Богдан ведро воды на себя вылил и рубаху натянул через голову на мокрое тело. Дружной вереницей они потянулись к центральному входу терема.
— О! Дядька Блуд пожаловал! — радостно воскликнул Василёк, мигом признав в бородатом мужчине старшего брата отца.
А вот Мира восхищенной радостью из-за внезапного приезда дяди не светилась, больше хмурилась.
— Дядька, возьмёшь меня к себе в дружину? — кинулся к дядьке брат. — Скучна у нас жизнь тут сил нет.
— А ну-к, Василь, посмотрим на что ты способен, — не останавливая коня спрыгнул на землю Блуд. — Айда, кулачки почешем!
Перед началом обнялись они порывисто для обозначения дружеского боя. Дядька волосы племяша потрепал и понеслось. Дружина, что с Блудом была, заинтересованно наблюдали, да и люд дворовой стягиваться начал.
— Они невозможны, — закатила глаза Мира, обращаясь к Богдану.
Тот улыбнулся плечами пожал:
— Ну, они мужчины, что с них взять.
— Хорошо, что ты у меня не такой.
— У меня лёгкие сомнения насчет того, приятность ты мне сказала или нет, — с наигранной озадаченностью посмотрел на неё Богдан.
— Помяни моё слово. Опять тятьку втянуть во что-то вздумал, — заметила Мира, не обратив внимания на его замечание: — Пойду на кухне с чем помогу, — выдала она в заключении, не желая наблюдать за разворачивающимся представлением.
Глава 3. Что ни город, то норов
Мира сидела на лавке. Внешне она была спокойна, покуда в её душе кипело недовольство. Бурлило так, что казалось, ещё минута, и из ушей повалит пар. Она глянула через окно во двор, куда вынесли столы и лавки, за которыми расположили дружину дядьки Блуда, и нахмурилась. Значится, разговор не предназначен не только для её девичьих ушей, как сказал дядька. Но вот Богдана-то они пригласили в малый зал, хотя он, по сути, им не родня. Ну, по крайней мере, пока, мыслила Мира про себя.
Нет, конечно, Богдан ей всё потом расскажет. Но где столько терпения-то взять? Мира посмотрела на царившую суету на кухне. В это время Кирияна с необычайной для её габаритов проворностью доставала пироги из печи и загружала новые. Затем быстро кликнув своих помощниц, велела отнести два пирога дружине, а третий, загрузив на поднос, собралась нести сама. Тут Миру как осенило. Она кинулась к Кирияне и пристроилась сзади. За габаритами любимой поварихи её худенькую девичью фигуру никто и не приметит. Губы Миры растянулись в довольной улыбке от своей хитрости.
— Ты чего творишь, дочка? — оглянулась на неё Кирияна.
Сговорить Кирияну было проще простого. Имея мягкий характер, она неспособна была принуждать и обуздывать, но главное, пуще всех она любила Миру. Иногда отец ворчал на живущих в усадьбе, что излишняя свобода поступать своевольно и склонность лестно думать о себе — это зло, которое не принесет девице ничего хорошего, а уж тем более княжеской дочери. Но сам баловал и дозволял не меньше остальных. Поэтому она не боялась гнева отца, если её поймают.
— Я спрячусь за твоими юбками, а когда уходить будешь останусь в зале и разговор подслушаю, — призналась Мира.
— Да к чему это? Сказал же князь Блуд: не положено тебе.
— А вдруг они меня замуж выдать сговорятся без моего согласья.
— Быть не может. Богдана кондратий хватит за столом от новости такой.
— А ежели опять с кем воевать?
— А это зачем скрывать? Да и тихо у нас в миру.
— Ну, Кирия-я-на-а, — протянула Мира свой последний аргумент. — Если что, скажешь, мол, старая и не заметила.
— Ух, ты негодница! Не такая я старая. А ну, не путайся под ногами! Тяжело держать, — деланно возмущённо вскричала Кирияна.
Идёт Кирияна по коридору, а Мира за ней хвостом:
— Ты главное пирог со стороны Богдана поставь. Он меня не выдаст.
— Хоть шикай, хоть не шикай не отгонишь эту вошь, — пробормотала Кирияна, бедром открывая дверь в малую залу.
Мира прижалась к спине поварихи и последовала за ней, скрываясь. Мира тихо усмехнулась, когда Кирияна взяла чуть влево, чтобы не увидали за столом, кого скрывает позади себя. Хоть и противилась, но заслоняет. И верно, Мира угадала, что за столом Василёк сядет подле обожаемого дядьки, а Богдан расположится против них один. Кирияна наклонилась, а Мира быстро опустилась к полу и юркнула под стол.
— Князь Блуд, рыбный пирог ваш любимый, — не без гордости заметила Кирияна.
— Спасибо, мать. И уж прости за прибавления заботы.
— Пустое, — Мире даже показалось, что видит, как та рукой махнула: — Ешьте от души! — и вскоре вышла, а мужчины продолжили свой разговор.
— Ну, давай, рассказывай уже с каким ты делом к нам явился, — велел князь Златан.
— С семейным, — кратко бросил Блуд. — Я, как ты видишь, уже сам выехал с дружиной. Да по дороге передумал, брат. Не сам вопрос решать, а способ. Если мне откажет, я ж его прибью! — он стукнул по столу, что Мира вздрогнула.
— Ты о ком?
