еперь — от недостатка информации.
Именно поэтому я пишу этот отчет. Я не мастер такого рода писанины, так что иногда мой отчет больше напоминает дневник. Слишком много субъективного, эмоций и прочего хлама. С другой стороны, как понять происходящее, не пропустив через себя?
…Пришлось отвлечься. Несколько зомби умудрились перелезть через стену. Я едва сумел их заметить: эти были в черных монашеских одеждах и попросту сливались с зимним небом. Наверное, оттого их медленное приближение заставило меня оцепенеть от ужаса. Может, я уже начинаю бредить наяву, но один из них, глядя на меня, перекрестился.
У меня сдали нервы. Док хотел живого зомби, но я не выдержал. Двоих положил там же. За одним пришлось погоняться: он норовил притаиться в завалах ржавого хлама, чтобы потом наброситься, когда этого меньше всего ждешь. Такая сообразительность у мертвяка мне не понравилась. Эти шустрые были из монахов, знавших местность на уровне рефлексов. Нельзя им давать возможность спрятаться. На всякий случай облил тела кислотой из канистры — бывали случаи, когда не помогала даже пуля в голову и расслабившегося стрелка убивала тварь с дыркой во лбу. Это все проклятая пожарная лестница с той стороны. Когда ее ставили, никто не думал, что дело обернется таким образом. Убрать ее мешают живые трупы, разгуливающие по соседству. Большинству из них, слава богу, не хватает ума последовать примеру самых сообразительных. Сам же я не хочу показывать им путь к пище.
Пока трупы дымятся и растворяются, я возвращаюсь к отчету. Это не моя идея — заполнять корявым почерком пожелтевшие страницы.
Это все Док.
Изначально моя задача — обеспечение безопасности работы научной группы. Все было очень серьезно: специальное задание правительства, неограниченные ресурсы, оружие, оборудование, транспорт, «зеленый свет» во все запретные зоны. Власть имущим отчего-то кажется, что специальным постановлением с большой печатью можно решить любую проблему.
Какая чушь. Все пошло не по плану. Нет ее больше, научной группы. Один Док остался да я. По уму надо было бросать все и сматываться из этих проклятых мест. Даже самый матерый охотник на зомби понимает: в одиночку или на пару здесь ловить нечего.
Но Док не из таких. Он из тех, кто считает, что в ответе за спасение мира. И все бы ничего, да только своей непробиваемой уверенностью он способен заразить всех вокруг. Как те самые зомби, через укус или заражение крови делающие из людей себе подобных. Вот и меня Док цапнул за какое-то место в душе, и теперь я бреду за ним с совершенно непонятной мне покорностью.
Мой Зомби — так я зову его. Док думает, что в шутку.
Вообще, с чувством юмора у меня все в порядке. По крайней мере было когда-то. Даже прозвище у меня забавное — Маус. Оно пришло со мной словно из прошлой жизни. Той самой, когда казалось, что самое страшное место на земле — это Чернобыльская Зона отчуждения, и хуже уже быть не может. Как мы заблуждались. В те светлые времена и зомби-то встретить можно было только далеко в глубине Периметра.
Теперь вся планета превратилась в одну огромную жуткую Зону.
2
Нас высадили ночью. Это после я узнал, что была ночь: здесь, посреди Белого моря солнце круглосуточно скребло горизонт, наливаясь кровавым волдырем, не прекращая размеренного движения по кругу. И солнце здесь было похоже на зомби.
Нам говорили: Соловецкие острова — самое безопасное место на планете. Именно потому здесь и устроили лабораторию по изучению этих тварей. Предполагалось, что зомби не смогут ни проникнуть на острова, ни бежать от изучающих их ученых.
Я думаю, те, кто прислал нас, больше боялись, что отсюда сбежим мы. Я понял это сразу, глядя на древние монастырские стены, изъеденные временем, покрытые клочьями лишайника. Вид этой крепости заставляет сердце сжиматься. Здесь все пропитано тюремным духом, ужасом, смертью. Этот остров по сути своей — тюрьма, словно сама природа создала это место для изгнания. Мрачные леса, торфяники, камни — все здесь перемешано с человеческими костями. Царская ссылка, советские концентрационные лагеря, а теперь и мы. Вся эта суровая северная красота ни на миг не дает усомниться: бежать отсюда некуда.
Но тогда никто ничего не понял. Команда была полна энтузиазма. Ученые всерьез верили, что смогут быстро разобраться с проблемой. С корабля активно сгружали оборудование — самое дорогое и современное, какое все еще можно найти. И еще — безликие контейнеры с материалом для научных экспериментов. С зомби. До Большого Соловецкого острова тогда еще не добралась эта двуногая смерть.
Мы привезли ее сами.
С первого дня в лаборатории закипела работа. Ученые работали на износ, практически круглосуточно, сменяя друг друга перед длинными лабораторными столами. Белые ночи, казалось, нарочно не давали спецам расслабиться ни на минуту.
Не знаю почему, но все это с самого начала казалось мне самообманом.
