Это не принесло Мире ни понимания, ни облегчения. Она не сомневалась, что Владимир говорил именно о том самом Сновиде, который обратил Снежу скверной. Тот, кто заложил жизнь Богдана в Нави. Единственное, чего она никак не могла разуметь — зачем ему спонадобилась она. Мира провела достаточно времени в Нави для понимания того, о чем ей говорил Златан. Ни один из миров не был плохим или хорошим. Всё зло люди творили собственноручно. И чистым воплощением этого зла был Сновид.
Владимир тем временем продолжал её куда-то тащить. Вскоре они вышли к небольшой поляне без единой зелёной травинки на ней. Лишь семь кругов, выложенных белыми камнями, находились в её центре.
— Ведьмин круг, — с ужасом выдохнула Мира.
Она снова заупиралась из последних сил. Владимир, не проявившись ни каплю доброты с первого момента их знакомства, становиться милым явно не собирался. Схватив её за косу и намотав на кулак, поволок Миру в центр круга, наподобие той собаки на привязи, не обращая внимание на разрушения целостности кругов. Оказавшись в самом сердце ведьминого круга, он достал из-за пазухи необычайно белый камень и поместил его в середину.
— Как средь моря-Окияна да на острове Буяне славен камень Алатырь. Престол Света, Сердце Мира! Кого к камню путь привёл, то дорогу тот обрёл к другой части в знаке верном. Мудрость древняя, богам ведная! — на распев и громко произнес Владимир.
И как только закончил произносить слова, свет из белого камня, как вода хлынул и затопил всё вокруг. Она, кажется, отчаянно визжала, зажмурив от ужаса глаза. Как никогда Мире хотелось, чтобы дух покинул её тело. Ничего хорошего от колдунов ждать не следовало, но помочь ей было не кому.
— Угомонись ты! — Мира не сразу осознала, что её довольно грубо пнули.
Она распахнула глаза и с удивлением обнаружила себя сидящей на полу в помещении с белёными стенами, без окон, освещённым факелами, наподобие как в замке Богдана. Впереди высился каменный постамент, а за ним стол, из-за которого вставал бородатый мужчина в священных одеждах волхва.
— Сновид, — прошептала Мира, пораженно уставившись на него.
Он был один в один похож на того жреца из видений, показанных когда-то Снежой.
— Если ты ещё раз позволишь себе так визжать, — произнёс самый страшный человек в её жизни, глядя прямо в глаза: — Я лишу тебя голоса.
— Свою работу я выполнил, — подал голос Владимир.
— Недурно, сынок, — похвалил Владимира, мужчина, выходящий из тёмного коридора к ним. — Отведи девицу в камеру и возвращайся. Расскажешь, как там дела обстоят.
Владимир кивнул и, грубо схватив Миру под локоть, снова потащил куда-то. Внутри у Миры всё чувства были в смятении. Мужчину, который назвал Владимира сыном, она, конечно, не знала, но их схожесть была на лицо, а знатные одежды позволили догадаться, что это был тот самый князь Всеволод, вместе с которым ходил в походы их дядька Блуд и кем так восхищался Василёк. Мысли путались в голове, не находя никаких объяснений происходящему с ней. Единственное, что ей оставалось — это отчаянно молится богам.
Глава 33. ОДИН В ПОЛЕ НЕ ВОИН, А ПУТНИК
Дрёма была медово-сладкой и тихой. В кои веки все тревоги ушли прочь. Так хорошо… Через эту дымку покоя он слышал голос, что звал его… До боли знакомый, безумно родной…
— Мира, — прошептал он, признав.
Богдан раскрыл глаза. Его окружало туманное марево, настолько белого как молоко. Руку можно разглядеть только поднеся к самому носу.
— Златан, — позвал он.
Тихо.
Он встал.
Нужно идти.
Двигаясь по наитию прямо, сам не заметил, что в какой-то момент ему пришлось разрывать полотно белого морока пальцами. Туман сжимал и давил, цеплялся за полы плаща, словно живой. Богдан упорно стремился вперёд, подпитываемый несгибаемой волей. Он продолжал делать шаг за шагом даже после того, как упёрся во что-то плотное и в тоже время упругое. Неожиданно для себя он резко вылетел вперед. Освобождение было столь внезапным, что он не удержался на ногах и грохнулся на землю, едва успев подставить руки.
Туман исчез, будто его никогда и не было. Над головой чистое голубое небо, вокруг мирный лес шумит, рядом речка журчит. Богдан прислушался к ощущениям. Явь не стремилась его тело разрушить, обратив в пепел и развеять по ветру, как случалось с ним ранее. Неужели он вырвался? Проклятье больше не действует, в Навь возвращая?
Он подскочил. Никого нигде не видать. Как гром среди ясного неба, тишину разорвал пронзительный крик. Рёв исходил с небес и стремительно приближался. Богдан только успел вскинуть голову, как это нечто влетело в него, выбив весь воздух из грудной клетки, и они кубарем покатились по земле. Впервые в жизни Богдан пожалел, что не имеет привычки носить с собой меч или, на худой конец, нож. Кто его знает, что на него напало. Увернуться он не успел, а обернуться чёрным дымом не получилось.
Когда кувырки закончились, и ему, наконец, удалось разглядеть, что снесло его с ног, он пораженно воскликнул:
— Калисса!
