а за верхнюю брать удобно, как за ручку. Большой череп, вместительный. Много воды входит. Особенно если дырки, где раньше глаза были, липкой землей замазать.
Принес Ыых полный череп. Лед на ручье больше проламывать не надо, нет больше льда. Хорошо! Поставил на камень у входа в пещеру. Придет Вау с прогулки, пить захочет. А к ручью бежать и не надо — вот она, вода, Ыых принес. Постарался!
Устал.
Сел в углу, у закрытой шкурой горы лапника, привалился к мягкому. И заснул.
И не видел, как Вау пришла, как обрадовалась. Вау на шкуру зовет, а он и не слышит, храпит только.
Нет в жизни счастья!
НЕПОХОЖИЙ
То, что младший Громкий вовсе не Громкий, Ыых не сразу понял. Да и как тут поймешь? Орали они одинаково. Младший даже громче. Иногда. И дольше. А рассмотреть вблизи Вау не давала, в шкуры кутала и за спину прятала.
Пока вода была твердой — понятно, и шкуры, и за спину: холодно, голодно, а Громкие пахнут вкусно. Особенно когда совсем мелкие. Белой едой пахнут. Хотя Ыых тогда не всерьез лизнул — так, попробовать. Да и не настолько голодный был. Да и вообще!
Ыых не всерьез лизнул, а Вау разозлилась очень даже всерьез. И укусила больно, из пещеры выгнала. И потом Громких за спину прятать начала, когда Ыых подходил. И рычать.
Но тогда холодно было. Ыых, бывало, по многу дней ничего добыть не мог, заново старые кости глодали. А сейчас-то чего? Тепло, сытно. Ыых каждый день из лесу с добычей. Зайцы, опять же. Разные. Одни большие и жирные, по земле скачут. Другие по веткам. Те, что по веткам — мелкие. Их много надо, чтобы Вау была довольно. Не один, не два — больше. Больше даже, чем по одному на каждый палец. Ыых проверял.
Глупая Вау. Думает, Ыых не догадался, почему она Громких прячет? А Ыых умный! Он сразу все понял. Просто этот младший Громкий на Ыыха совсем непохож. Ну вот совсем. И на старшего Громкого тоже.
У больших серых зайцев никогда не рождается мелких рыжих. Ыых это точно знает. И Вау знает, хотя она в лес и не за зайцами ходит. Вот старший Громкий на Ыыха похож. Такой же умный. Слово сразу отобрал. И не одно, и не два. Много. Хорошо!
А младший — не похож. Вот Вау и прячет. Боится, что Ыых увидит и злиться будет. И сама злится. Заранее чтобы. Хотя чего злиться-то? Ыых зайца вон принес. Большой заяц, жирный. Серый потому что.
Вот ведь тоже странность: зайцы вроде — а такие разные. У серых уши длинные, у рыжих — хвост. И мелкие. Рыжие которые. Впрочем, рыжие и большие есть, и они уже совсем не зайцы. И у них тоже хвост. Длинный в смысле. Но эти рыжие не-зайцы, большие которые, они совсем не прыгают. Ни по веткам, ни по земле. Бегают только. Потому что не зайцы, наверное. Потому и не прыгают. И у них зубы. И зайцев они едят. А есть еще серые не-зайцы, большие, и у них тоже хвост. Длинный. И зубы. И они тоже едят зайцев — значит, точно не-зайцы. Хотя и серые.
Этих не-зайцев Ыых ловить не любил. Ни серых. Ни рыжих. Они не хуже Вау кусаться умеют. Хотя нет. Вау лучше кусается. Вау вообще лучше. Во всем. Особенно не злится когда. Ну их, этих не-зайцев! Лучше зайцев поймать. Не злилась чтобы. Серых. Или рыжих. Но рыжих много надо, эх… Мелкие больно. Лучше серых.
А еще рогатик в загородке. Это Ыых хорошо придумал — вкусная белая еда, за которой не надо бегать! А надоела белая — вот тебе зайцы. Хорошо. Тепло. Сытно. Живот у Ыыха тугой, настроение хорошее. Да и Вау округлилась, совсем красавицей стала. А младшего Громкого все равно прячет.
Глупая Вау.
Думает, Ыых не догадался. А Ыых умный! Он же не Вау. Это Вау глупая. Хотя и красавица. Ну и что, что младший Громкий на Ыыха не похож? Зато на Вау похож! Похожа то есть.
Подрастет — совсем похожа станет. Большая, красивая.
Эх, хорошо!
НЕ КОЗЕЛминиатюра написана в соавторстве с Ольгой Сафоновой
Козёл быстрый зверь. Мало того, что ног у него четыре, а у Ыыха две, так к каждой ноге у козла ещё каменюка внизу приделана. Чтобы по камням прыгать и ноги не ушибить. Ыых погнался за козлом, споткнулся на камне и палец ушиб. Чудно, палец самый маленький, а боль большая!
И козёл ушёл. Теперь ни мяса жареного, ни тёплой шкуры. Без мяса ещё прожить можно, от вчерашнего зайца уши остались и Вау корешков насобирает. А вот как без шкуры? Это всё Громкие. Так шкуру саблезубого изгадили, что Вау ее в речке мыла. Теперь шкура мокрая, противная. На такую не ляжешь. Вау ее на солнце повесила, сохнуть.
Теперь до завтра не высохнет. А как Вау на шкуру позвать, когда шкуры нет?
Хоть бы самого маленького зверя найти, всё равно кого, только со шкурой. Тогда можно мягкой травы накидать, а сверху шерсти — получится как шкура. Не совсем, конечно, шкура. Но, может, Вау не догадается?
