— Что боишься меня, девица? Внешний вид мой тебя пугает?
— Твой вид кого хочешь напугает, — пришёл ей на помощь Богдан.
А Чёрт и не обиделся нисколечко, даже обрадовался:
— Я смотри, как могу, — улыбнулся он Мире.
Воздух вокруг Чёрта задрожал, поплыл, волнами пошёл. Чувствует Мира, тошнота от такого зрелища поднимается. Отвернулась, не выдержала. А когда повернулась, смотрит на неё исподлобья мужчина. Глаза тёмные, слегка раскосые, с красными проблесками. Бороды нет, на щеках щетина трехдневная аккуратно постриженная. Волосы густые, короткие, с двух сторон словно рожки топорщатся. Смотрит и ухмыляется:
— Приятно познакомиться, — он протянул руку ей: — Чёрт.
Мира так растерялась, неосознанно руку пожала. Отпрыгнул от неё Чёрт в мгновение зал обежал:
— А ну, черти, не пугаем мою гостью дорогую. Мигом обернулись!
Мира и моргнуть не успела. А все черти чёрные, коричневые, бурые, волосатые и плешивые по пояс в людей превратились, а ноги так копытами и остались — козлячьи, лошадиные, свиные. Мороз по её коже пробежал, казалось, от такого волосы на голове дыбом встали и зашевелились.
— Идёмте, я вас с добряком нашим познакомлю. Чтобы не думала твоя жёнушка, будто мы все нежить какая, только зла всему живому желающее.
Подвел он к тем, кто в белых одеждах за столом сиживал. Поднялся навстречу мужчина, здоровый такой, широкоплечий, на две головы выше Богдана. А тот не низенький был. Лицо молодое, симпатичное даже. Черты и впрямь добродушные, а вот глаза белые, как у старика, словно бельмом пораженные.
— Знакомы будьте Шалопай Салопонтьевич!
— Увтсмоканз дар, — произнес мужчина что-то непонятное и крепко руку Богдана пожал.
— Здрав будь и семейство твоё, — молвил Богдан в ответ.
Шалопай Салопонтьевич на неё взгляд перевёл и с лёгкой улыбкой произнес:
— Арим, умеовт удор авалс.
Мира глазами похлопала, промолчала и лишь уважительно поклонилась. Дело было не в том, что смелости в себе не нашла с нечистью болтать, просто ни одного слова не поняла. Чёрт, не обратив на её растерянность никакого внимания, продолжал представлять остальных членов семьи.
— Это жена его Веста, — Чёрт указал на девицу в белой рубахе неподпоясанной, с венком цветочным на русых волосах, и будто секретом с ней поделился, дополнил: — Человеком, как ты, к нам пришла. Да не сладко ей среди людей пришлось. Уж била её мать люто. Сама гулящей бабой была, а что в жены никто не брал, так ребёнок у ней виноват. Только Шалопай Салопонтьевич Весту и пожалел, отогрел душу несчастную. Зажила она с ним счастливо, да матушку со свету сжила.
Мира поёжилась, но Чёрт ничего не приметил:
— Ну, продолжим. Прошу же за мой стол! — он снова вклинился между ней и Богданом, схватил под ручки и усадил по центру за золотым столом. Справа сидел Богдан, слева уселся сам Чёрт, оставаясь в получеловеческом обличии. Столы ломились от еды и питья. Между тем Чёрт похлопал в ладоши и прокричал:
— Смена блюд!
Тут же в зал вошло человек двадцать парней, довольно молодых, лет шестнадцати-двадцати. Каким-то неясным чутьем Мира догадалась, что это именно люди-подменыши. Они несли огромные блюда с разными жаркими: гусями, бараниной, говядиной и другими грубыми мясами. Подошли к золотому столу и поворотили назад, скрывшись со всеми этими блюдами, не подавая никому. А затем снова явились ещё в большем количестве. Четверо несли просто огромный поднос с диким кабаном, фаршированным утками, которые были нашпигованы яблоками. За ними следом вышли остальные с показанными раньше мясными кушаньями, но уже нарезанные кусками, и принялись расставлять по столам. А парни, разодетые, как заморские короли, продолжали выходить, заставляя столы пирогами, соленьями. Напитки тоже выносили в несколько этапов: сначала крепкие, в конце более лёгкие мёдовые.
У них с Богданом была одна тарелка на двоих, один нож, одна ложка и вилка. Глаза у Миры разбегались от такого изобилья, желудок призывающее урчал, что даже Чёрт звук этот услыхал и с выбором помог без замедленья. Он руку сунул в кабана и на их тарелку кинул целого гуся. Затем к себе поднос с огромным кабаном поближе пододвинул и, облизнувшись, длинным языком, пасть с зубьями как иглы-шилья, распахнул. Мира резко отвернулась и уткнулась в грудь Богдана:
— Какой ужас, — еле слышно прошептала.
Он приобнял её:
— Я нас пока от всех прикрою.
Мира оглянулась. Богдан закрыл их тёмной завесой, которой когда-то защищал от скверны. Звуки неудержимого поедания принесенных блюд доносился до её слуха, но всё окружающее было скрыто от глаз.
— Спасибо, — с облегчением выдохнула она.
— Если хочешь, мы можем уйти, но будет неприлично не испробовать угощения.
— А они нас видят?
— Думаю, да, — улыбнулся тот, ловко подхватил двухзубную вилку воткнул в загорелый до золотистой корочки бочок гуся, отрезал серебряным ножиком кусочек и повернул к Мире: — Попробуй.
