— Значит, ты три раза таскалась в церковь, а поле осталось незасеянным?
Я хотела объяснить, каково мне было тогда, насколько важным мне казалось пойти помолиться, ведь я думала, что он умирает... но поняла, что это только рассердит его ещё больше.
Поэтому я сказала:
— Да в общем, ничего особенно страшного. Мы часто сажали кукурузу поздно, иногда даже в июле. И всё всегда было в порядке.
— Когда ударят морозы? — скептически спросил он.
— До ноября морозов не будет. А кукуруза созреет в октябре... может, даже и в сентябре...
— Если ты посеешь её сейчас?
— Как раз сегодня и собиралась, — заверила я. — Вчера я ходила туда, взглянула на поле. Его нужно сначала поборонить.
— Сколько времени это займёт?
— Полдня. Могу начать сеять сегодня после обеда.
Похоже, он смягчился. Даже попробовал объяснить:
— Я просто волнуюсь, чтобы нам хватило пропитания. Даже во сне нет покоя.
И всё же я была напугана. Он казался таким раздражённым и, по-моему, не понимал, почему я ходила в церковь и как мне хотелось, чтобы он выжил. Наверно, я ещё попытаюсь объяснить ему это, но не сейчас, позже. Вот закончу с посевной, и тогда тема потеряет свою остроту.
За его вспышкой крылось нечто большее — это дошло до меня потом, когда я поразмыслила о происшедшем. Я считала поле, трактор — да всю долину — своими, ведение хозяйства — моим делом; это всё были мои и только мои заботы. Но мистер Лумис тоже стал ощущать себя хозяином этого всего. Кажется, я понимаю, почему. По той причине, что он с самого начала и до нынешнего момента был болен. А сейчас хворь отступила. То есть, он ещё не совсем оправился, но уже уверился, что не умрёт, что будет жить. Вот почему он изменился. Теперь он рассматривает долину не только как моё имущество, но и как своё тоже. Придётся к этому привыкать...
Второй его поступок был не таким серьёзным. Собственно, это даже могло бы показаться комичным, если бы не выглядело так жалко.
Всё утро я бороновала — эта работа мне всегда нравилась. Несмотря на то, что почва за две недели уплотнилась — что поделаешь, если я не смогла её вовремя обработать — она легко крошилась; просто загляденье, как безобразные отвалы, оставшиеся после плуга, превращаются в ровные, узкие бороздки! Вот так должно выглядеть ухоженное поле! Фаро вприпрыжку носился вокруг трактора, вздымая лёгкие облачка пыли. Но — умная собачка! — под колёса не лез.
Всю вторую половину дня я занималась посевом и до того, как настала пора готовить ужин, успела посадить почти три четверти всего имеющегося зерна. Всё это время я раздумывала о том, что через два дня мой день рождения.
Вот теперь я ещё больше радовалась тому, что у меня есть настоящая плита! Растапливая её, я сообразила, что теперь смогу испечь настоящий торт с кремом и всем прочим. Я только-только приступила к приготовлению ужина, как вдруг в комнате мистера Лумиса раздался грохот, как будто там упало что-то тяжёлое, а вслед за ним — пыхтенье, возня, удары, словом, такое впечатление, что там завязалась драка.
Так оно и оказалось, только в схватке участвовал лишь один человек. Подбежав к двери комнаты мистера Лумиса, я увидела, что он беспомощно лежит на полу и цепляется за край кровати, пытаясь подняться.
Я подлетела к нему:
— Вы упали с кровати?
Он ответил:
— Не совсем. Вот дурак. Я попробовал встать с постели.
Он подтянулся, поднялся на колени и с поистине мучительным усилием попытался снова водвориться на постель. У него почти получилось, но в последний момент, когда он попробовал опереться на ноги, колени его подогнулись, словно резиновые; ни дать ни взять как у одного комедианта, когда он изображал пьяного — я как-то была на представлении. Мистер Лумис снова свалился на пол.
Я сказала:
— Давайте, я вам помогу.
— Нет! — угрюмо отрезал он. — Я сам. Я смогу. Иди отсюда, не смотри!
Понятно — он чувствовал себя неловко; поэтому я ушла и встала в коридоре у двери. Через минуту снова послышались возня и пыхтенье — он повторил попытку, и на этот раз кровать заскрипела под его тяжестью. Я вернулась на кухню к своей готовке.
Когда я с подносом вновь зашла к больному, он выглядел довольно бодро. Не обмолвившись ни словом о произошедшем, он попросил меня принести ему несколько карандашей, лист простой белой бумаги, линейку, транспортир и циркуль.
Всё это лежало в письменном столе в моей комнате наверху — осталось после уроков геометрии. После ужина я принесла требуемое мистеру Лумису и принялась обдумывать, какой же торт мне испечь на свой день рождения.
Глава 15
22 июня
В течение недели, последовавшей за моим днём рождения, мистер Лумис снова научился ходить — правда, с трудом, опираясь на что-нибудь.
Первые три дня у него ничего не получалось. Он держал свои попытки в секрете — не знаю, с какой стати. Скорее всего потому, что чувствовал себя очень глупо после того раза, когда я увидела его на полу. А может, ему хотелось сделать мне сюрприз. Но я всё слышала из кухни: глухой стук, когда его ноги касались пола (теперь куда осторожнее), а потом скрип кровати, когда мистер Лумис ложился обратно. Уверена — он тренировался и тогда, когда меня не было дома; думаю, он пытался встать на ноги, перенося на них вес тела — с каждым разом всё больше и больше.
На четвёртый день ему это удалось — опять-таки когда он был один. Я готовила на кухне ланч. До моих ушей донёсся всё тот же глухой стук, когда ноги упёрлись в пол, но после этого я безошибочно распознала звуки шагов: сначала одного, потом второго и третьего — очень медленных и осторожных. Я была готова вбежать к мистеру Лумису и захлопать в ладоши! Но тут мне подумалось, что если бы он этого хотел, то позвал бы меня. Видно, считает это своей проблемой и хочет разрешить её без посторонней помощи.
И всё же у меня было чувство, будто я подслушиваю — мистер Лумис, как видно, не осознавал, что его слышно на кухне — и мне хотелось избавиться от этого не очень приятного ощущения, поэтому я решила, что, пожалуй, моего пациента можно «разоблачить». С того времени, как он почувствовал себя лучше, я взяла себе за правило обедать и ужинать за карточным столиком у его кровати. Войдя в комнату с полным подносом еды, я переставила свои тарелки на столик, остальное отдала пациенту и заметила:
— Мне показалось, вы ходили?..
К моменту моего прихода он уже вернулся в постель и сейчас сидел, изучая чертёж, сделанный им на одном из бумажных листов. Всю последнюю неделю он прилежно работал: конструировал гидрогенератор.
Он поднял на меня отрешённый взгляд и проговорил:
— Это просто должно быть сделано.
Похоже, моё замечание его даже не заинтересовало; он снова уткнулся в свой чертёж и добавил:
— Эх, была бы у меня настоящая книга!.. В этих брошюрках объяснения слишком поверхностны. — Он кивнул на выпуски «Сельскохозяйственной техники», рассыпанные по его постели.
— Какая книга?
— По машиностроению. Физике. Электротехнике. Наверно, понадобилось бы несколько разных. А ещё — хорошая энциклопедия... У тебя нет?
— Нет. Но я знаю, где её раздобыть. В библиотеке в Огдентауне.
— В Огдентауне?
— Вы должны были пройти через него на пути сюда. Библиотека — такое серое каменное здание на Корт-стрит...
— Я прошёл через огромное количество городов. Сотни.
— Ну, тогда Огдентаун — последний из них.
— Далеко отсюда?
Я обрадовалась: неужели он сейчас предложит то, что я сама собиралась предложить?
— Недалеко. Всего лишь за второй грядой.
— Сколько миль?
— Ну, примерно двадцать. Может, чуть больше. (Вообще-то около двадцати пяти.)
Настала пауза. Мистер Лумис молча ел свой ланч.
Тогда я спросила:
— Если бы мы привезли оттуда книги... привезли сюда... они были бы опасны? Радиоактивны?
— Да.
— Надолго? Неужели навсегда?
— Нет. В конце концов они «остынут». Понадобится месяцев шесть — может, больше, может меньше. Отчасти это зависит от размера.
— Так долго? — протянула я.
— Это не имеет большого значения. Я мог бы надеть костюм и скопировать всё, что мне нужно: передаточные отношения и прочее в этом роде.
— Но я надеялась их почитать... Ну ладно, думаю, я смогу подождать шесть месяцев.
— Вряд ли тебе доставит удовольствие чтение технической литературы.
— Но в библиотеке полно других книг! Весь Шекспир, например, Диккенс, Гарди. И поэзия!
Как я и подозревала, к этим вещам мистер Лумис интереса не питал. Он продолжал молча есть, а потом проговорил:
— Ладно, не имеет значения — по крайней мере, сейчас. Я не могу идти так далеко. Вот когда смогу...
И тут — наверно потому, что от размышлений на эту тему у меня уже дырка в голове образовалась — я опять ляпнула не то:
— Зато я могу! Если бы вы одолжили мне костюм, я бы смогла...
И тут он так взбеленился, что я оторопела от неожиданности. А ведь могла бы предвидеть его реакцию, судя по тому, что он говорил в бреду и как разговаривал с Эдвардом!
— Нет! — очень тихо, но жёстко и гневно отчеканил он. — Ты бы не смогла. Заруби себе на носу. Не смей даже прикасаться к костюму!
Я хотела было напомнить, что уже касалась, но вовремя прикусила язык. Сообразила, что мистер Лумис, скорее всего, даже не помнит этого — он тогда валялся больной в бреду.
Мы заканчивали ланч в напряжённом молчании. Я раздумывала, почему он так болезненно относится к этой теме. Может, боится, что я замечу дырки от пуль? Да нет, вряд ли — я ведь никогда не говорила с ним о его видениях; так откуда бы мне знать, что это за заплатки?
Покончив с ланчем (аппетит у мистера Лумиса не ухудшился несмотря ни на что), он снова заговорил, правда, не таким враждебным тоном. Собственно, он даже попытался улыбнуться. И всё равно его слова звучали как нотация:
— Ты должна понять, — внушал он, — что помимо нас двоих этот костюм — самая важная вещь на свете. Другого нет и возможности сделать второй такой же тоже нет. Помимо этой долины весь остальной мир, насколько нам известно, опасен и непригоден для