Только нет никого. Разбежались от Ыыха, одни лягушки орут и страха не знают. Им-то что, они не пушистые. И рыбы стаями носятся. Смотрел на них Ыых, смотрел и вовсе опечалился. Сел на берег, ноги поджал, подбородком в колени уткнулся. Где же найти шерсть?
И тут чувствует: коленям-то тепло. Вот она шерсть, на лице растёт! Не так много, как козлиная шкура, но выбирать не приходится. Соскрёб шерсть острым камнем. Заячьей тоже добавил, чтобы побольше. И поверх травы на место шкуры положил. Как раз успел, когда Вау с корешками вернулась.
Она увидела и сразу прибежала. Довольная, урчит, по лицу гладит. То место, где шерсть росла, облизнула и удивлённо так:
— В-а-а-ау…
Оторопел Ыых. Теперь он Вау? Нет, не может быть! Ыых почувствовал как протест в нём поднимается, поднимается… и потащил Вау на шкуру. Всю ночь доказывал, что он Ыых! И доказал, Вау от восторга все слова забыла.
Наутро Ыых пошёл охотиться в обход соседской пещеры. На всякий случай. Он-то, конечно, Ыых! Но сосед большой. У него руки — во! И зубы.
Ему поди докажи, что ты не Вау.
ЖАДНЫЕминиатюра написана в соавторстве с Семеном Скорыниным
Бег был маленький и тощий. Но шустрый. Быстро бегал, высоко прыгал, проворно лазал и даже падать умел не особо больно. А иначе как жить, если маленький? Никак не жить. Жил он, где придётся, часто ночевал в звериных норах, отобедав хозяевами. Хорошо жил.
Брёл однажды Бег по лесу и вдруг услышал шорох. Выглянул из-за кустов, а это Ыых волочил большую добычу. Тушу косули — матерой, жирной.
Удачливый охотник! Много мяса добыл, вкусно будет! — восхитился Бег. К Бегу вообще часто мысли умные приходили. И Бег знал уже, что мысли — как весенние зайцы, поодиночке не ходят. Подождал вторую. И она оказалась такой вкусной, что он аж присел: — а вдруг удачливый Ыых решил это богатство припрятать?
Бег стал незаметно следить за Ыыхом. Но тот по лесам не скитался, он тащил тушу убитой им косули к пещере. Бросил добычу у входа, прорычал громко:
— Ыых!
Удачный день, стало быть. Чтоб все соседи знали.
Из пещеры вышла Вау. Увидел её Бег — чуть из кустов не выпал: Вау! Хороша! Даже лучше, чем туша косули. Хотя та ему тоже понравилась. А лучше и то и другое. И чтобы никаких Ыыхов рядом. Делиться с Ыыхами, вот еще!
Жадный был Бег.
А Ыых тут приосанился, одну руку в бок упер, другой Вау на тушу косули показывает.
— На! — говорит.
Чтобы, стало быть, сразу ясно всем было — кто тут такой герой и для кого старался. И Вау чтобы тоже ясно было. И Бегу. Обидно.
Но тут Вау утащила Ыыха в пещеру. И ладно бы одного утащила, а то ведь вместе с косулей! Тоже, значит, жадная.
Но Бег был не только жадный, но и хитрый. А на голодный желудок мысли сбегались, словно косули на соль. Зверьков Бег ловил, норы отвоевывал. Тут большая нора. И звери большие. Но Бег ведь хитрый!
Он вспомнил, как однажды приманивал большую птицу. Притворился её сородичем и стал петь как она, чтоб подобраться поближе. Тогда получилось. Вкусная была птица. Значит, и тут надо действовать так же. Пока другие надеются на силу, он возьмёт хитростью, ведь песни птиц все любят. Главное, дождаться, когда грозный Ыых уйдёт.
Бег укрылся в густых зарослях, но от долгого ожидания задремал. Когда очнулся, уже стемнело. Живот заурчал, призывая идти в разведку. У входа в пещеру Бег прислушался — гремят камушки, костяшки, а иногда раздаётся мурлыкающий голос Вау. Ыыха не слышно. Это он удачно зашел! Самое время действовать.
И он начал выплясывать возле пещеры: замахал руками, как птица крыльями, и запел протяжно:
— На-на-на! На-на-на!..
Неужели не получится? Неужели не выглянет? Бег старался изо всех сил.
Вдруг в свете луны он увидел Вау, удивлённую услышанным.
Главное подманить поближе, возрадовался Бег. Он запел и замахал руками сильнее:
— На-на-на! На-на-на!..
Но тут силуэт Вау заслонила громадная тень, это из пещеры вышел Ыых, а в его руке виднелась похожая на дубину кость с остатками недогрызенного мяса.
— На-на… — осёкся певец, плохо дело. И начал отплясывать в сторону: мало ли зачем он горланит, вдруг не поймут.
— Вр-р-рах?! — громогласно замахнулся вкусной дубиной хозяин пещеры. Но не швырнул в наглеца, пожадничал. А Бег так надеялся. Какие все-таки все жадные.
— Бег, — скромно поправил плясун и руками развёл, будто он всего лишь мимо танцевал. Просто так, безо всякого умысла. Тем более что заросли уже близко. Хорошо оттанцевал. Правильно. Хотя кости с мясом и жалко, могли бы и кинуть. Но лучше пусть не кидают, чем догонять бросятся.
Бег ловко прыгнул в кусты и побежал, побежал, побежал…