— Ну вот отыщем Щукаря, а там проверим.
— А зря! — внезапно посторонний голос вмешался в спор.
Они вздрогнули. И руки, опустив на рукояти своих мечей, на голос обернулись. Из тёмного угла конюшни, куда свет от свечи из фонаря не доставал, светились два красных огонька.
— Кто ты? — выкрикнул Василёк. — Что прячешься во тьме?
— Никак ты сам меня искал, — ответил голос.
Лёгкий шорох соломы дал понять, что говоривший подходит ближе к ним. Без сомнений, это был Щукарь, но от прошлого его остались лишь глаза и то едва-едва. Прав был Митрофан, он исхудал ужасно. Кожа на лице так сильно обтянула скулы, что делало его страшенным. Глаза запали, под ними залегли тёмные круги, будто он сто лет не спал. А губы так бледны, что не видно было их очертанья. Не врали слухи, он в чёрное платье облачён, что иноверцы сутаной звали.
— Не ясно мне, что Блуду надо от меня. Я деньги все до последней векши передал. Сказал же, не вернусь, не стоило меня искать.
— Ты видимо забыл, кто помимо Блуда ожидает возвращенья, — зло прошипел Василёк.
Щукарь глаза отвел, неясная тень по лику пробежала:
— Маруся, — выдохнул он еле слышно. — И ей скажи, что не могу вернуться.
— Уж и не знаю, что в тебе нашла сестра. Твой нынешний видок отвратен. Но дорог ты ей не только сердцу. Вы были с ней близки, и эта близость принесла закономерные плоды.
От новости такой заскрежетал Щукарь зубами:
— Как многое хотел бы я исправить, но уже поздно. Ты верно подметил за мою внешность. Я теперь опасен. Лучше всем забыть меня. Я и снаружи и внутри ужасен. Я вас, почто тот пёс, учуял, только к городу вы подошли. Узнал. Пришёл.
Богдан, который до этого молчал, пытаясь изменения осмыслить, спросил:
— Тогда поведай, что с тобою приключилось.
Щукарь или точнее то, что от него осталось, за грудь схватился, застонал. От них он отвернулся, вновь сокрывшись в темноте, и хриплым голосом сказал:
— Хотел я свататься к Маруси этим летом. Но ни ростом и не силой я не чета ни вам, ни одному из Звенковых. Я лишь торгаш отменный. И это все мои успехи. Боялся я, что Блуд, помешанный на воинских заслугах, не одобрит такого жениха. Искал я силу и нашёл, но потерял себя. Прошу вас, уходите.
— Послушай… — Василь сделал шаг к нему и тронул за плечо.
— Уходи! — вскричал Щукарь.
Неуловимо глазу обернулся, и в грудь пихнул он Василя с такою силой, что отлетел он по проходу на десять стойл. Заржали кони, стало неспокойно. Стонал Василь, валяясь на полу. Согнулся пополам Щукарь, хрипя. Богдан стоял, почти что не дыша и оставаясь неподвижным. Лишь сердце бешенный отсчитывало ритм, стучась по ребрам изнутри. Во рту, как в пору засухи, всё пересохло.
Вместе с тем от Щукаря распространялась атмосфера, что с ума сводила лошадей. Об этом сказывал им Митрофан. И вот теперь Богдан своею кожей ощущал тот первобытный страх, который внушает хищник жертве. Живому существу его не избежать. Не исключением стал, и он сам. Не в силах шевельнуться, наблюдал за измененьем в теле Щукаря. Не человек он боле, а нечто иное!
Как только напряжение достигло пика, раскрыв клыкастую пасть Щукарь метнулся в сторону Богдана. Богдан развеялся туманом чёрным, тем скинув наважденье.
Глава 5. И память будет о тебе
Приземление на спину едва не выкинуло дух из Василька, разбив размеренность дыханья. Всё тело будто онемело не двинуться и не вздохнуть, боль озарила тело. Пока он воздух ртом пытался заглотнуть, как рыба, трепыхавшаяся на безводье, из глаз прекрасно-синих ускользнула блестящая слеза, и пробежавшись по виску, укрылась в ухе. Превозмогая, он хриплый сделал вдох и стон не смог унять. Казалось, Щукарь одним ударом переломал ему все рёбра. В глазах мутилось, плыло и дрожало.
И если тело в норму приходило, то с разумом творилось искренне дурное. Отчаянье им безраздельно овладело как в час пред гибелью неотвратимой. Беспомощность сознанье охватило, как у той ничтожной мухи в сетке паука. Он был готов от ужаса кричать, как всё вокруг вдруг погрузилось во мрак. Страх отступил, оставив холодный пот на коже. И где-то за стеною темноты гремело что-то и рычало, под свист испуганных коней.
Шептала темнота, похожая на шорох листьев или шуршанье под половицей серой мыши: «Василь, ты цел?» И сам не зная почему он прохрипел в ответ:
— В порядке.
Говорящая тьма погасла столь резко, что причинила боль. Нежданный свет от фонаря на некоторое время ослепил его и зрения лишил. Когда он разлепил глаза и стал способен хоть что-то разглядеть, увидел странную картину. Щукарь лежал распластан на полу в проходе, не подавая признаков, что свойственны живым. Над ним стоял какой-то волхв в хитоне белом с орнаментом защитных знаков по его краю. От всей его фигуры веяло уверенностью в своих силах, что свойственно людям облаченных властью. Посохом волхв грудь нечисти проткнул, чем к полу пригвоздил.
— Ты как? — спросил Богдан.
