Слово «балет» заставило меня вернуться в обсуждение.
— Что за птица этот Дягилев?
— Мы все уже много лет близко общаемся с ним, — сообщила Сара. — Он не знает усталости и так талантлив! В прошлом году ставил спектакль, написанный Джеральдом и Коулом, «По квоте». Джеральд сам создал все костюмы и декорации. Это был замечательный опыт.
— Как хотелось увидеть балет, — вздохнула я. — Я и сама раньше танцевала.
— Человек нанял целую балетную труппу для выступления на вечеринке? — изумился Скотт. — Всю труппу?
Я думала, мы видели достаточно проявлений богатства на Лонг-Айленде и Скотт спокойно воспримет новый пример. Похоже, ошиблась. Для меня это показалось еще одним знаком, подтверждающим, что Эдуард подойдет мне гораздо больше, чем Скотт, изменившийся за последнее время. Эдуард не стал бы, раскрыв рот, слушать о причудах Коула. Эдуарду было бы все равно — разве что он порадовался бы, что кто-то придумал так интересно приобщить людей к высокому искусству. «Ибо в выражении самых подлинных агонии и красоты жизни, — сказал он мне, — ничто не сравнится с танцем».
Все, что говорил Скотт, утрачивало ценность. Все, что говорил Эдуард, ее обретало. Я была одержима.
— Да, всю труппу. — Джеральд нахмурился.
— У него настолько огромный дом?
— Он говорит, довольно большой.
— Как вы сказали, четыре тысячи?
— Скотт, — вмешалась я, — хватит докучать Джеральду расспросами.
— Мне просто любопытно. Видишь ли, в романе я пытаюсь прописать одного богатого персонажа…
— Давай не будем уводить Джеральда от темы, ладно?
Скотт протянул одну руку Саре, вторую — Джеральду.
— Простите меня. Мои энтузиазм и любопытство иногда затмевают голос рассудка.
— Вовсе нет, — успокоил его Джеральд. — Так или иначе, мы не были уверены, стоит ли ехать. У нас столько дел… Мы начинаем ремонтировать виллу, не знаю, можем ли позволить себе вырваться.
— Ради такого представления? — воскликнула я. — Конечно можете!
— Говорите, вы раньше танцевали? — спросил Джеральд.
— Она была первоклассной танцовщицей, — ответил за меня Скотт. — Вообще-то, когда я увидел ее впервые, она танцевала соло в балете.
Напоминание о давно минувшем вечере, о его романтике и о том, каким сокровищем когда-то был для меня тот вечер, ударило острым тонким лезвием прямо в живот. Но боль прошла так быстро, что я почти смогла убедить себя, будто ничего не почувствовала. Скотт моего состояния не заметил, а Сара и Джеральд не поняли бы.
— Можешь поехать вместе с Зельдой, — предложил Джеральд жене.
— Отличная мысль! — радостно ответила Сара. — Так и запланируем?
— Почему бы и нет? — ответила я.
На следующее утро Скотт дулся, что его не пригласили.
— Я хочу снова увидеть Венецию. Я не смог сполна оценить ее в первый раз. Там столько исторических ценностей, а тебе нет до них дела, ты просто едешь на вечеринку.
— Мне есть дело. Я еду посмотреть на представление, а тебе нужно закончить книгу.
— Думаю, найду Дос Пассоса — может, он захочет съездить со мной в Монте-Карло.
— Книга, — отрезала я.
— Или Дика Майерса.
— Книга.
— Несколько дней ничего не решат.
— Несколько дней пить и играть в казино — не лучшая идея.
— Я заслужил небольшие каникулы. Не ты одна имеешь право веселиться. Вообще, ты-то этого не заслужила: что полезного сделала за лето? Только загорала и флиртовала с мальчишками-летчиками.
Я промолчала.
— Попробовала бы ты жить, как я. Взаперти целый день, до седьмого пота работаешь над сюжетом, чтобы создать что-то достойное. Посмотрим, как у тебя получилось бы содержать жену, ребенка и все хозяйство… Кстати, кухарка вовсю нас облапошивает. Ты видела счета за продукты?
Я встала из-за стола.
— Куда ты?
— Поплавать. Надо же соответствовать твоим ожиданиям.
Утро было пасмурным, вода — прохладной. Я хотела, чтобы она была еще холоднее, чтобы пробудить мои ощущения, помочь понять, что происходит, что делать.
Я не призналась Эдуарду в своих чувствах, но, уверена, он знал о них. Знал и отвечал взаимностью, иначе зачем ему встречаться со мной наедине, придвигать коврик все ближе к моему и, лежа рядом, разговаривать о страсти, жизни и любви? В чем я не была уверена, так это в том, что будет дальше. Насколько далеко я готова зайти?..
Тем утром, лежа рядом с Эдуардом на пляже, я чувствовала терпкий запах его горячей кожи — такой экзотичный после пяти лет, на протяжении которых единственным обнаженным мужчиной рядом со мной был Скотт. Думали ли мы об одном и том же, щурясь в лучах солнца? Я надеялась, что так. Представлял ли он, как целует меня в губы, гладит мой живот, накрывает меня своим телом, сгорая от желания? Я не могла прогнать эти мысли.
Несколько долгих, мучительных минут я лежала, окаменевшая от сомнений. Мое дыхание стало поверхностным, сердце бешено колотилось. Когда я взглянула на Эдуарда, он показался мне бронзовым богом, и этот образ заполонил все мои ощущения.
— Я иду в la voiture de bain, — сказала я. — Хочешь со мной?
Маленькая деревянная кабинка на колесах — «ванная машина» — стояла на вечном приколе и порой использовалась туристами для переодевания. Но тогда мало туристов приезжали на пляжи Антиба летом, и в тот день никого не было. Нас никто не заметит и не прервет.
Эдуард открыл глаза, медленно сел и склонил голову набок. Его глаза так потемнели, что казались почти черными.
— Да.
— Я бы не просил, — начал Эдуард, когда мы оказались внутри тускло освещенной прохладной кабинки. В ней пахло солью, кедром и тальком.
— Да, я знаю. Ты человек чести.
— Не особенно. Я думаю о тебе… думаю об этом. — Он нежно, будто пробуя, поцеловал меня.
— И о большем? — прошептала я.
Он прижал меня к стене, вжавшись в меня всем телом.
— О да…
Мы пробыли там недолго, по той простой причине, что соблазн остаться подольше был слишком велик. Но я успела распробовать все прикосновения его рук, губ и бедер. Он хотел меня. Я хотела его или, по крайней мере, этих ощущений, а тогда это было для меня одним и тем же.
— Знаешь, я могла бы уйти от него.
— И стать женой авиатора? Эта жизнь сильно отличается от твоей.
— Да, именно.
За следующую неделю мы еще несколько раз повторяли этот опыт — не только в voiture, но один раз даже у стены казино в темноте, пока Скотт, ни о чем не подозревая, играл внутри. Эти мгновения с Эдуардом казались восхитительно бесконечным, ослепительным цветным сном — миром, где я больше не была миссис Ф. Скотт Фицджеральд и не была миссис Эдуард Жозан, я снова становилась Зельдой Сейр. Но не популярной красоткой из Монтгомери, покоренной потрясающим молодым человеком, который описывал круги на самолете над моим домом, нет. Я была новой, незнакомой Зельдой, свободной от всех границ, опьяненной вечным ритмом моря, солнца и страсти, более смелой и рисковой, чем когда-либо раньше.
Как я и говорила, это была иллюзия.
Внутри иллюзии укрывалась маленькая холостяцкая квартирка, защищенная от полуденного жара закрытыми ставнями. Внутри квартиры на прохладных простынях на низкой кровати лежал обнаженный мужчина и протягивал руку, приглашая зайти.
Глава 24
Я больше не могла ждать развязки.
Скотти спала. Лиллиан находилась в своей комнате — вероятно, делала очередную серию приседаний, читая завораживающий роман «Трильби» авторства Жоржа Дюморье. Кухарки и горничной в этот день не было.
— Пойдем со мной на террасу, — попросила я растрепанного Скотта, сидящего за столом в комнате, которую мы называли библиотекой, перед грудой книг и газет.
Стол освещал один-единственный газовый рожок, остальная комната была погружена во тьму. У левого локтя Скотта холодные капли ползли по стенкам стакана со льдом и каким-то прозрачным напитком.
Он что-то дописал и поднял на меня взгляд.
— Я работаю. В коттедже сегодня слишком жарко.
— Долго еще?
— Только что решил отправить Тома и Миртл в «Плазу» — и, пожалуй, им стоит завести собаку. Я пытаюсь выстроить свои идеи, так что понадобится еще какое-то время. Не буду тебя будить. — Он снова принялся писать.
— Было бы лучше сейчас.
— Что лучше сейчас? — отозвался он, не поднимая головы.
— Скотт. Мне нужно с тобой поговорить.
Он отложил карандаш и посмотрел на меня.
— Если ты про Венецию, не переживай. Езжай, развлекись, попробуй слегка очаровать Дягилева. У меня есть мысли по поводу новой пьесы, где можно задействовать балет. Представь себе, — продолжал он, откидываясь на спинку кресла, — наша героиня — участница варьете, развратная танцовщица из самых низов, которая всегда мечтала стать балериной и…
— Я больше не хочу этим заниматься, — покачала головой я. — Никаких пьес, книг и замыслов. Я хочу развестись.
Скотт уставился на меня, и я видела, как мои слова вытесняют из его мыслей нарисованную им картину.
— Что ты сказала? Я, наверное, не расслышал.
— Ты все расслышал.
— Что ты пила? — В его глазах промелькнула паника.
— Имбирный эль.
— Зельда…
Я вышла на террасу, и он был вынужден последовать за мной.
— Что происходит? — спросил Скотт, когда за нами закрылись двери.
Обычно мы не стеснялись ругаться при слугах, но в этот раз я не хотела, чтобы Лиллиан услышала хоть слово.
Я встала у перил, глядя на море под нами. И только заговорив, поняла, что именно собиралась сказать.
— Все это ошибка. Нам вообще не стоило жениться. Мне нужно было подождать, посмотреть, что получится. Просто… просто мне казалось, мы отправляемся в удивительное путешествие, а оно превратилось в вечеринку, перед которой мы не смогли устоять. Вечеринка длиной в пять лет, где все в сверкающих платьях и пиджаках с атласными лацканами, и шампанское льется рекой… Но это не брак, так нельзя жить. Где-то должна быть и реальная жизнь.
— С каких это пор тебе захотелось так называемой «реальной жизни»? Ты жила как принцесса и наслаждалась каждым мгновением. Туфли, платья, меха, все это, — он обвел рукой дом, холмы, вид вдали. — Да кому живется лучше, чем тебе?!