Уж я-то повидал зомби и знаю, что от них нет спасения. Никакая это не эпидемия, и не болезнь вовсе. Это проклятье. То ли последнее предупреждение, то ли приговор всему человечеству. Конечно, едва я заикнулся об этом Доку, он послал меня куда подальше вместе с моими «сталкерскими суевериями». Ну да, конечно. Суеверия. Только я знаю, что есть ситуации, когда единственным спасением остаются такие вот суеверия. Дальнейшие события только укрепили меня в моих убеждениях.
С самого начала у нас не сложилось с местными. До нас здесь всем заправляли монахи. Оно, наверное, и правильно: вся эта земля с древности была облагорожена ими, вырвана из холодных лап Белого моря. Мы были здесь чужаками. Но дело даже не в том. Странно говорить об этом, но послушники заявили нам прямо и недвусмысленно: вы, мол, сами того не зная, служите Сатане. Помнится, даже Док поначалу немного опешил. А потом начал оправдываться в том же стиле: мол, как же так, ведь мы, напротив, пытаемся победить болезнь, а стало быть, служим добру! Монахи лишь качали головами в своих черных шапках и твердили: как бы не так. Вы, мол, слепы и не видите, что сами потворствуете приближению Апокалипсиса.
Я тоже не понимал, о чем говорят эти люди. Но посещая лаборатории, невольно ежился. Все это и вправду напоминало ад. В боксах, за толстыми стеклами бесновались зомби. Этот «материал» беспрестанно подвергался опытам. Их кололи какими-то препаратами, облучали радиацией и электромагнитным излучением, били током, брали на анализ образцы мертвой черной крови и тканей. Ученые в своих красных костюмах биологической защиты вызывали самые неприятные ассоциации.
Говорят, зомби ничего не чувствуют. Но я слышал их крики, переходящие в рев. И в этих звуках мне чудилась нестерпимая боль. Я никогда не испытывал жалости к ожившим трупам. Но в этих лабораториях впервые усомнился в правильности выбранного нами пути. Ведь это люди, несчастные люди, будто загнанные в персональный ад между подлинной жизнью и окончательной смертью. Я за то, чтобы обрывать их мучения выстрелом в голову. Но никакие благие цели не оправдывают экспериментов над теми, кто, возможно, все еще сохранил остатки человеческих чувств.
Эти благостные мысли у меня давно прошли. Теперь я знаю одно: что бы там ни чувствовали эти твари, они должны сдохнуть. Все до единого.
3
Первый «звоночек» случился, когда прервалась связь с Большой землей. Мы решили тогда, что это простой технический сбой. Но когда связь не наладилась и спустя трое суток, стали готовиться к худшему. Под худшим мы понимали возможность зимовки на Соловках без какой-либо связи с внешним миром. Перспектива не очень приятная, но и не смертельная: запасов у нас было предостаточно.
Только вот ученые начали сетовать на недостаток материала. Они его, видите ли, израсходовали на опыты. В лабораториях успели покромсать на части всех привезенных зомби. Не знаю, может, так и должно происходить при форсировании научных изысканий, только становилось непонятно, что делать теперь, без связи с Большой землей, когда невозможно вызвать ни самолет, ни корабль? Док лично просил меня раздобыть зомби, а я лишь тупо улыбался в ответ. Откуда им здесь взяться?
Еще мне запомнилось туманное предложение его заместителя: устроить как-то так, чтобы кто-то из местных «спонтанно заразился». Он так и выразился — «спонтанно». Чрезвычайно корректно выразился, я бы сказал. А то, мол, вся работа стоит.
Тогда я подумал, что он шутит.
Короткое северное лето закончилось, на острова надвигался холод и зимний мрак. Ученые не боялись наступления холодов, их беспокоила лишь перспектива остановки работ вследствие недостатка подопытных. А ведь, по словам Дока, научные изыскания вот-вот должны были дать результаты.
Я, конечно, не специалист, но, по-моему, все ученые — психи. У меня было ощущение, что они забыли уже, ради чего прибыли на эти острова. Вряд ли их так интересовало спасение человечества, как сам факт открытия и научный приоритет. Все-таки избыток интеллекта — такая же патология, как и его отсутствие.
Но вскоре всем нам стало не до открытий.
Они пришли прямо из-под воды. Я просто не хотел верить в лихорадочные доклады бойцов. Пока не увидел сам.
Мы вышли на берег. Была морозная ночь, пальцы примерзали к спусковым крючкам автоматов. Луч мощного прожектора с монастырской стены обшаривал поверхность моря. Берег уже подернулся тонкой ледяной коркой, в отдалении по волнам позли первые льдины.
И тут лед начал вспухать и лопаться, будто кто-то взрывал в глубине динамитные шашки. А затем, посреди этих «прорубей» и проплешин начали медленно подниматься темные фигуры. Переохлаждение, наверное, действует и на зомби — оттого первые их движения были заторможенными, будто в замедленной съемке. Никогда не видел ничего более жуткого и… удивительного. Я просто не мог оторвать взгляда от этого зрелища: десятки зомби неторопливо распрямлялись среди льдин и так же медленно, в полной тишине выходили на берег.
Первую волну мы положили там же. Мне даже в голову не пришло, что ученым они могут понадобиться живьем — настолько сильно было потрясение от увиденного. Помню, как я молча вдавил спусковой крючок и услышал, что товарищи сделали то же самое. Потом мы в полной тишине шли вдоль линии прибоя, добивая тварей одиночными в голову.