Это действительно был его друг собственной персоной в зелёном шёлковом кафтане, с растрёпанными по плечам золотыми волосами. Не обращая внимания на Богдана, он что-то усиленно искал вокруг себя.
— Какого лешего ты делаешь?
— Да шапку потерял, когда в тебя врезался, — недовольно пояснил тот. — На ней сенмурвов сама Чаровница вышивала специально для меня.
— Что? Ежели кикимора шьёт, то люд мрёт.
— Да какое мне дело до люда? — махнул рукою Калисса.
— Калисса, что ты делаешь в Яви?!
— Так за тобой прилетел.
— Ты с ума сошел? Тебе же обратно не воротиться.
Калисса нашёл пропажу. О колено отряхнул и на голову водрузил:
— А чего мне без тебя и Златана делать? Для своих я слишком очеловечен, — он огляделся: — А где рыжий? Он же впереди тебя шёл.
— Ты нас видел?
— Агась! Я верхом пролетел. Перуница сказала: в том граде всё сон-травой поросло. Мол, оттуда не выйти. Смотрю, всё хорошо с вами. И решился вслед в Явь. Да только драконом лучше внимание не привлекать. Сам знаешь, охочи они до шкуры драконовой, — Калисса снова оглянулся. Тень сомнения по лицу пробежала: — Только не говори, что Златан не вышел, — молвил он с придыханием.
Богдан вздохнул. Калисса шапку с головы снял, в кулаке смял, другую пятерню в волосы запусти, назад откинул и с горечью произнес:
— Как же так, Богда? Он же не человек… не ты и не я. Он нечто иное. Как же так?!
Сжала сердце грусть-тоска. Да, нельзя пока чувствам волю давать. Страшно сказать, но Богдан только после слов Калисса осознал, что Златан остался спать вечным сном в Китеж-граде. Но как же ему самому выбраться удалось? Голос. Его звал голос. Мира. Как и говорил Златан, любовь его от проклятие освободила. По этой причине его Явь больше не точит. Сила у любви великая, коли она взаимная, когда другой любит настолько, что жизнь за тебя отдать готов.
— Ты Миру видел?
— Я всё видел. Они на мосту были, когда белобрысый в волка меч вонзил, а затем с моста скинул. Твою девицу схватил и в ту сторону потащил, — указал он.
— Калисса! С этого начинать надо было. А ты! Шапку он потерял! Тьфу на тебя! — прокричал Богдан и рванул вдогонку.
«Единственный волк, что может быть рядом с Мирой — это Василёк» — мыслил он, а вслух обратился к тому, кто слушал всегда и своего никогда не упускал:
— Чёрт, прошу, пусть он останется жив! За мною будет должок.
— Да куда ты несёшься бездумно?! — послышался окрик Калисса за спиной. — Левее бери.
Он выскочил на голую поляну с каменными кругами.
— Круги переноса, — догадался Богдан и схватился за голову.
Он мог предположить, куда похититель отправился с Мирой. Но как далеко они находятся от Нового града?
— Выйдем до какого-нибудь поселения, а там разберёмся, где мы находимся, — предложил Калисса, словно прочитав его мысли.
— Ты тоже не можешь обратиться драконом? — поинтересовался Богдан у друга.
— Им-то могу, боюсь перекинуться обратно, силёнок не хватит. Переход иссушил силушку.
Богдан прекрасно понимал о чём он говорит, сам испытывал нечто подобное.
— Нам нужно погодить. Тот, кто увёл Миру прекрасно знает куда идти, как и чем пользоваться. Его послал явно кто-то не простой. В таком виде мы можем оказаться слабыми противниками.
— Ты прав, — согласился Богдан. — Пойдём туда, — указал он, не особо выбирая направление.
Они шли молча, погружённые каждый в свои мысли. Богдану было больно думать о том, что произошло с Васильком и Златаном. Ко всему прочему, по его вине Калисса обрёк себя на одинокое существование в Яви. Казалось, что начни они это обсуждать, то не выдержит всего, что навалилось на него сейчас.
Они продолжали путь пока не вышли к каменному обрыву с речкой внизу, а затем двинули вдоль него. Верхушки разнообразных елей и сосен тянулись высоко ввысь, практически полностью загораживая солнечный свет. А вскоре и вовсе солнце скрыли низкие тучи и с небес заморосил противный мелкий дождь. Запах хвои и сырой земли усилился. К сумеркам хвойный лес разбавили берёзы, осины и прочие лиственные деревья.
— Нужно подыскать место для ночлега, — заметил Богдан и понял, что они за весь день ничего не ели.
Они приглядели небольшую пещеру внизу обрыва. Собрав охапки валежника, аккуратно спустились вниз.
— Знаешь, а в Яви не так уж и плохо, — сказал Калисса. — После того, как высвободим твою зазнобу, отыщу себе гору повыше с большой пещерой и обоснуюсь там. Хорошо, что на огонь я способен и в таком виде. Думаю, его хватит, чтобы подпалить эти ветки.
Богдан скинул охапку у входа, приглядел пару булыжников, чтобы спугнуть возможного дикого зверя, облюбовавшего пещеру до них. Стоило ему только зашвырнуть камни в темноту, как оттуда раздался сотрясающий землю рык.
— Богдан, ты всё ещё бессмертный? — быстро спросил Калисса.
— Не знаю… — бросил Богдан. — Но проверять я не собирался.
В следующее мгновение из темноты на задних лапах к ним вышел огромный бурый медведь, возвышаясь над ними на три головы.