Блуд за столом тяжело вздохнул:
— О Щукаре. Ну, ты его видал. Он в Новый град ездил с нашими мечами на продажу. У его семьи там обитается родня. Сам останавливался у его родни не раз, — он немного помолчал: — А тут, в начале лета он мне передал, что не вернётся. И у меня претензий не было к нему. Но оказалось, что моя Маруся с ним имела отношенья. Да будь я клят от Перуна, что обречёт меня погибнуть от собственного меча, если бы я мог предположить, что всё настолько далеко зашло. Маруся на сносях! Я человечка отправил в город с требованием воротить Щукаря. Его он не нашёл, а родня евойная мне говорит, не знают сами, где он.
— Дети — это наша радость, — заметил Звенко.
— Оно понятно, брат, но я-то князь и у меня ещё пять младших дочерей. Как я могу такое отношенье к дочери простить старшой?
Тут уже вздохнул её отец:
— Никак.
— И вот, прошу тебя, съезди за меня. Ты добрый и убеждать умеешь словом, а не силой. Себя боюсь. Если посмеет мне перечить — прибью мальца. А мне Маруська пригрозила — не простит.
— Отец, пошли меня! — не дожидаясь ответа от отца влез Василёк. — Дядька, я прекрасно знаю Щукаря. Он хороший парень.
— Хм, если желанием горишь, то я не против. Поезжай! Что скажешь, Звенко?
— Ну, я смотрю вы уже сами порешали.
— Эх, не дали боги сына мне, лишь девок наплодил, — вздохнул тут Блуд. — Одни проблемы с ними.
На этой фразе Мира скрипнула зубами. Когда тема разговора за столом переместилась на приближающийся сбор урожая, от сгорбленного положения у Миры окончательно затекли ноги и шея. Она тихонько сменила позу. К тому времени, когда её родня принялась обсуждать варианты разработки новых мест на болотах для добычи железа, она уже улеглась на живот, мечтая быстрее выбраться из-под стола. Ну, кто бы мог подумать, что подслушивать так скучно. И сама не заметила, как уснула, вполне объяснимо учитывая, что она сегодня встала до рассвета.
Проснулась от того, что её тело вроде потянули. Она вздрогнула, резко распахнула глаза и села, врезалась лбом, упала обратно, ударилась головой и схватившись за пострадавшую часть тела, сквозь слёзы осознавая, где она. Рядом кто-то тихо хихикнул:
— Ты что творишь, дурная? Так убьёшься.
— Богдан? — и в этот миг, другая боль вдруг озарила тело не привыкшее спать на полу, ломило то ли кости, то ли мышцы. Постанывая, она выползла из своего укрытия: — А где отец и остальные?
— Провожают Блуда.
— Что решили?
— Завтра поутру мы с Василём поедем в город.
Она зевнула, по привычке не прикрывая рта. Затем смутилась, что свидетелем стал Богдан. Почувствовала себя глупо. Хотя куда глупее быть, если умудрилась под столом заснуть? Вообще, с каких времён её стал смущать Богдан? С тех пор, как захотелось нравиться ему?
Она встала, не без помощи Богдана:
— Ты только возвращайся, — заметила она и старухой похромала к выходу, хватаясь за бока: — Пойду немного отдохну от сна.
Она была так занята собой, что не видала, как Богдан проводил её взглядом умиленья, которым с улыбкой на губах обычно смотрят на котёнка.
К городу они подъехали во второй половине дня, направляя коней тихой рысью. Дорога заняла дня полтора.
— Тпру! — Василёк притормозил коня белой масти на холме.
К нему присоединился Богдан, восседая на гнедом. Эти двое представляли собой разительный контраст, как ночь и день, как тьма и свет. Светлый Василёк с копной волос цвета спелой пшеницы, чей взор, на город обращённый, был полон внутренних волнений, что в этот раз, казалось, выплеснутся через край. Все чувства без проблем читались на его лице. Он восхищенья скрыть не мог:
— Новый град по-настоящему велик! — воскликнул Василёк.
На фоне Василька Богдан смотрелся хмурой тенью. Эмоций на его лице увидеть можно не больше, чем на мордочке кота, что недоволен человеком. И как с котом, в компании с Богданом легко почувствовать себя глупцом. И точно, град не радовал его, восторга друга он не разделял.
— Ни один Звенигород с ним не сравнится! Скажи, Богдан?
— Всё так.
Василёк недовольство друга, кажись, не замечал и продолжал озвучивать все мысли вслух:
— Я слышал, здесь князь Всеволод владычит. Всё чаще люди говорят, что он Великий. Дядька Блуд постоянно ходит с ним в походы. Мне даже за отца слегка обидно, что не он его сподвижник.
Богдан молчал, ему не впервые доводилось это слышать.
— Я вот подумал, а не вступить ли нам в его дружину? Мы оба славные с тобой бойцы. Мы молоды и с лёгкостью заслужим воинскую славу.
— Остынь, Василь, — Богдан поуспокоил пыл несущихся в даль планов. — Сегодня мы здесь по делам.
— Чёрт! Ты, как всегда, прав, — поморщился Василь, вынужденный согласиться. Затем с прищуром хитрым на Богдана посмотрел: — Порой мне кажется, что под личиной молодого парня по имени Богдан, скрывается старик. Ну, где твои мечтанья, паренек?
Как часто с этими двумя, бывало, Богдан не выдержал и улыбнулся:
— Не кликай чёрта, не к добру.
— Вот! Я же говорю, старик!
— Поехали! — велел Богдан и коня шагом к городу пустил, Василь последовал за ним: — Мои мечты просты. Я жизнь с сестрой твоей прожить хочу.