— В явь?! Да ты с ума сошла, женщина! Я никогда туда не пойду, — практически ужаснулся Калисса. — Так, Юда! Вот древо. Вот дева, — произнес он словно обращаясь к кому-то находящемуся не здесь. — А с меня взятки гладки.
Он отряхнул одежды от невидимой пыли и направился к Трисе.
— Ты что, меня тут оставишь? А как же моя безопасность?
— А что с ней? В тень этого дерева никто навий войти не сможет, значит, нечего и переживать, — вспрыгнул он на белого змея, её только порывом ветра от их взлёта обдало. И были они с сестрицей таковы.
Оглянулась Мира. Не думала она, что Калисса так поспешно сбежит.
— И чего его напугало? — вслух заметила Мира, ларец подняла и к древу огромному направилась.
И вот что делать прикажете? До ближайшей ветки три её роста не меньше. Обошла вокруг ствола необъятного. Впечатляющее дерево. Не дуб, а Дубище! Крона, как крыша над головой. И тень отбрасывает великую.
— Тень… — прошептала она еле слышно.
Голову её посетила внезапная мысль:
— Богдан? — позвала она. — Ты со мной?
И не ошиблась. Тень рядом с ней зашевелилась, сгустилась, вытянулась и в Бессмертного обратилась.
— Я не мог тебя одну отпустить, — улыбнулся Богдан, словно оправдываясь.
— Ну и хорошо! — радостно объявила она. — Я ума не приложу, что мне делать.
Он бровь потёр задумчиво:
— Для начала нужно подходящий сук срубить. Проклинать не будешь, если я чуть поколдую?
— Да колдуй чего уж там, — дала Мира отмашку.
Подошёл Богдан к дереву, топор с лёгкость вынул и в дым чёрный обратился. Вокруг ствола вверх взвился и на выбранной ветке снова человеком явился. И принялся рубить сук, на котором сидел. Тем быстрее он обломился и к земле устремился. Но чёрный дым Богдана шустрей оказался и на земле уж рукой сук ухватил.
— Ух! — озвучила Мира.
— Ты не видела, куда Калисса пилу зашвырнул?
Вдвоём они разыскали потерю в ближайших кустах. Богдан выпилил два кругляша заготовки, и они уселись под древом, вооружившись ларцом, мастерить.
— А тебе также нравится столярничать? — поинтересовалась Мира.
— Я же всё тем же остался.
— Мой отец тебя очень любил за то, что ты его интерес разделял.
— Я к нему тоже неравнодушен. Он действительно мне как отец, которого у меня никогда не было. Мне всегда нравилось время с ним проводить.
— Мне тоже, — вздохнула Мира. — Не представляю, как он там сейчас. Переживает, наверное, ужасно.
— Прости. Я в то время об этом совершенно не думал, — признался Богдан. — Хотел Остромира попросить сходить до него, поговорить, да он с той ночи, как Лўна Чёрная его из Нави выкинула, больше не появлялся.
Впечатлило Миру его беспокойство, сердце теплом наполнилось. Припомнила те деньки в Нави, когда они под руководством отца резьбой по дереву занимались.
— Слушай, а я с таким обручьем тоже колдуньей стану?
— Не станешь, — усмехнулся Богдан. — Но они волшебными будут точно.
— А в чём волшебство?
— Ну, это узнаем, когда сотворим. Юдо силой поделился. Это дерево за одну ночь выросло. Ещё вчера его не было.
Удивилась Мира немерено, снова на дерево посмотрела:
— Значит, правда Юдо людей любит, — протянула задумчиво и добавила: — Мне кажется, я Калисса не очень нравлюсь.
— Да не то, что не нравишься. Просто он чуть высокомерный и вспыльчивый. Да и зачем тебе ему нравится? Главное ты мне нравишься, — заметил Богдан.
Вспыхнули щеки Миры от смущения легкого.
— Да я не о том, — пробормотала она. — Он ведь мог меня в Явь отвезти?
— Думаю мог, но я его об этом даже не думал просить, — и прежде, чем Мира успела удивленно воскликнуть: «Почему?!», пояснил: — Для драконов Явь, что для живых Навь. Им оттуда не выбраться. Разве что чудом. Ты же слышала сказки о Василиске, Змее Горыныче?
Мира кивнула. Уж кто не слыхал.
— Они не были злыми. У них очень длинная жизнь и одиночество сводит с ума. Одиночество страшная вещь.
Они помолчали. Снова Мира думала о жизни Богдана. А он видимо о своём потому, что добавил:
— Я верну тебя в Явь, чтобы мне это не стоило.
И выражение лица у него было дюже решительное. Грех не поверить.
— Слушай, а ты можешь меня волшбе какой обучить? — внезапно спросила она.
— Волшбе? Зачем это тебе? — удивился сначала он, а потом задумчиво протянул: — Хотя…Обучу! Самому простому. Вода Навь и Явь связывает. Помнишь же русалки туда-сюда шастают. Научу связь налаживать. Когда ты вернёшься в Явь, будет счастьем с тобой иногда поговорить.
— А ты тут останешься?
Улыбнулся он слегка грустно:
— Не примет меня Явь, убьёт сразу. Да и не пройти мне, проклятье тут держит. Я как пёс на цепи.
Так за болтовней и работали. Ближе к полудню на обед прервались, Богдан в этот раз не забыл скатерть-самобранку с собой прихватить. Целых два обручья изготовили. Больше на широкие браслеты из цельного дерева похожи они получились. По кругу резными птицами украшены. Богдан каждый огнём затемнил и золотою пудрой натер, осталось только по возвращению лаком покрыть и высушить.
— Если хочешь я тебе красок найду, раскрасишь в цвета разные, — предложил Богдан.
