ь чудище, что на двух ногах гоняться. Хвостом и так, и сяк виляла, да схватил он её…
Упала Мира на спину, не отдышится. Сверху на ней Богдан лежит. Одной рукой держит, другой шкуру звериную стягивает. Она едва от ужаса не закричала, как увидела: боли нет, а шкура почто кожа ейная живая с руки стягивается, мышцы кровавые оголяет. От ужаса Мира дурниной вскричала.
— Тише, Мира, — Богдан её успокаивает. — Уже всё хорошо.
Не сдержала Мира слёз ужаса. Смотрит, в глазах всё двоится, да вроде как целы рученьки у неё.
— Что? Что это было? — с дрожью в голосе спрашивает.
— Это я виноват, — Богдан шепчет. — Шкуры оборотные, не подумавши, раскидал тут. Магия то не страшная, да не для подготовленного разума опасная.
На лице Богдана тревога так и читается:
— Испугался я, что не воротишься, — на этих словах рукой по щеке её провёл бережно.
А затем его взгляд нежностью наполнился. Приблизил Богдан лицо к лицу Миры и легонько прихватил кожу на её скуле губами. Она ткнула его в живот, и тогда он прильнул губами к её рту. Мире показалось, что от этого поцелуя, длившегося, кажись, целую вечность, плавится она начинает. вся огнём странным охваченная.
— Вот же колдун окаянный! — воскликнула Мира отстранившись.
Слышит в ушах пульс стучит сумасшедший, и сил нет никаких дыхание сбивающееся восстановить. А Богдан взял её руку, что совсем недавно лисьей лапой оборочена была, и пальцы целует:
— Не уходи от меня… — зашептал Богдан. — Я обязательно что-нибудь придумаю, отыщу путь назад. Поверь мне.
Задыхаясь, она уронила руку, которой собиралась его отпихнуть, и сама губами к его устам прижалась. Нестерпимо хотелось ему верить, воротится с ним в Явь и чтобы всё, как прежде было. Его рот оказался мягким и скорее убеждающим, чем властным. Прижавшись губами к её губам, он принудил Миру разжать их, а потом просунул между ними язык и совсем вскружил ей голову.
И тут двери внезапно распахнулись, запустив холодок по полу.
— Ох, звиняйте! — громогласно и без сожаления объявил Златан. — Вы чего на полу валяетесь? — Сам наверх смотрит, будто потолок его дюже интересует.
Мира так и вспыхнула. Богдан от неё отодвинулся и руку подав, ответил:
— Шкуру обортничую снимал.
— Я так сразу и подумал, — не спорил Златан.
— Что хотел-то, что без стука вломился? — нахмурился Богдан.
— Опять Каллиса явился. Добромиру требует.
Поднялась Мира. Ноги дрожат, щеки горят, мысли в голове путаются. Причиной тому всё колдун проклятый, что Богданом зовут. Вновь не сложилось поговорить с ним откровенно. Разозлилась Мира на себя, на Богдана, на Златана, на чувства с ней в шутки играющие. Юбку отряхнула, кокошник с головы куда-то слетевший даже искать не стала и решительно двинула:
— Идём! У меня тоже вопрос к этому чешуйчатому, — мужчины переглянулись и за ней последовали.
Калисса в этот раз был ряжен даже больше обычного дорого-богатого, от блеска золота в его одеждах просто слепило глаза. Он нетерпеливо расхаживал из стороны в сторону в большом зале.
— Наконец-то! — воскликнул Калисса, приметив спускающихся по лестнице. — Триса ждёт. Так что поспеши, девица.
— Какое тебе и сестре дело до Миры? — вместо неё удивился Богдан.
Калисса поморщился, скривил кислую мину и покрутил неопределенно рукой, указывая куда-то в сторону:
— Юдо велел её к дереву доставить.
— Так это был не сон? — растеряно пробормотала Мира, позабыв о всех вопросах, что хотела задать.
— Конечно, нет. Думаешь, у меня есть желание быть извозчиком какой-то человеческой девчонки?
— Не груби, — предостерёг Богдан.
— Не грублю, просто делаю, что Юдо велел, — насупился Калисса. — Мне даже пришлось инструмент свой прихватить, — чуть капризно пожаловался он.
— Мира, что за сон тебе снился? — взглянул на неё Богдан.
Поведала она о своём сновидении. Богдан выслушал и молвил:
— Отправляйся с ним, Мира. Великий Юдо подарок тебе сотворил, прими его. А ты, — обратился он к Калиссе: — за её безопасность передо мной головой отвечать будешь, если с ней что-то случится.
— Да не переживай ты, — усмехнулся Калисса. — В этот раз в пасти не понесём, обещаю. На спине прокатится, вместе со мной.
Глава 18. БЫЛА БЫ ШЕЯ, ХОМУТ НАЙДЕТСЯ
Ко всему можно привыкнуть. Даже к тому, что ты волк. Быть им довольно неплохо. Они только вышли из Непроходимого леса, а нос зверя услужливо подсказал: впереди чёрная земля разрыта кабанами и им следует взять вправо. Дальше идёт крутой обрыв, а внизу река. Его глаза ещё не видели, но нос уже знал.
Василёк покосился на своего спутника. Владимиру пришлось оставить коня в небольшой деревеньке на другом краю Непроходимого леса. Пешему человеку дорога давалась не так легко, как хищнику. Былой блеск и лоск княжича Владимира потускнел. Алый плащ сменил цвет, порядком измаравшись в грязи, кое-где прорвался, пообтрепав края добротной ткани.
