Мы коротко посовещались. Зоопарк — вот он, за оградой. Ограда здоровенная, метра три с половиной в высоту, закрывает просветы между павильонами и служебными зданиями. Перелезать не обязательно: чуть дальше есть служебный турникет. Но стоит ли входить именно здесь, не разумнее ли пройти по периметру — к главным воротам? Если наши преследуемые и захотят попасть в зоопарк, то сделают это там. Хорошее место перехватить их или встретить. Кроме того, насколько я помню, клетка со львом — рядом с главным входом, сразу за белым медведем. А мы, если войдем через зады, рискуем заплутать в лабиринте вольеров и клеток, пробираться между которыми, кстати, куда опаснее, чем по хорошо просматриваемому Александровскому парку.
Таран наложил стрелу на тетиву, я взял косу наизготовку, Салтан вытащил свои сюрикены.
Только двинулись вдоль ограды, появился первый клиент. Мертвяки в темноте не видят, а мы не позволили луне освещать нас, шли от тени к тени. Он среагировал на звуки шагов: вышел из-за дерева, скособоченный, хромающий. Вместо одежды — свисающие лохмотья. Лицо, грудь и живот страшно изъедены: похоже, кто-то плеснул в него кислотой. Таран послал стрелу точно в цель (черепушку пробило насквозь), а я тронул Салтана и показал: к нам направлялась еще одна фигура. Сержант тоже не промахнулся. Очки сильно сужают обзор, поэтому шли мы треугольником, контролируя каждый свой сектор, не забывая при этом крутить головой. Ни в коем случае не переговаривались, у мертвяков слух, как у совы. Третьего опять прикончил майор (это был трансформированный мальчик), а дальше не задалось. Надвигалась пара. Салтан снес первому щеку, не задев мозг, и пока заканчивал дело, следующий приблизился настолько, что смог нас разглядеть. Это была девушка. Она застонала, сука, огласила ночной воздух громким призывом! Я снес ей башку, но вся нежить этой части парка уже пришла в движение.
И стало горячо.
Коса у меня не совсем обычная: закреплена на длинном костыле изгибом не внутрь, а наружу. То есть наружу заточенным лезвием. Косить надо не на себя, а от себя, это гораздо удобнее, когда мертвяки прут со всех сторон. И я косил. Твари падали, лишаясь ног. Добивал их или я сам, если успевал, или мои товарищи.
Майор Таран и сержант Ханык работали саблями (самое популярное оружие на Ваське) — в умелых руках тоже весьма эффективно.
А вскоре атака иссякла. Все твари, способные услышать призывные стоны, явились на зов и бесславно полегли. Было их десятка три. На некоторое время эта часть парка очистилась, и мы спокойно проследовали дальше, хлюпая сапогами по черной пакости, вытекающей из разрубленных тел.
Возле главного входа, прямо возле турникетов, было заметно шевеление. Я присмотрелся. Пять мертвяков, стоявших на корточках, окружали кого-то лежавшего и громко жрали.
Ну, уроды!
Мы подошли в открытую. Они не обратили на нас внимания, даже голов не подняли, очень были заняты. Казнили их разом: хрусть, хрусть, хрусть! Музыка, а не звук. Лишь потом обнаружили…
— Ни хера себе, — вырвалось у Салтана.
Человек, которым так аппетитно ужинали, был прикован к стойке турникета. Наручниками, но — за ногу. То есть в пищу его превратили насильно.
— Это Бугай, — сказал майор и снял шлем.
Лицо жертвы было объедено до кости, но бедж на клапане оторванного кармана, валявшийся рядом с телом, не оставлял сомнений. Бедж дозорного Максима Бугина.
Зачем это сделали, было ясно: оставили мертвякам приманку. Распространенная тактика.
— Смотри, — показал мне Таран, — его скрутили веревкой. Думаю, сначала захлестнули ноги, потом скрутили.
— Кто? — никак не мог я врубиться.
— Не догадываешься, кто? — спросил он сочувственно. — Какая сегодня дата, помнишь?
— День рождения моей мамы.
— Правильно. А кроме дня рождения? А что праздновалось 10 августа? Ну!
И тут я вспомнил.
Таран расстегнул куртку и полез куда-то туда, поглядывая на Салтана:
— Знаешь, сержант…
Тот отскочил:
— Не надо, майор. Что там у тебя, шприц, пукалка?
— А как же иначе? — ласково спросил Таран. — Никак иначе.
— Да я сам, без шприца, — сказал Салтан. — Я же не против, я все понимаю. Вы меня только как мясо и брали, правда? Я сразу это знал.
— Знал и пошел?
— Кэпу нужна помощь. Я помогу, кроме меня некому.
— Подождите, вы, оба! — не мог я успокоиться. — Объясни мне, Таран!
— Мне доводилось слышать о таких вещах, Глухарев, но я не верил, что это правда, — сказал он. — Потому и пошел с тобой, чтоб никто другой не узнал. Нечего новую заразу распространять, старой хватает.
— О каких вещах?! — кричал я. — Что за бред?!
— Ты, Глухарев, главное, не притормози, выстрели. Запомнил? Когда придет момент, сначала стреляй, думать будешь потом.
Только в эту секунду, при словах «не притормози», я осознал, какой жуткий выбор мне предстоит. И что стрелять действительно придется.
10. Сентябрь. Второй год от Начала
У майора на поясе нашлись наручники. Много чего любопытного у него было на поясе, но сейчас требовались именно они.