Щеки Миры непроизвольно заалели. Было что-то интимное в этом жесте, вызывая в душе неясные волнения. До этого ей не приходилось бывать на пирах, и есть из одного блюда с парнем тоже не приходилось. Она не знала, как себя вести.
— Эти животные пойманы в Яви. Чёрт на всю Навь славится этим, — по-своему истолковав её промедление, подбодрил Богдан.
Мира сглотнула и постаралась взять себя в руки, а затем аккуратно сняла кусочек мяса с вилки губами. Подняв глаза, она встретилась с внимательным взглядом Богдана, что улыбался ей, не осознанно улыбнулась в ответ и едва не выронила только добытый кусочек мяса. Богдан мягко усмехнулся:
— Не торопись ты так.
Она хотела возразить, что дело вовсе не в этом, но истинная причина была ещё более смущающей, поэтому предпочла промолчать. А гусь был просто великолепен! Он сочетал в себе нежность, сочность и аромат. И самым прекрасным была хрустящая корочка, что добавляла некую пикантность, усиливая вкус мяса и придавая ему неповторимый вкус.
— Ммм… — промурчала от удовольствия Мира, прикрыв глаза.
Богдан улыбнулся и подставил ей следующий кусочек:
— Я же говорил.
Второй она приняла без колебаний. Они оба вкушали угощение, и у каждого кусочка был вкус по-своему уникальный. И то ли снаружи всё поутихло, то ли завеса Богдана поглощала звук, оставив их одних в уединенье всех миров. Они не торопились. Нарезая птицу, Богдан ножом работал виртуозно. И вспомнила тут Мира, что всегда в нем восхищала эта элегантность с переплетеньем мастерства. Они жевали молча, наслаждались. Ни слова не слетело с уст двоих, но их глаза беззвучную вели беседу. Все тайны открывая душ.
Его взгляд был на скупщика похож, что ревностно своё сокровище от посторонних глаз хранит и всё никак не может насмотреться. Её же полон обожания и робкого согласия запрятанным быть в тайниках его души. Но тишину нарушило громкое хлопанье в ладоши где-то рядом:
— Пора! Пора, — вмешался голос Чёрта. — Кто будет первым хвастать об успехах?
Они переглянулись, и Богдан завесу снял. Мира поразилась: за это время от кабана остались только кости. Парнишки второпях уносили опустошенные подносы и расставляли меж гостей братины на двоих. Одну из таких, в форме утки, с двумя резными ложками на боках, установили и у них. Неясно было содержимое, но из её нутра плыл плотный белый пар, что, переваливая через край, стелился по столу.
— Что это? — спросила Мира у Богдана.
Но поясненье дала Лўна, слегка к ним наклонившись.
— Это зелье придётся отхлебнуть, коль видеть захотите представленье. Не бойтесь, пейте, ведь у него одна лишь цель — увеселенье.
— Рискнем? — поинтересовался у неё Богдан.
Они опять переглянулись, друг другу улыбнулись. По ложке зачерпнули жижи, укрытой загадочным туманом, и сглотнули.
Глава 26. ПОВСЮДУ ИХ БРАНИЛИ
Туман, что расстилался по столам, полился на пол, всё пространство укрывая. По типу, что туман в лесу.
— Так кто же будет первым хвастать нам? — напомнил Чёрт о главном. — А чем меня порадует сынок? Давай-ка расскажи гостям, как время в Яви проводил?
Мира с интересом посмотрела на молодого паренька, что за столом привстал, по пояс являясь человеком, как и другие черти. Он был смущён, и на его щеках румянец явственно сиял. Отцу он молча поклонился, обратно сел и даже на расстояние всем видно было, как руки у него дрожат. Он над братиною своей принялся шептать какое-то заклятье. Мира смотрела на него и не сразу приметила, как из тумана стали проявляться неясные виденья.
…Широкие воды большого Дуная ретиво бегут, не видно им края. Без единой волны гладь на солнце блестит, но видно в глубинах, что быстр и силен их скрытый поток. Воздух дрожит под лучами светила. Жаркое лето. На берегу великой реки раскинулся город большой. Там, на окраине, с пирса мальчишки ныряли. Они смеялись. Им хорошо, не мучило пекло. В очередной раз разбежавшись, трое нырнули. Через время над водой появилось лишь две головы. Мальчишек было так много, что не заметили пропажу ту сразу.
И только тем, кто сидел за столом, туман показал, что под скрытой водой проплывало бревно, о которое головою ударился тот, кто пропал. Безвольное тело поток подхватил и вглубь потянул. Все меньше в толщу воды проникали солнца лучи, изо рта вырывались последние пузырьки, сверкая, вверх устремляясь. Мальчишка был так спокоен, словно спал на кровати, не ведая, что вскоре на веки заснёт.
Но вот грудь его сзади две руки обхватили. Покрыты те руки плотным ворсом волос, а ногти, что когти, черны. Тело мальчишки вверх потянули. В стороне, вниз по теченью, в дали от веселья над водой показались уж две головы: мальчишка, всё также находясь без сознанья, и чёрт с добродушным лицом…
… — Разрази тебя Перун! — вскричал Чёрт и кубок из золота в сына швырнул.
Парнишка юркнул под стол. Чёрт продолжал бесноваться:
— Что же такое?! Как тебе объяснять? Людей не стоит спасать. Лўна, ну что с нашим сыном? Тут чьё воспитанье сработало так? — вопросил он у жены.