— Не, мне и так нравится, — покачала головой Мира.
Не успели их тайные чувства в зеркалах глаз отразиться, как тишину крик разорвал:
— Братец! Отзовись!
Встрепенулись они оба. А через время к ним из леса девчонка выбежала. Сходу видать — крестьянская дочка. Вот только одета не по погоде совсем, в тулупе овчинном. Споткнулась девочка, на колени упала. Мира к ней кинулась. Хотел её Богдан остановить, да не угнался.
— Что случилось, девочка?
Та ответить не в силах, слезами заливается. Еле из себя выдавила:
— Т-ты мне в-всё равно, не поверишь.
— А ты скажи, а мы уж решим, верить тебе или нет, — убеждает её Мира. — Поведай всё с толком, да по порядку.
Девчонка-то лет четырнадцать, почти невеста. Нос по-детски утёрла и говорит:
— Варварой меня зовут. Дочка старосты я. Братца в лесу потеряла. Братьев у меня пять, да я старшая, почто нянька у них. А самый старшой из братьев, давеча ему только десять исполнилось, стал норов свой показывать. Меня слушаться отказался, спорить со мной начал, других братьев к непослушанию подталкивать. Мол, он сын старший, а я девица, и негоже мои указания выполнять. Разозлилась я и его в лесу оставила. Так и сказала: раз такой большой, пусть сам и вертается. Припугнула, что батьке на него пожалуюсь. Домой воротилась, к отцу пошла, а он говорит: нет у него сына Еремея старшого и не было. Я к матери, она тоже ни о чем не ведает, мол, дочь и четыре сыночка у неё. И никто его не помнит, словно и не было. Я обратно кинулась, а тут снег как потаял. Ничего не пойму. И сама заблудилась.
Глянула Мира на Богдана, что круги вокруг них чёрной тучей наматывал. Почувствовал он её взгляд, к ней подошёл, за локоть приподнял, на ноги поставил и на ухо шепнул:
— Я сам ничего не пойму. Она живая.
— А говорят, в Нави живой редкость, — припомнила Мира.
— В том то и дело. Будь она существом Нави, в тень дуба войти не смогла бы.
— Что делать будем? Поможем?
— Помочь то поможем, — вздохнул Богдан, — Но случилось с ней что-то дюже странное. Будь осторожна. От меня далеко не отходи, — наказал он.
Кивнула Мира, на всё соглашаясь. Достал Богдан из-за пазухи скатерть-самобранку, раскинул по земле со словами:
— Скатерть, душечка, кушай, да меня слушай. Была ты обычной, с судьбой неприличной. А теперь скатерть ты самобранка, чтобы кормить меня спозаранку, с вечера, да и в полдень. С меня тебе почести обещаны, да жизнь долгая завещана. Как я того захочу — всё сразу и получу. Давай мне бутылку вишнёвки!
Мира рот рукой лишь прикрыла, на её глазах бутыль появился на пустой скатерти.
— Это для дела, — пояснил Богдан.
Взял бутыль подмышку сунул, скатерть свернул и обратно убрал. А к ней Варвара всем телом прижалась, дрожит, и на ухо зашептала:
— Никак он колдун. Боязно мне.
— Не боись. Он хороший, — успокоила Мира, и сама себе не поверила.
Точнее сказать, поверила. Не поверила, что хорошим его и права считает. Взглянула она на Богдана, во всё чёрное по обыкновению одетого. Его лицо в это время серьезным сделалось. Посмотрел он на небо ясное, на землю, прикрыл глаза и зашептал:
— Иду, не иду. Стою, не стою. Великие силы к себе я зову. О древние Силы, Сабул, Черет, Хат, летите, летите, к душе потерянной меня отведите. Попутно дорогу под ногами стелите, укройте собой, защитите, возьмите под руку меня и ведите. Духи — Сабул, Черет, Хат, отворяйте засовы, кандалы вы снимайте. Слова мои — печать. Истинно так! Заклинаю!
Поднялся шум в кронах деревьев, будто кто перешептывается, скрытый в листве. Стали листья то там, то тут стремительно желтеть и на землю падать, дорожкой укладываться. Ступил Богдан на дорожку бутыль поставил:
— Откупаюсь и благодарю! — к ним повернулся: — Идёмте!
Мира назад оглянулась к огроменному дубу:
— А ларец с инструментами?
— Потом заберем, — махнул рукою Богдан.
Глава 21. ВЕК ИГРАЕТ, А ЛАДУ НЕ ЗНАЕТ
Двинули они по тропинке. Богдан первым идёт, а они с Варварой за ним следуют, да за руки держатся. Мира хоть Богдану и доверяет, но с волшбой, впервые столкнувшись воочию, чуть неспокойно сделалось.
— Я хоть на брата и разозлилась, но люблю его шибко, — призналась Варвара.
— У меня тоже брат есть. Мы с ним частенько на словах друг другу язвили, но находясь в разлуке, понимаю, дорог он мне, — поделилась Мира. — Только у нас он на месте старшого был, а у меня характер не сладкий порой. Люблю я поспорить, да и другие мне не указ. Сейчас даже тоскливо мне на душе от споров с ним.
— А что с ним случилось? — поинтересовалась Варвара.
— Надеюсь, что ничего, — вздохнула Мира. Хочется верить ей, что он домой воротился.
А дорога-то листопадная вдоль ручья идёт, да в сторону замка Богдановского. Вывела она их на холм. А на холме человек стоит, спиной к ним повернут. И одет тоже не по погоде. В кафтане голубом, серебряными узорами расшитом, белой соболиной шкурой отороченным. На голове шапка в тех же цветах, в руках посох большой.