Салтан дал себя пристегнуть к стойке второго турникета, который был свободен. Понимал, что по-другому нельзя: он запросто мог не выдержать и убежать, открывая тылы. Любой бы сбежал. Из огнестрельного оружия у него тоже был «макаров», и Дмитрий оставил ему все запасные магазины, какие взял с собой. Сержант бодрился, хотя быть мясом для мертвяков — это так тоскливо, что не описать.
Двое вошли в зоопарк и сразу свернули направо. Миновали бетонный вольер белой медведицы с отвесной стеной в десять метров и бассейном на дне. Внизу грязными кучами валялись туши хозяйки и детеныша. Дальше тянулись клетки с другими хищниками, дохлыми и ссохшимися. А вот и лев, царь зверей. Жалкое зрелище… Но где же девочка?
— Натка! — крикнул Дмитрий.
— Тихо, идиот, — зашипел Таран, озираясь.
Мертвяки не появились, никакого движения. Похоже, Василий хорошо почистил этот объект. Зато в ночи отчетливо прозвучало:
— Папа!
Дмитрий сорвался с высокого старта — на звук.
Дети были у обезьяньих клеток, в которых… О Боже! В которых нынче помещались мертвяки. Зачем, что за больная фантазия? Твари волновались из-за близкого присутствия людей, липли к решеткам, тянули руки.
Василий стоял возле одной из клеток, откровенно прикрываясь кузиной. В горло девочки упиралось острие его пики, похожей на лыжную палку.
Откуда — пика? Это оружие было брошено во дворе на Среднем проспекте! Как и топор, как и роликовые коньки… Дмитрий посмотрел на ноги парня. Ролики были на месте. Топор — на поясе.
Инсценировка, понял он. В подворотне был второй комплект, обманка… Его потряхивало. Как себя вести, как говорить с малолетним воином, слетевшим с резьбы? Острие пики испачкано мозгами убитых мертвяков; если уколоть им до крови — это верное заражение.
— Ты меня видишь, дядя Митя? — спросил Василий. — У тебя на глазах такие прикольные штуки.
— Я — да.
— Я тебя тоже.
— Ты не говорил, что видишь в темноте.
— В темноте, дядя Митя, я не вижу, это невозможно. Просто сейчас не темно.
— Твои таланты бы — на доброе дело.
— А я доброе дело и делаю. Ты чего, не заметил, кто в клетках?
Дмитрий присмотрелся. В одной — две особи, мужская и женская… Сестра! Родная сестра Дмитрия, мать Василия. Без юбки, в разорванных колготках. О господи… А мужчина — это же муж сестры, отец парня.
Во второй клетке помещалась мертвячка, бывшая при жизни пожилой дамой. Одетая в ночную рубашку, поверх которой — до боли знакомая желтая кофта. У Дмитрия ухнуло в груди. Мама… Это была его мама…
Василий внезапно изменил положение: переместил девочку, встав к Дмитрию чуть боком.
— Отпусти малышку, иначе стреляю, — сказал Таран сбоку. — Стреляй, Глухарев, он открылся! Чего ждешь?
Дмитрий достал пистолет, покрутил в руке.
— У меня ж «макаров», в Натку попаду.
— С десяти метров?! По ногам бей!
— А пика у горла? Подожди, разобраться надо.
Он понимал: пора что-то немедленно делать. Напряжение выросло до предела, вот-вот случится пробой. Он был растерян, никогда в жизни еще не чувствовал себя таким беспомощным.
Василий шажками придвигался к клетке с родителями.
— Глухарев, ты слепой?! Не видишь, что он задумал?!
— Натали, как ты? — позвал Дмитрий.
Девочка не ответила. Она висела в объятьях двоюродного брата, обхватив его за шею. Очевидно, автоматически. Она явно была в ступоре, не очень понимая, где она и что. Спасительное состояние дереализации ограждало психику ребенка от тьмы и ужаса. Яркие трикотажные колготки потеряли цвет, выглядели в ночных очках густо-зелеными… Всегда она была опрятно одета и всегда следила за тем, чтобы колготки были в порядке, подумал Дмитрий. Чтобы не было морщинок. В этом возрасте — большая редкость. Привычки из мирной жизни она естественно и легко перенесла в экстремальные условия. Всегда причесывала волосы, которые уже отросли заново. Беленькая, светленькая — в мать. Ну что за чудо… Он вспоминал и умилялся. Как летом во дворе она играла «в магазин». Травки рвала, цветочки, камушки собирала и укладывала это все — вроде как прилавок. В довоенной жизни деньги обычно были из листочков, а здесь — настоящие. Деньги давно уже никому, кроме детей, не нужны… А сейчас, в сентябре, начала играть «в школу». Рассаживала кукол-учеников, учила их рисовать, буквам учила, цифрам. Особенно любила наказывать, в угол ставить. Уроки задавать. Оценки ставить… О господи, где все это?
Он очнулся.
— Как они здесь оказались? — спросил Дмитрий, показав на клетки. — Как тебе удалось их найти и заманить?
— Я зимой, дядя Митя. Искать и заманивать не надо было, они в нашей квартире так и оставались. Я ж их тогда снаружи подпер. Валялись промороженные насквозь. Я перенес сюда и закрыл, вот. Весной оттаяли…
Зимой. И правда, как просто.
— Майор говорит, ты что-то задумал, — сказал Дмитрий. — Что ты задумал, Василий?