Я вытащила из сумочки лист бумаги и положила на стойку.
— Жизнь должна подражать искусству, не находите?
Девушка посмотрела на заголовок — название майского рассказа для «Пост» — «Волосы Вероники».
— Полностью с вами согласна. Кармен будет счастлива вам помочь.
— Тогда за дело, пока я не утратила решимость. Сколько нужно здесь прожить, чтобы перестать чувствовать, что с каждым шагом совершаешь преступление?
Я вернулась раньше Скотта. Уже лежа в ванной, я услышала, как хлопнула входная дверь. Скотт мурлыкал себе под нос что-то не слишком веселое, но уже то, что он вообще напевал, было хорошим знаком.
— Что тебя задержало? — спросила я.
— Ох, сама понимаешь. Дела.
— Не заходи сюда. У меня для тебя сюрприз. О, и я заказала легкий ужин в «Плазе». Что-то с картошкой и свеклой. Я проголодалась. Потом можем перекусить, если захочешь.
— Плещешься? — спросил он из-за двери.
— Не заходи! Я не шучу!
— Ну хорошо. Тогда я тоже не расскажу тебе, что у меня за сюрприз.
— Сюрприз? — встрепенулась я.
Он рассмеялся.
Я вылезла из ванны, вытерлась и не спеша нанесла крем для тела с запахом сирени, купленный в салоне, где, помимо прически-боб, мне сделали мой первый настоящий маникюр. Темно-красный лак, на который меня уговорили, все еще потрясал, хотя и не так сильно, как новая прическа, но он должен был смотреться сногсшибательно в сочетании с губной помадой того же оттенка.
Я накрасилась, уделив, по совету девушки в салоне, особое внимание подводке для глаз. Легкий штрих румянами, немного пудры, тушь, помада.
«Богиня», — подумала я, созерцая конечный результат.
— Какой сюрприз? — снова попытала счастья я.
— Боюсь, я тебя не слышу, дорогая. Этот лед, — Скотт потряс стаканом, — гремит ужасно.
— Ты злодей, Скотт Фицджеральд, так и знай, — заявила я и покорно приготовилась ждать.
Следующий этап — иссиня-черные чулки с кружевным верхом и новые подвязки. Никакого другого белья это платье не предполагало. Я искренне порадовалась, что у меня маленькая грудь, не требующая поддержки. Но перспектива показаться на публике даже без рубашки под платьем приводила меня в страшное замешательство. Это одновременно пугало и возбуждало.
«Эти парижанки такие смелые», — подумала я.
Что ж, я тоже смелая. По-нью-йоркски, даже по-парижски смелая, и я собиралась это доказать.
Я надела платье, еще раз посмотрела в зеркало, скользнула в новые черные туфли на каблуке и распахнула дверь.
Скотт сидел за письменным столом. Когда он посмотрел на меня, я медленно покрутилась на месте. Он уставился на новую, коротко остриженную и сияющую бисером парижскую версию своей жены, и тихо присвистнул.
— Безупречно, — таков был его вердикт.
Джордж ждал нас в такси с опущенным окном. Увидев меня, он присвистнул в точности как Скотт.
— Ох, куколка, что же с тобой сотворил Нью-Йорк!
— Не забывай, она все еще замужем, — буркнул Скотт, помогая мне сесть в такси и забираясь следом.
— Если тебе есть что сказать, начинай сейчас, — отозвался Джордж.
— И вы еще не видели спину, — сообщила я ему, наклоняясь вперед и позволяя бархатной накидке соскользнуть с плеч.
— Фитц, — обратился к Скопу Джордж, — где тебя можно высадить?
— Что скажете о новой прическе? — спросила я Джорджа. — Надеюсь, мне она подошла лучше, чем Веронике.
— Дорогая, — начал Скотт, — Джордж, возможно, еще не видел…
— «Ивнинг пост»? — закончил за него Джордж. — Выпуск с «Волосами Вероники» внутри и твоим именем на обложке?
— И с красивой парой со спиритической доской, — добавила я. — Мне понравилась иллюстрация.
— Да, я о нем, — почти извиняющимся тоном отозвался Скотт. — Я бы предложил рассказ тебе, но не думаю, что такая история подходит для «Сливок общества».
— Разве не стильная вышла иллюстрация? — продолжала я. — Вам нужно переманить этого художника к себе в журнал. Однажды я говорила с медиумом обо мне и Скотте, но спиритическая доска ни до чего умного не додумалась.
— Уверен, побывав на обложке журнала, она заставит многих читателей раскошелиться. — Джордж рассмеялся.
— Будем надеяться, — пробормотал Скотт. — Понадобится немало денег, чтобы отбить мой гонорар в пять сотен.
— «Вероника» такая занятная, — опять вмешалась я в разговор, — простые люди готовы заплатить по пять центов просто за одну эту историю. Рассказы Ф. Скотта Фицджеральда — это всегда выгодное вложение.
— Серьезная экономическая теория для наших времен, — кивнул Джордж. — И к тому же очаровательная, пусть и удручающе наивная, преданность мужу. Он платит тебе за то, чтобы ты пела ему дифирамбы при мне? Я могу поднять гонорар до пятидесяти долларов за рассказ, Фитц, больше у нас в бюджете не заложено.
— Давайте забудем об этом! — воскликнула я, шутливо хлопая Джорджа по руке. — Папочка был бы страшно недоволен, что я говорю о деньгах. А эта стрижка! Он бы сказал, что мои моральные устои припустили вдаль, как свора гончих на охоте.
