Дальше валять дурака не имело смысла. Царица вцепилась в меня, как бультерьер в крысу.
– В ходе беседы подозреваемый употребил в отношении потерпевшего фразу «уплыл куда-нибудь на край света».
– Ну и?
– Потерпевший в юности действительно ходил пару лет на торговых судах.
– Он мог это знать. Он же выяснил, с кем изменяет его супруга.
– Достаточно давний факт биографии. Ныне подозреваемый был уважаемым бизнесменом, никак не связанным с морем. В ориентировке, однако, указывались многочисленные татуировки морской тематики на теле пропавшего. В достаточно интимных местах. Чтобы запомнить морское прошлое жертвы и ляпнуть про «уплыл», подозреваемый должен был реально видеть жертву. Причём раздетым догола.
Амина Идрисовна едва заметно зарделась. Всё-таки она была восточная женщина.
– Довольно… хлипкие основания для того, чтобы врываться в квартиру.
– Я на этой его фразе насторожился и обратил внимание на интонацию. Она была не просто удовлетворённая. Мстительная. И такая… предвкушающая… ожидание у него было в голосе.
Даулетдинова кивнула:
– Понимаю. Но я бы, наверное, решила, что он убил соперника, расчленил и уничтожил тело. Заподозрить, что он после убийства держит восставшего дома и пытает… это надо как-то по-особому относиться к мёртвым… наверное…
Она задумчиво посмотрела на меня.
– Я стараюсь ответственно выполнять свою работу, – сказал я.
– Иди, Симонов, – после паузы сказала Даулетдинова. – Постарайся меня не разочаровать.
Питерская погода решила меня удивить. Небо голубое, прозрачное, чистое. Ярко, почти по-летнему, светило солнце. Людей, живых и мёртвых, на улицах было столько, будто они вышли праздновать его появление.
Найд, улыбаясь, запрокинул голову, глядя вверх. Сказал:
– Вот я это так люблю…
Бедренец несколько секунд смотрел на него, потом поднял руку, глянул на свои старые механические часы.
– Денис, я должен заняться отчётом. Я постараюсь сделать всё максимально быстро, чтобы успеть проводить вас.
– Да уж надеюсь, – сказал я. – Давай, анализируй.
Михаил кивнул. Потом повернулся к Найду – и вдруг прижал его к груди, на секунду замер, отпустил. И быстрым шагом пошёл направо по набережной.
– Куда он? – растерянно спросил Найд.
– В Летний сад, – сказал я. – Ищет свою дверь в лето.
– Чего с ним?
Я и сам был озадачен. Глядя на торопливо идущего Бедренца, я вдруг почувствовал, что не понимаю его. Всегда понимал, с самой первой, весьма неудачной встречи. А вот сейчас – нет.
– Дед тебя когда-нибудь раньше обнимал? – спросил я.
Найд наморщил лоб.
– Ну да… Он говорил, что телесный контакт очень важен для развития… Пап, ты его дедом назвал?
– Надо же как-то называть это старое недоразумение, – пробормотал я. – Настя, тебе не кажется странным его поведение?
Настя, наклонив голову набок – болезненно знакомым, прежним движением, смотрела на уходящего Бедренца.
– Немного. Он старается очеловечиться.
– Удачно получается, – хмуро сказал я. – Поедешь изучать останки?
Женщина, которую я любил живой, кивнула. А потом нахмурилась.
– Ты меня гонишь?
– Нет.
– Если вы не против… – Она заколебалась. – Мне всё равно предстоит провести в Питере некоторое время. Я бы прогулялась с вами. Если вы не против.
Она посмотрела мне в глаза.
– Как все расчувствовались-то… – сказал я вполголоса, пытаясь скрыть удивление.
– Пап…
– Да пошли, – сказал я. – Что мне, жалко? Город не мой личный, погода хорошая. Возьмём мороженое, нам нормальное, Насте из соевого молока. Поговорим о работе.
– Была бы я живой, стукнула бы тебя по башке, Денис Симонов, – сказала Настя. Прищурилась. – Ты чем-то озабочен, нет?
– Какие могут быть заботы, когда выглянуло солнце и нам совсем нечего бояться? – воскликнул я. – Пошли в Зоологический музей! Он же тут рядом, через мост. Мы не пойдём в Кунсткамеру, где толпятся китайские туристы, провинциальные тётушки и шумные подростки. Мы пойдём в тихий, мирный, даже самую капельку скучноватый Зоологический музей.
– Денис, если бы я не была рядом с тобой с самого утра, я бы решила, что ты выпил, – сказала Настя.
Я ухмыльнулся.
– О! Это интересное замечание. Но дело-то, если хорошенько подумать, совсем не во мне, Настя… Пошли, что мы тут торчим, туристам селфиться мешаем! Слева мы наблюдаем Адмиралтейство, за спиной у нас остался Эрмитаж, впереди Дворцовый мост…
– Денис, с тобой точно всё в порядке? – спросила Настя.
– Не совсем, – признался я. – Очень не люблю тупить. А я в Питере только и делал, что тупил. Ещё в поезде начал, если честно. Обычная судьба москвича в городе на Неве, что поделать!
Мы пошли через мост. Найд поглядывал на меня с любопытством, но ничего не говорил. А вот Настя выглядела озабоченной – насколько это вообще возможно для кваzи.
– Тебя что-то завело во время разговора с Представителем, – задумчиво сказала она. – Словно ты понял, где и в чём ошибся.
– Есть такое, – признался я. – Но не во время разговора, а ещё раньше… О! Глядите, какой чудесный кораблик с туристами! Давайте дружно помашем им!
– Денис. – Настя взяла меня за руку. – Объясни, что произошло. Ты понял что-то связанное с этим делом?
– Бинго, – кивнул я.
– Могу я помочь?
Я заколебался. Искушение сказать «да» было велико.
– Настя, беда в том, что ты ничем не можешь помочь.
– Понятно.
– Нет. Не потому, что ты… кваzи. Считай, что я собрал пазл, но в нём не хватает одной детали. Я её то ли потерял, то ли не нашёл. А хвастаться пазлом без квадратика в центре не получится.
– А вдруг я помогу его найти?
Я отвернулся.
Настя сейчас вела себя почти как раньше. Почти как живая. И от этого мне становилось ещё хуже.
– Давай просто гулять, – сказал я. – Получать удовольствие от самого красивого города России. Будем вести себя как семья на отдыхе.
Найд недоверчиво глянул на меня, потом воскликнул:
– Мороженое! Если уж семья на отдыхе, то мороженое обязательно.
Тележка с мороженым нашлась метрах в десяти от выходившей на набережную скромной двери с вывесками «Зоологический институт» и «Зоологический музей», рядом с ещё одной дверью – в кассы музея. Я купил Найду разноцветный фруктовый лёд, который он упорно предпочитал нормальному мороженому, Насте, как и грозился, мороженое из заменителей молока, «пригодное для веганов и кваzи», себе – обычный пломбир. Ещё вчера мысль грызть мороженое на влажном ветру мне и в голову бы не пришла, но солнце сделало город куда дружелюбнее.
– Вкусно, – глядя на Неву, сказала Настя. – Я уже и не помню, когда ела мороженое в последний раз.
– Доедим, а потом в музей, – сказал я. – Толпы вроде как нет, все идут в Кунсткамеру. Всем хочется смотреть на диковинки и уродства, а нас тянут древние кости и мумии.
– Он часто такой бывает? – спросила Настя у Найда, кивая на меня.
– Не-а, – ответил Найд, явно наслаждаясь ситуацией. – То есть пару раз такое было, когда он что-то сообразил, но ещё не до конца.
– А что будет, когда сообразит? – продолжала любопытствовать Настя.
– Тогда лучше куда-нибудь спрятаться, – очень серьёзно ответил Найд.
Настя кивнула. Бросила в урну обёртку от мороженого и сказала:
– Ладно, если что – прячемся. А пока смотрим на зверей.
Зоологический музей в Питере, хоть и самый старый в России (ну а как же иначе, он отделился от Петровской Кунсткамеры), но Московскому, на мой взгляд, уступает. Про всякие Лондоны – Берлины – Нью-Йорки говорить не стану, но подозреваю, что там тоже побогаче.
Но кое-что в питерском музее бесспорно мирового уровня. Мы прошли полупустыми залами (одна школьная экскурсия, одна китайская), направляясь к залу мамонтов и остановившись лишь посмотреть на чучело пингвина-альбиноса. Табличка утверждала, что оно единственное в мире.
– Мало того, что пингвин, так ещё и альбинос, – философски сказал Найд. – Вот же угораздило.
Я подумал, что пингвина угораздило не родиться пингвином или альбиносом, а попасться на глаза зоологу. И что с людьми ровно так же. Беда не в том, кем родишься, а с кем поведёшься. Но грузить Найда этой философией не стал. Мимолётно огляделся. Нет, не похоже, что за нами кто-нибудь следовал. Конечно, я не великий специалист, но и кваzи в массе своей не шпионы.
– Пошли к мамонтам, – сказал я.
– Почему именно туда? – спросила Настя.
– Во-первых, потому что это самый крутой зал в этом музее, а что касается мамонтов – так и во всём мире. Во-вторых, потому что мамонты вымерли, а мы ещё нет. А в-третьих… В-третьих, надеюсь, меня там дожидается один умный собеседник, с которым я в своё время недостаточно серьёзно поговорил.
– Если его там не будет? – не стала уточнять детали Настя.
– Тогда я буду искать другого умного собеседника. Нам, дуракам, всегда приходится искать умных, чтобы спасти мир.
Зал мамонтов и прочей плейстоценовой фауны был огромным, но так обилен экспонатами, что казался загромождённым и маленьким. В центре, в стеклянном кубе, высилось чучело Берёзовского мамонта, гордость и символ музея. Если уж говорить честно, было это не совсем чучело, а реконструкция, но посетители в такие детали не вдавались и радостно позировали на фоне жившего почти пятьдесят тысяч лет назад великана.
– Я тут два раза был с экскурсией, из школы, – похвастался Найд.
– Прекрасно, тогда ты можешь самостоятельно осмотреть экспозицию, а не скучать, слушая взрослые разговоры.
Найд посмотрел на меня с возмущением, но всё же отправился разглядывать скелеты носорогов и медведей.
– И где твой умный собеседник? – спросила Настя.
Я пожал плечами. Маркин – человек с очень большими возможностями, но не всесильный. Может быть того, кого я попросил найти и отправить в Питер, вообще нет в Москве…
И тут из-за скелета Таймырского мамонта вышла нелепая тощая фигура старенького кваzи – в очках на вытаращенных глазах, редкими пучками волос на лысом черепе, в расстёгнутом потёртом пиджачке, топорщащимся на спине, будт