— Никак не привыкну к твоим разным глазам, — заметила Мира.
— А ну посмотри повнимательнее! Они оба на тебя с любовью глядят? — взволновано спросил он.
Мира напряглась и действительно вгляделась в очи любимого, особенно в изумрудный глаз, чужеродный. И не заметила ничего подозрительного.
— Опять надо мною подшучиваешь? — хлопнула она его по плечу.
— А как же без этого, — улыбнулся Богдан.
— Спорим, на что угодно, а меня на празднество вы точно не ждали? — раздалось звонкое из-за дуба.
Они одновременно повернули головы и с откровенным удивлением уставились на Горду.
— Ну, чего вы так удивились? Хоть скажите, что рады видеть.
Мира с Богданом переглянулись:
— Рады-то рады, но ты как тут оказалась? — поинтересовался Богдан, первым в себя придя, вставая и протягивая руку Мире.
— Я ко всему прочему не одна, — она указала на поляну за спиной, на приближающуюся к ним старушку, опирающуюся на рябиновый посох: — Перуница со мной. Но придётся подождать покуда она до сюда доковыляет.
— Но как? — спросил Богдан.
— А я теперь живая, — радостно объявила Горда. — После сегодняшней ночи люди проснуться с мыслью, что я жена князя Владимира. О другом и думать забудут. Вот так вот. Навь и Явь вечно связаны. Обещания святы и их лучше не забывать, да с умом раздавать. Кстати, это тебе, — она сунула Богдану берестяной свиток.
В отличие от них Горду быстро подметил Калисса, подскочил к ним:
— Горда! — воскликнул он. — Как я счастлив! — и в объятия девушку заключил.
— Ох, ты полегче, добрый молодец. Не ровен час, меня те девицы взглядом поубивают, а я-то практически мужняя, — поворчала она.
Но не скрыть было, что рада приветствию златовласого, который за прошедшее время и вправду завладел вниманием всех девиц на выданье. Ни его холодность, ни высокомерие не отбивали желание присвоить сердце желтоглазого красавца.
— Как там Остромир? Жив-здоров?
— Хорошо всё с ним. Пообвыкся. Мара ему покровительствует. Я предложила ему в замок Бессмертного перебраться, что добру пустовать. Отказался. В Мёртвом городе обитается.
В это время к ним подошла Перуница. Запыхалась вся, не одышится.
— Ужос! Еле дошла. Бедные мои ноженьки.
— Изменились вы, матушка! — воскликнул Богдан и, несмотря на сопротивление, обнял старушку, к груди прижал.
Прослезились её глаза:
— Не заслужила я такой доброты.
— Глупости! Все мы ошибаемся, — успокоил её Богдан и приметил коричневую курицу, следующую за Перуницей: — Это же не Ворлост?
— Ворлост? — переспросила она, оглянулась: — Ворлост дома. Это мой вам подарок на свадебку, чтобы бедности вы не знали, — и понизив голос тихо добавила: — Золотые яйца нести будет в дни, когда луна на небесах круглая, — тяжело вздохнула: — Ну, всё, дело сделано. Напоите меня. Я обратно пойду. Тяжко старухой в миру хаживать.
Мира встрепенулась за водой побежала. Калисса с Гордой о Навьем не наговорятся. Присел Богдан подле Перуницы:
— Может задержишься?
— Нет. Ни к чему. К людям я не привычная, да и глаз у меня дурной, — проскрипела Перуница. — Ежели понадоблюсь ищи мою избу в лесу на западе, где сливаются воедино две реки.
И внезапно на ум пришло, то о чём иногда подумывал:
— Слушай, спросить хотел, а почему ты его Германом назвала? Он же имени своего не ведает.
— Сам себя Германом и нарёк. Не завидная у него доля, Недолей воспетая, — вздохнула Перуница.
Кивнул Богдан, помолчал, вспомнил о свитке, вручённым Гордой, развернул, и быстро пробежал по нему глазами:
«БЕССМЕРТНЫЙ, ТВОЮ ПРОСЬБУ Я СЛЫШАЛ И ИСПОЛНИЛ В НАИЛУЧШЕМ ВИДЕ. ВЕЛЕЛ ГОРДЕ ВОЛЧОНКА СПАСТИ. ОН НА СЕВЕРЕ В ДЕРЕВЕНЬКЕ ПОД НАЗВАНИЕМ КОНДРАШИ. А В СЧЁТ УПЛАТЫ ДОЛГА ОТДАШЬ СВОЮ СТАРШУЮ ДОЧЬ ЗА МОЕГО СЫНА ЧЕРТОПОЛОХА, КОГДА ПРИДЁТ ВРЕМЯ»
Не успел Богдан ужаснуться, как Мира вернулась с ковшом свежей воды для Перуницы и мельком взглянув, сразу приметила тёмную тень на лице мужа:
— Что такое? — взволновалась она
Богдан сглотнул, а когда увидел, что буквы с берестяного свитка пропали с облегчением выдохнул:
— Василёк жив. Он в деревне на севере.
— Слава Богам! — воскликнула Мира.
— Ничему тебя жизнь не учит, Богдан, — заметила Горда и тут же быстро вскричала: — Поспешим веселиться ведь все живы-здоровы!
Празднования продлились ещё десять дней. Нагулялся народ от души. И стали Мира с Богданом жить-поживать, добра наживать, детишек растить счастливо и в полном согласие. До поры до времени, как уж водится…
…Но это уже совсем другая история.