— Фитц, надеюсь, ты это запишешь, — встрепенулся Джордж.
Я не обратила внимания.
— Скотту, похоже, стрижка нравится, но я не так уверена. Мне кажется, я смахиваю на мальчишку.
— Мальчишку! — фыркнул Джордж. — Я похожих мальчиков не встречал, хвала Господу. Куколка, думаю, с этой стрижкой вы затмите всех.
«Пале-рояль» сверкал так ослепительно, будто на углу Бродвея и Сорок второй развернулось свое собственное представление. Подсвеченный козырек с сияющей вывеской — каждая буква в отдельном круге — находился как раз на уровне второго этажа, где располагался клуб, и в ширину занимал половину дома. Над козырьком, зоркими ястребами цепляясь за край крыши, светились огромные рекламные щиты, пытаясь затмить сияние клуба. Они предлагали «Пепсодент» и «Кэмел», «Листерин» и «Лаки страйк», «Жилетг», «Байер», «Кремо», «Кока-колу», «Ригли» и «Уайтуэй» — «сухой сидр из жимолости» от ревматизма и подагры.
— Лоникера семпервиренс, — объявила я.
Мужчины уставились на меня с недоумением.
— Жимолость на латыни, — пояснила я, указывая на рекламу.
Они запрокинули головы, чтобы разглядеть щит.
— Поразительно, сколько людей начали страдать подагрой, как только запретили алкоголь, — пробормотал Джордж.
— И правда. — Скотт демонстративно потер локоть. — Наверное, мне понадобится лекарство еще до конца вечера.
Я думала, мы сразу пройдем внутрь, но Джордж хотел дождаться каких-то своих друзей, так что мы остановились на углу у входа и стали смотреть на текущие мимо реки туристов. Каждый раз, когда открывалась дверь, в вечерний воздух врывалась музыка. Я притопывала в ритме джазовой композиции и лишь вполуха слушала своих спутников, которые обсуждали Гаити и кого-то по имени Юджин О’Нил — наверное, драматурга, решила я, и перестала обращать внимания на разговор.
В Нью-Йорке есть на что отвлечься — особенно на Таймс-сквер. Автомобили, трамваи, люди, как и наше трио, одетые с иголочки для своего пятничного выхода. Мужчины в котелках, как у Натана, и плоских шляпах, как у Скотта, в цилиндрах — настоящие денди, и несколько парней, которые пытались ухватить уходящее лето, надев соломенные шляпы и льняные кепи. На их спутницах можно было увидеть самые разнообразные вечерние наряды — от старомодных юбок колокольчиком, при виде которых мне сразу вспоминалась мама, до шелковых костюмов, вроде тех, что я видела в бутиках, стильных блуз с длинным рукавом и юбок, отороченных тюлем, атласом или кружевом. Но платья, подобного моему, не было ни у кого. Продавщица оказалась права — я задавала новую моду.
Я как раз собиралась спросить Скотта, что за сюрприз он мне подготовил, когда раздался возглас:
— Джордж!
Мы все обернулись и увидели высокую, фигуристую девушку, совсем молоденькую, с самыми платиновыми волосами, какие я когда-либо видела.
«Крашеная», — без всякого неодобрения подумала я.
Рядом с ней стояла еще одна девушка, лишь немного менее светловолосая и привлекательная. На обеих были бархатные платья с глубоким вырезом — одно гранатово-красное, другое изумрудно-зеленое — и шляпки в тон, украшенные перьями. Несомненно, сестры, возможно, даже близняшки. Их фигуры созданы для кордебалета. Наверняка и характеры подходящие.
— Добрый вечер, дамы, — обратился Джордж. — Вы сегодня невероятно хороши собой.
— Ну, я сказала Мэри — послушай, сейчас не время расслабляться, — затрещала девушка в красном. — Послушай, говорю я, это сам Джордж Натан. Может, говорю, он приведет с собой друга.
— Так она и сказала, — подтвердила Мэри.
— И вы действительно привели друга, — добавила первая, глядя на Скотта. Затем перевела взгляд на меня. — Но он, похоже, привел подругу… И еще какую! — В ее взгляде читалось неприкрытое восхищение и, кажется, даже зависть.
— Действительно. Скотт и Зельда Фицджеральд, позвольте представить вам Сюзанну и Мэри Уэлш.
— Ах, так это ваша сестра! — просияла Сюзанна.
— Нет, дорогуша. — Джордж приобнял ее за плечи и направил к дверям. — Я должен был сказать «мистер и миссис Скотт Фицджеральд».
— Но они так похожи! — возразила Сюзанна.
— Почему бы нам не начать наш вечер с аптеки внизу?
— Здесь есть аптека? — удивилась Мэри. — Я думала, это ночной клуб.
— Объясню, когда зайдем внутрь. — Джордж пропустил девушек вперед и послал нам через плечо хищную, но очаровательную улыбку.
«Аптекой» оказалось подвальное кабаре под названием «Мулен Руж». В конце темного, шумного, пропитанного дымом зала располагалась маленькая сцена с красным бархатным занавесом. На фоне нарисованного Парижа — я узнала Эйфелеву башню и знаменитые мосты — шесть девушек в летящих юбках танцевали вокруг краснощекого усача в цилиндре. Я никогда раньше не слышала такой музыки, так яростно надрывающегося аккордеона.
— Вот она какая, французская музыка!.. — обернулась я к Скотту, пытаясь перекричать шум.
Он кивнул.
— Уже устаревшая — это конец прошлого века. Но с такими т