– Жив, хоть и не весь, – признал я, озираясь.
Вблизи караван выглядел ещё живописнее. Часть машин была поставлена на самодельные высокие колёсные базы. Все увешаны «кенгурятниками», причём шипастыми, явно рассчитанными на то, чтобы давить толпы восставших. Бока машин прикрыты мощными самодельными решётками, наподобие тех, что в Гражданскую войну каратели цепляли на самодельные бронетранспортёры.
Серьёзно они подготовились к походу.
– Тятенька Денис, – раскосый малыш деликатно подёргал меня за полы кителя, – а в Москве и правда есть зоопарк со слоном?
– А… – Я чуть не поперхнулся от неожиданного вопроса, но попытался ответить в тон. – Есть, малец.
Малыш просиял и от волнения затеребил в ножнах свой тесак.
Я обвёл взглядом караван и идущих ко мне людей. Сколько восторгов читалось на их лицах!
– Цирк ещё есть, даже два, – зачем-то сказал я.
– Но мертвяки-то по земле ходят, – вздохнул предводитель. Вдруг смутился, протянул мне руку: – Совсем мы одичали, братушка. Максим я, Божьей волей наставник и отец нашей общины.
– Почему-то было у меня предчувствие о твоём имени, – кивнул я. – Реки, братушка Макс, а как так сложилось, что вы не знали о творящемся на свете белом? Ибо по поведению вашему мнится мне, что так оно и есть.
Максим слегка нахмурился. Наверное, не стоит пытаться злоупотреблять старинными словами.
– Да как же нам узнать было? – Он развёл руками. – Жили мы в глухомани, как апокалипсис начался, так совсем от мира оторвались.
– А радио? – спросил я.
Максим громогласно рассмеялся.
– Радио? Да кто ж его слушать бы стал, зараза ведь по радиоволнам и интернетам от человека к человеку шла!
Я молчал, осмысливая.
Максим прекратил смеяться. Помрачнел. Взял меня под руку и отвёл на несколько шагов от своих родичей. Шёпотом спросил:
– Что, не так?
– Не так, – негромко ответил я. – Ни при чём тут радио.
– Эпик фейл, – пробормотал Максим и потёр переносицу. – А мы все приёмники и компьютеры сожгли… Ничего?
– Бывает, – сказал я. – Не бери в голову, братушка. Лучше скажи – врач вам нужен? У нас в вертолёте доктор есть, и ещё кваzи…
– А кваzи – это кто? – с подозрением спросил Максим.
– Это тот, кто переболел и выздоровел, – мрачно соврал я. Для начала хватит с него и такой информации. – Вы не думайте, они не опасны.
– Так это ж отмороженные, – расслабился Максим. – Знаем, знаем. У нас пяток есть таких. Странноватые ребята, но к мертвякам подход имеют. Ты нас за дикарей-то не считай!
Я кивнул. Что ж, одной проблемой меньше. Не начнут палить в Михаила.
– А доктор нам позарез как нужен! – продолжил Максим. – Жена младшая у меня рожает, двойню, боимся, что не справимся.
– Да ты не скучал в дороге, братушка, – сказал я. – Поможем. Если найдётся керосин для вертолёта, то через пару часов твоя жена будет рожать в лучшем роддоме Москвы.
* * *
Рана у Ольги заживала. Мы посыпали её антибиотиком, ещё один Ольга пила в максимальной дозе. Может быть, это помогало. А может, слюна у восставших была целебная – к концу второго дня, когда стало ясно, что Ольга не собирается бросаться на меня или сына, я даже рискнул так пошутить. Ольга косо посмотрела на меня, но ничего не сказала. Её паника почти прошла, хотя на ночь она просила привязывать её веревкой к батарее – когда мы ночевали в доме, и к дереву – когда остановились в лесу.
– Если это не микроб или вирус, – сказал я, – то в чём же дело? Мы же видели, что мертвецы восстают.
Мы сидели в придорожной кафешке. Из неё было хорошо видно окрестности, ещё там нашлась масса продуктов и работающая плита с газовым баллоном. Главное было не открывать холодильники – из них несло тухлятиной. Единственного восставшего, который бродил кругами по кафешке, я забил ледорубом и отсёк голову. Я вдруг понял, что мне нравится это делать, а ещё – что это у меня отлично получается.
На восставшем был грязный поварской передник, так что еду пришлось готовить самим.
– Возможно, сам возбудитель не убивает, – предположила Ольга. – Он ждёт в организме, пока человек умрёт. А уже потом мёртвый восстаёт.
– Тогда почему столько восставших?
– Каждый день умирает масса народа, – сказала Ольга. – И каждый, восстав, превратился в кровожадного хищника. Растерзал тех, кто рядом. Те восстали. Растерзали ещё группу людей…
Я кивнул. Это было вполне возможно.
– Но это, в общем, даёт человечеству шанс, – сказал я. – Когда мы приспособимся к этому… ну, неприятно, конечно… но появится обычай немедленно отсекать покойнику голову.
– А некоторые уроды будут, наоборот, тыриться в тёмные углы, чтобы там помереть и превратиться в монстров, – предположила Ольга.
– Да ну, брось, – глядя на деловито топающего по кафешке сына, сказал я.