В те времена, когда он был человеком, то скорее всего безумно возгордился бы от возможности путешествовать вместе с сыном Великого князя Всеволода. За месяц пути друзьями они не стали и вряд ли когда-нибудь будут. Уж слишком он прост и наивен на фоне Владимира, а тот в свою очередь через чур высокомерен.
— Там внизу река, — сообщил Василёк. — Мы на верном пути?
— Даже не сомневайся.
— Напомни, сколько тебе лет, Владимир?
— Двадцать.
— Пфф! Столько же сколько и мне, — заметил Василёк: — Так чего так хорохоришься, будто много раз тут уже хаживал?
Владимир упорно игнорировал то обстоятельство, что, если бы не Василёк, они уже несколько раз сбились бы с пути. Васильку думалось, что этому холёному княжичу не так часто приходилось покидать высокие стены Нового града. Уж больно часто путался он, казалось бы, в простых вещах. Как, допустим, в сторонах света. Но опять же тот ни почто не сознавался и это злило.
— Спустимся к реке, отыщем прощу. Там и будем ждать перевозчика, — ответил Владимир, на что Василёк лишь скрипнул зубами.
Проща отыскалась довольно быстро. Это был сухой дуб над родником на берегу широкой реки. Если бы Сновид не сообщил, какое именно дерево им стоит искать, то в этом пепельно-сером стволе, причудливо закрученном завитками, без единого листочка на ветках, трудно было признать одного из собратьев великих дубов. Это древо впитало в себя множество людских страданий. Они исковеркали и изувечили сущность дерева, превратив его в прощу. Прикоснёшься, и беды людей перейдут на тебя.
«Интересно, — подумал Василёк. — А если у меня лапы?»
Но проверять свои мысли он не стремился. У самого бед немало. К чему ещё и чужие?
Владимир облагородил запущенный родник и разбил стоянку поодаль, над лисьими норами. Родник остался левее, и отсюда были видны еле заметные ступени, что вели к нему от реки. Теперь дорога к священному древу позабыта и на прощу давно никто не молится.
Следуя указаниям Сновида, Владимир принялся собирать сухие ветки и выкладывать вокруг мёртвого дерева. Он мог и подсобить, но, честно сказать, не хотел.
— Василёк, — чуткие уши волка уловили лёгкий шёпот со стороны воды.
Насторожившись, Василёк прислушался, наклоняя голову то в одну сторону, то в другую, пытаясь определить откуда точно исходит звук.
— Василёк, — вновь повторил девичий голос.
Он подскочил и ринулся в ту сторону, откуда его звал голос, совершенно позабыв о Владимире. Его мягкие лапы неслышно ступали по земле. Странно, но нос не улавливал ничего необычного, никакого запаха, который мог ему что-то подсказать о незнакомке.
— Привет, волчонок! — раздалось бодрое за спиной.
От неожиданности Василёк подпрыгнул, оторвав от земли все четыре лапы разом и развернувшись в воздухе к реке мордой, а к лесу задом. Дерево-водохлёб зацепившись корнями за берег, причудливо изогнувшись, склонило ветви до самой воды. Ракита, словно нежная скромница распустила свои волосы по течению реки. Едва ли не в любом месте вода и ивовые отыщут друг друга. И самый малый водоём — озерцо ли, узкий пропадающий ручеёк притягивает их к себе.
— Я искала тебя, — произнесла девушка, сидящая на изогнутом стволе над рекой: — И нашла! — весело объявила она.
Опускавшийся сумрак не мог скрыть лица девы в сарафане червонного цвета и с распущенными по плечам светлыми волосами.
— Кто ты? — спросил Василёк.
— Горда, — просто сказала она, словно ему это о чём-то говорило.
«Что совсем юная, на первый взгляд, девушка делает в столь нелюдимых местах одна?» — подумал Василёк.
Но если честно, то более странным было то, что её не пугал говорящий волк…
— Кто ты? — оскалился Василёк.
— Ну, вот, — вздохнула та, что назвалась Гордой. — А всё так хорошо начиналось. Меня Бессмертный послал тебя разыскать.
— Бессмертный?
— А! Совсем забыла! — воскликнула Горда: — Вы же его Богданом зовете.
Шерсть на загривке у Василя в миг дыбом встала:
— Что этому колдуну от меня надо? — сквозь стиснутые зубы выдавил он.
— Ох, неужто волчок обиделся? Велика беда в шкурке чуть походить. Ведь живой же. Мне, правда, без интересу такие живые, — вздохнула она с откровенной печалью. — А вот он о тебе беспокоился. Говорит мне: "Иди, Горда, разыщи. Вдруг зверёнышем станет." Зверёнышем ты не стал, но как вести себя разучился. Я к тебе по-доброму, а ты на меня рычишь.
— Лучше скажи, что он с моею сестрой сделал.
— Жива-здорова твоя сестрица. В невестах Бессмертного ходит.
— В невестах?! — вскричал Василёк. — Неужто добровольно? Никогда не поверю.
Девица задумчиво вверх посмотрела:
— Я не особо замечала, чтобы её кто-то к чему-то принуждал…
— Скорее всего она под чарами, — вмешался в их диалог Владимир.
— А вот такие живые мне нравятся! — взвизгнула Горда и в мгновение белым туманом к Владимиру кинулась.
Но, подлетев, сгусток плотного марева словно врезался в невидимую стену и будто ему это не очень понравилось, резко отскочил в реку с громким всплеском. В этот миг Василёк признал для себя, что старался не замечать, разговаривая с Гордой — она не человек. Но прежде, чем он успел хоть что-то спросить у Владимира, раздался голос Горды с ракитницы: