всё испортила. Я уставилась в зеркало и попыталась вернуть его на место, и… он ЩЁЛКНУЛ. АГА! Он ДВИГАЕТСЯ!
Я передвинула его ближе к центру, но он всё равно остался кривым.
Когда мама вернулась, она сразу заметила нос. «О, ничего себе. Похоже, он сломан. Поедем к врачу. Посмотрим, что он скажет…»
Чтобы вернуть нос на место, им пришлось снова меня усыпить. Этого я тоже почти не помню. Но я знаю одно: с тех пор он так и не встал на место. Он выглядит сломанным, а при определённом освещении и под определённым углом, или когда я надеваю солнцезащитные очки, видно, насколько всё плохо. Я бы и попыталась его исправить, но сейчас я боюсь стать похожей на людей, которые продолжают попытки исправить несовершенства, пока не лишаются человеческого лица.
Пластическая хирургия – это хороший пример того, что операция не способна исправить отношение человека к себе. После пластики у меня тут же появилось огромное количество других причин для ненависти к себе. Я так себя и не полюбила. Мы живём в мире, где множество людей делают пластические операции, особенно актрисы и модели, и устанавливают тем самым всё более невозможные стандарты внешности. Они лгут. Отрицают. Боятся признать, что пошли на такой шаг. Но ещё больше они боятся другого – отказаться от пластики. Их ложь делает ожидания всё более и более невозможными. А что ещё хуже операции – это операция и притворство, будто ты её не делала. (Как я и говорила всем в течение многих лет).
Если вы не осознаете, откуда берутся страдания и ненависть к себе, если у вас не будет психологической поддержки, которая поможет справиться с перфекционизмом, самооценкой и тем, как примириться со своим мнимым несовершенством, вы никогда себя не полюбите. Вы всегда найдёте повод для ещё одной операции, ещё одной корректировки, ещё одной диеты. Вы никогда не начнёте оценивать себя по достоинству.
Поэтому… если вы хотите сделать пластическую операцию, но не проходите терапию, я рекомендую вам сначала обратиться к психотерапевту.
Как стать одержимой красотой
В четыре года я заявила папе, что укладывать меня спать должна мама, потому что она красивее. Согласно книге для родителей, которую они в то время читали, это была «нормальная» фаза развития четырёхлетних детей. Они восприняли это с радостью, потому что в противном случае они бы сказали: «Что за чёрт? Наш милый поющий вундеркинд на самом деле засранец!?» Но, так или иначе, родители начали твердить мне: «Лучше быть доброй, чем красивой».
Существует множество обоснованных замечаний о том, что девочек воспитывают быть милыми, покладистыми и не мутить воду, а мальчиков – бить, грубить и планировать стать президентом. В целом я одобряю стремление своих родителей: они пытались сказать, что характер имеет большее значение, чем внешность. Мама рассказывала, что в тот раз, когда она впервые произнесла эту фразу, я посмотрела на неё с явной растерянностью. Как… как это возможно? Как красота может быть не самым важным аспектом?
Хорошая попытка, родители! Эта мантра на меня не подействовала! Даже если она и действовала в течение нескольких лет, то к подростковому возрасту от их убеждений ничего не осталось. К тому времени я стала всецело одержима своей внешностью.
С первого по двенадцатый класс я ходила в частную школу для девочек, которая – в теории – ставила нас на путь, позволяющий делать всё, что мы захотим. Нас готовили к тому, чтобы мы были уверенными, способными и умными. Мы могли и должны были стать учёными и мировыми лидерами. В такой среде и с такими ресурсами у нас появлялся шанс преодолеть зацикленность на внешности. Разве нет? Увы, но нет. Меня волновало только одно: красивая я или нет. У многих девочек в моей школе были явные расстройства пищевого поведения, а у других, как и у меня, – менее заметные.
Как общество мы всё чаще отказываемся от небезопасных стандартов красоты. Всё больше компаний используют моделей с разными размерами тела. На телевидении и в крупных СМИ постепенно появляется разнообразие. Мы начинаем лучше понимать, что такое фотошоп и абсурдные идеалы красоты и тела, и насколько они могут быть вредны. Однако диссонанс по-прежнему остаётся.
Мы говорим о бодипозитиве, рассуждаем о том, что мы – больше, чем тело, но почему-то поощряем определённый тип красоты. Мы по-прежнему предъявляем к людям невозможные стандарты, даже если говорим, что это не так. И важно отметить, что красота по своей сути субъективна, поэтому, рассуждая о ней, я имею в виду то, что считает красивым наше общество. Красота, о которой я говорю в книге, красота, которой я была одержима, и большая часть красоты, к которой мы все подсознательно стремимся, основана на европоцентристских стандартах. И это по-прежнему белый стройный «идеал». В книге Тресси Макмиллан Коттом «Толстые» она говорит о красоте как о социальном капитале. «Красота – это не то, как вы выглядите; красота – это предпочтения, которые воспроизводят социальный порядок». Получается, мы все пытаемся играть в эту игру, не понимая, что подсознательно цепляемся за власть.
Нас заставляют ненавидеть себя за то, что мы не достигли культурного стандарта. Пусть я и не была так уж далека от худого европоцентристского идеала, я всё равно себя ненавидела. И, как вы понимаете, люди с более маргинализированной личностью, которые оказываются всё дальше и дальше от культурного идеала красоты, испытывают более серьёзные трудности.
Мне казалось, что быть красоткой важнее всего. Я считала, что внешность придаёт любым достижениям значимость, потому что собственными глазами видела, как красота изменяет отношение к людям. Я видела, что все мои любимые книги написаны о людях, которые выглядели определённым образом. Мне не нужно было объяснять; я видела это повсюду.
В СМИ женщин порицают за то, что они набирают вес или выглядят недостаточно молодо: «Почему она такая измождённая и страшная?» Как будто это автоматически стирает человечность, стирает все важные заявления или достижения. В чём тогда смысл, если в ней нет… сексуальности? Поскольку я жила и росла в относительно традиционной и консервативной семье, я также наивно полагала, что сексизм – это проблема, которая в основном затрагивает людей старой закалки. Или что иногда сексизм всё-таки существует, но только вокруг плохих влиятельных мужчин. Я не понимала, что сексизм – это воздух, которым мы дышим, и он формирует моё представление о себе. Я не понимала, что одержимость красотой являлась его отчётливым проявлением. Женщины должны быть красивыми, иначе… в чём смысл? Что в них хорошего?
Каждая история, которую я видела в телешоу или фильме, рассказывала о человеке с внешностью моей мечты. Красивые люди заслуживали, чтобы их истории были рассказаны. Красивые люди заслуживали быть главными. А как же остальные, кто не подходит под эту форму? Все они второстепенные персонажи. Или откровенные злодеи. Наша культура приравнивает красоту к характеру, интеллекту и достоинству, и я в это отчаянно верила.
Автор и «эксперт по историям» Лани Дайан Рич в своём подкасте разбирает теорию повествования, а также рассказывает, как создать убедительную историю. Она говорит: «Наши истории – это наша культура». Они являются зеркалом ценностей. Вы можете узнать многое о культуре по историям, которые пишутся, продвигаются и рассказываются. Кроме того, они также её формируют. То, что мы видим в фильмах, телепередачах и новостях, является прямым отражением ценностей. Их посыл либо увековечивает культуру, либо формирует её, как в хорошую, так и в плохую сторону. В научной статье, опубликованной в 2010-м году, говорилось, что постоянный просмотр представленного в СМИ «идеала худой красоты»[17] – особенно в журналах, телевизионных шоу и рекламе – увеличивает неудовлетворённость телом, интернализует худобу, неупорядоченное пищевое поведение и убеждения». То есть… тот факт, что СМИ постоянно показывают исключительно худых людей, влияет не только на тела, но и на отношения с едой. Потребление средств массовой информации, которые существуют на протяжении последнего столетия… влияет на самооценку и образ тела[18]. А в смелом новом сетевом мире, где мы проводим больше часов, чем спим, подобное промывание мозгов распространяется и на социальные сети. Девочки-подростки, пользующиеся социальными сетями, гораздо чаще отдают предпочтение стройности и следят за своим телом. Даже простое использование социальных сетей в течение тридцати минут в день может изменить наше отношение к телу[19].
Я никогда не слышала, чтобы кто-то критически высказывался об одержимости культуры красотой. Конечно, люди говорили об этом, но в 2004-м году эти разговоры до меня не доходили. Или доходили, но не так, как мне было нужно. Сила, которую имеет в нашем обществе красота, оставалась неоспоренной и не подвергалась сомнению. Она оставалась неизученной, неисследованной и могла управлять моей жизнью. А я нуждалась в знаниях. Меня нужно было предостеречь. Я нуждалась в том, чтобы мне объясняли, что это такое, начиная с раннего возраста (хорошая попытка, родители), а потом в подростковом возрасте. Мне нужен был разбор каждого диснеевского фильма. Мне нужно было, чтобы люди делились историями о дисморфии и расстройствах пищевого поведения точно так же, как в четвёртом классе, когда мы проводили собрания, посвящённые наркотикам. Мне нужен был тренинг, рассказывающий, как СМИ промывают вам мозги, заставляя поверить, что они показывают единственный правильный образ.
Стала бы я слушать?! Не знаю. Спасло бы это меня? Возможно, что нет. Но,