Василь вздрогнул и резко обернулся. Каким-то необъяснимым Василю макаром друг оказался за спиной, поддерживая его плечи. Василь нахмурился и понял для себя, что многое из происходящего в конюшне не отложилось в памяти его. Вплоть до того, что не способен с точностью сказать, как долго валялся на полу и не терял ли он сознанье. Он ощупал рёбра и сделал заключенье, что хоть они и ныли, но были целы. Богдан помог ему на ноги встать.
— Вы кто такие? — грозно волхв спросил и с хлипким звуком вынул посох из тела Щукаря.
Посох тот твореньем странным был. На голову он возвышался над волхвом, ствол древа красного рунами испещрён, а самую его вершину украшал шар, светившийся огнём.
— Отец, — сказал Василь, чем подчеркнул своё почтенье. — Я Василёк, сын князя Звенко из Речного Звенигорода. А это друг и названный мой брат Богдан.
— Угум, — задумчиво заметил тот.
В конюшни запоздало ворвались те, кто за помещенье отвечал. И вот же чудо из чудес! Плащ волхва, что мгновение назад по полу расстилался, в миг взвился, как живой, закрыв обзор от нежелательных свидетельств.
— Пшли прочь! — волхв вскричал и стукнул посохом по полу, для подтвержденья слов.
Вбежавшие поспешно скрылись с глаз. Волхв в оправдание за грубость проворчал:
— Не стоит простой люд пугать и множить слухи, — волхв вновь обратил на них свой взор, сурово глядя из-под кустистых бровей: — И кто из вас колдун?
— Колдун? — переспросил Василь, едва не подавившись этим словом. — Ни я, ни он уж точно заверяю.
А если честно, то Василёк подумал, что волхв единственный, кто был достоин сего званья. Чего лишь стоит его посох, который он отставил и тот продолжил ровненько стоять, владельца дожидаясь.
«Никак сей волхв благословлён богами» — решил в итоге Василёк.
Волхв в плотную подошёл и произнёс:
— Я всё-таки проверю, — с этими словами к груди обоих он прижал исписанные рунами листки. Те вспыхнули огнём и пеплом обратились. — Хорошо, — заключил волхв. — Можете идти.
Василёк так понял, это подтверждало: не колдуны они. Но что вообще произошло?
— Во что он превратился? — спросил у волхва Василёк.
Тот, окинул его тяжёлым взглядом, но всё-таки ответил:
— Им завладела нечисть. Вам повезло, что я оказался рядом.
— Скажи, кого благодарить?
— Я Сновид, главный волхв храна в Новом граде.
Василёк уже собрался благодарственную речь толкать, как тут его Богдан за локоть потянул к коням:
— Поехали отсюда. Мы Щукаря нашли. Теперь он не годится в женихи.
Василь не хотел уходить, не разобравшись, но, глянув на лицо друга, передумал. Тот был несвойственно для его загорелой кожи бледен. Лоб покрывала испарина, словно он испытывал физическую боль. И за грудину хватался также, как он недавно. Василёк не мог знать, а не досталось Богдану больше, чем ему. Волхв ничего не говорил, не останавливал уход. Бездвижной статуей замерев подле тела Щукаря, он не сводил лишь глаз с Богдана. И неизвестно почему от такого взгляда Василю сделалось не по себе.
Взяв под узду своих коней, они вышли на улицу, где их встретила толпа, вывалившаяся из гридницы. Дружина, гуляющая на пиру, что повстречалась им в начале, удерживала любопытных, да и, как видно, сам волхв был не один. Всем хотелось знать, что за чертовщина произошла в конюшне. Они протиснулись через множество людей и на лошадей вскочили не так быстро, как хотелось. Васильку до сих пор любое движенье отдавалась болью в рёбрах. К тому же, ему казалось, что они чуть ли не сбегают. Василёк повернулся к Богдану мыслью этой поделится, а тот внезапно на его глазах с коня свалился.
Приостановив Буяна, Василь на землю спрыгнул и к другу поспешил:
— Что с тобой, Богдан?
Тот глаза открыл и непонимающим взглядом посмотрел, как будто ещё секундою назад он находился без сознанья. Придя в себя, он сам немного удивился:
— Внезапно слабость тела, — выдохнул Богдан.
Сказать по правде, он выглядел совсем неважно.
— Тебе досталось от Щукаря? — поинтересовался Василёк.
— Да. Нет. Не знаю, — ответил друг бессвязно. Сам на себя был не похож.
— Вернемся к Митрофану и кликнем лекаря.
— Не надо! — довольно резко заявил и начал подниматься.
Василь помог Богдану в седло вернуться, и они коней направили к дому Митрофана.
— Слушай, откуда там взялся этот волхв?
— Почем мне знать, — вздохнул Богдан. — Но нам он вроде бы помог.
— Надо будет его потом отблагодарить, — заметил Василёк.
Богдан на это промолчал. Василёк решил, что друг не хочет говорить. Но как же ему хотелось произошедшее с кем-то обсудить. Ведь и не ясно толком ничего.
А на подъезде к дому Митрофана Богдан внезапно заявил, что, не откладывая, надо в Звенигород им выдвигаться. И хоть Богдан был слаб и плох, с трудом вдвоём им с Митрофаном удалось того в хоромы запихать.
— Нам нужен отдых, — велел ему Василь.
— Не понимаешь ты! Нам поскорее нужно воротиться.
— Да кто же ездит на ночь глядя?!
— Ты не поедешь? Тогда пусти. Один поеду, — упорствовал Богдан.