– Люди ко всему приспосабливаются, – сказала жена. Она тоже смотрела на ребёнка. – Видишь, он привык к тому, что мы всё время куда-то идём, что нет игрушек, что спим где придётся… Он привык, что нельзя громко плакать, Денис! И к мысли, что можно умереть и стать монстром, люди привыкнут. Кое-кто сочтёт это вполне приемлемым. Решит – поброжу монстром, вдруг потом лекарство найдут и снова оживу…
– Буйство фантазии, – рассмеялся я и поцеловал Ольгу в лоб.
Лоб был прохладный. Рана от укуса действительно заживала.
– Сейчас люди отовсюду идут к большим городам, – сказал я. – Это будут наши форпосты. Мы укроемся в городах, построим стены. Будет тяжело, но мы справимся. И отвоюем наш мир обратно.
– Вот уж у кого буйство фантазии! – рассмеялась Ольга. И тоже поцеловала меня в лоб.
– Поняла? – спросил я.
– Вначале я решила, что ты ищешь у меня новую эрогенную зону. Но потом поняла, что проверяешь, нет ли жара, – усмехнулась Ольга.
Я снова глянул на сына.
Тот стоял у стеклянной двери кафешки и смотрел на улицу. А по улице ковылял к дверям, к сыну, улыбающийся во весь рот старичок. Такой древний и морщинистый, что я даже не сразу понял, мёртвый он или живой.
Похоже было на то, что живой.
Но кухонный нож в руках у старичка мне очень не понравился.
Я вскочил, подбежал к двери, подхватил сына на руки, передал подоспевшей Ольге. Отступил от дверей.
Старичок толкнул дверь и ввалился внутрь. Да, он явно был живой. От него несло дерьмом, мочой и алкоголем. Это ж надо, в таком возрасте напиться и не помереть!
– Избавим младенца от страданий! – воскликнул старичок. Глаза его перебегали с ребёнка на меня, потом на Ольгу, потом снова на ребёнка. – Избавим?
Мы молчали. Таких психов мы ещё не встречали.
– Принесём жертву Сатане? – внезапно предложил старичок.
– Отойдите, – сказал я Ольге.
– Может, не надо? – спросила Ольга. – Он же восстанет чудовищем…
– Так он уже чудовище, – сказал я.
– Денис…
– А если бы он наткнулся на заблудившегося ребёнка? Или наткнётся, если мы просто уйдём?
– Избавим? – с жалобной ноткой повторил старик и икнул.
Ольга молча отошла от двери.
А я снял с петли на поясе ледоруб.
Машину Михаил водил хорошо, хотя и с той стариковской основательностью, которая молодых людей бесит. В возрасте люди либо начинают ездить неспешно, по принципу «куда уж мне торопиться», либо, напротив, водят агрессивно и быстро, мотивируя это опытом и тем, что «чего уж мне бояться».
У кваzи, очевидно, то же самое. Михаил предпочитал не спешить.
– Из меня не очень хороший гость для новоселья, – сказал я. – Да и какое это новоселье? Ты приехал в Москву в командировку. Решишь свои дела – уедешь.
– Может быть, я останусь, – сказал Михаил.
– Личный помощник Представителя решил эмигрировать в человеческие края? – с сомнением спросил я.
– Найд. Я не уверен, что ему правильно жить среди нас.
– О как. – Я покосился на Михаила. – Почему?
– Он воспринимает кваzи как единственно правильную форму жизни. Как высшую расу. А обычных людей – как неполноценных существ. Пока это каким-то образом укладывается у него в голове, но начнётся подростковый возраст, и всё станет совсем плохо. У нас были случаи… дети, выросшие среди кваzи, кончали с собой, чтобы восстать в правильном, как они считали, виде.
– И тебя это пугает?
– Конечно. Человеческая жизнь отлична от нашей, но она имеет и свои недостатки, и свои преимущества. Вы слабее нас. Часто тратите время на ерунду. Но зато способны заниматься чем угодно, пробовать и искать, менять свой род занятий, взгляды и убеждения. Мы не меняемся. Я буду рад, когда Найд станет кваzи, но пусть вначале он проживёт свою человеческую жизнь. Поймёт, что ему нравится, чем он станет заниматься вечность.
– Вечность, – презрительно сказал я. – Не уверен, что Вселенная с тобой согласна.
– Ну разумеется, мы тоже конечны, – легко согласился Михаил. – Может быть, и у нас есть срок жизни, просто он очень долог. А если даже и нет, то нас можно убить. Рано или поздно какой-то несчастный случай подстережёт каждого. Но с точки зрения обычного человека мы бессмертны.
– Потому что уже мертвы.
Михаил помолчал, потом кивнул, не отрывая взгляда от дороги.
– Да. Клетки нашего тела видоизменились. Это не жизнь в обычном понимании этого слова. Совершенно другие механизмы обмена энергии, восстановления, передачи нервных импульсов. Но это и не смерть. Это то состояние, для которого в человеческом языке не было подходящего слова.
– А сейчас есть?
– Конечно. Кваzи. Кваzи-жизнь.
Я не стал спорить. В чём-то он был прав.
– Ну, это хороший поступок, – сказал я. – Правильный. То, что ты хочешь поселить мальчишку среди людей. Ты ведь в какой-то мере жертвуешь собой, своей карьерой.
– Ненадолго, – ответил Михаил. – Сколько я ещё ему буду нужен? Ну пять лет. Ну десять. А дальше он сам выберет, где и как ему жить.