— Доктор Эджли — начальник программы „Глубина“, — объяснил Броган. — По поручению Агентства он в университете Колорадо занимается контролем над мозгом.
Оутс жестом пригласил их сесть на диван, а сам уселся напротив, за мраморный столик для кофе.
— Мне только что звонил Дэн Фосетт. Президент хочет вывести наши войска из НАТО.
— Еще одно доказательство, подкрепляющее нашу позицию, — сказал Броган. — Такой шаг выгоден только русским.
Оутс повернулся к Эджли.
— Мартин рассказал о наших подозрениях относительно поведения президента?
— Да, мистер Броган ввел меня в курс.
— Как вы расцениваете ситуацию? Могут ли президента побуждать к предательству?
— Действия президента точно свидетельствуют о драматическом изменении личности, но пока он не пройдет целую серию тестов, мы не можем быть уверены, что имеют место изменения в мозге или внешнее влияние.
— Он никогда не согласится на обследование, — сказал Броган.
— Тут загвоздка, — согласился Эджли.
— Не расскажете, как осуществляется влияние на мозг президента, доктор? — спросил Оутс.
— Если мы действительно имеем дело с этим, — ответил Эджли, — то вначале субъекта на определенное время заключают в камеру, напоминающую матку, где нет никаких чувственных ощущений. В это время мозг пациента изучают, анализируют его сигналы, дешифруют их и переводят в язык, с которым может оперировать компьютер. Следующий шаг — создание имплантата, в данном случае микрочипа, содержащего необходимые данные, и микрохирургическое введение его в мозг.
— Вас послушать, это все так же буднично, как удаление гланд, — сказал Оутс.
Эджли рассмеялся.
— Я, конечно, излагаю сжато и сверхупрощенно, на самом деле процедура чрезвычайно тонкая и сложная.
— Что происходит после введения микрочипа в мозг?
— Следует упомянуть, что часть имплантата представляет собой трансивер, работающий на электрической энергии мозга и способный посылать схемы мыслей и других функций организма как угодно далеко, например, в Гонконг.
— Или в Москву, — добавил Броган.
— Или в советское посольство здесь, в Вашингтоне, как вы предполагали раньше? — спросил Оутс, глядя на Брогана.
— Пожалуй, я смогу ответить, — вызвался Эджли. — Коммуникационные технологии позволяют передавать мысли субъекта через спутник в Россию, но на месте доктора Лугового я бы установил поблизости свою станцию мониторинга, чтобы своими глазами наблюдать за действиями президента. Это позволит мне также быстрее менять свои приказы его мозгу в случае неожиданных политических событий.
— Может ли Луговой утратить контроль над президентом? — спросил Броган.
— Если президент совсем прекратит думать и действовать самостоятельно, он разорвет связи с нормальным миром. В таком случае он может отклониться от инструкций Лугового и довести их до абсурда.
— Поэтому он спешно запускает такое количество радикальных политических программ?
— Не знаю, — ответил Эджли. — Насколько мне известно, он точно исполняет приказы Лугового. Однако я полагаю, что процесс идет гораздо глубже.
— Как это?
— Отчеты оперативников мистера Брогана из России свидетельствуют, что Луговой проводил эксперименты с политическими заключенными, вводя жидкость из их гипоталамуса — структуры мозга, отвечающей за воспоминания, — в мозг других субъектов.
— Пересадка воспоминаний, — удивленно сказал Оутс. — Значит, доктор Франкенштейн существует.
— Перенос воспоминаний — сложное дело, — продолжал Эджли. — Невозможно с уверенностью предсказать его результат.
— Думаете, Луговой провел такой эксперимент с президентом?
— Не хочется давать положительный ответ, но если он делал то, что собирался, то мог месяцами, даже годами программировать какого-нибудь несчастного русского заключенного, внедряя в его мозг мысли, отвечающие политике Советов, а потом перенести жидкость из гипоталамуса этого бедняги в мозг президента — для подкрепления действия имплантата.
— Может ли президент при правильном лечении вернуться к норме? — спросил Оутс.
— Вы хотите спросить, может ли его мозг стать таким, каким был раньше?
— Что-то в этом роде.
Эджли покачал головой.
— Никакое известное мне лечение не устранит повреждений. Президента всегда будут преследовать чужие воспоминания.
— Нельзя ли убрать эту жидкость из его гипоталамуса?
— Я понимаю, о чем вы говорите. Но, устранив чужие воспоминания, мы сотрем и собственные воспоминания президента. — Эджли помолчал. — Как ни прискорбно, рисунок поведения президента изменился бесповоротно.
— Тогда следует отстранить его от должности… навсегда.
— Такова моя рекомендация, — без колебаний сказал Эджли.
Оутс откинулся в кресле и сцепил руки за головой.
— Спасибо, доктор. Вы укрепили нашу решимость.
— По слухам, никто не может войти в Белый дом.
— Если русские смогли его похитить, — сказал Броган, — не вижу причины, почему мы не сумеем сделать то же самое. Но вначале нужно разорвать его связь с Луговым.
— Можно внести предложение?
— Пожалуйста.
— Существует превосходная возможность повернуть дело к нашей выгоде.
— Как?
— Вместо того чтобы прерывать сигналы мозга, почему бы не настроиться на них?
— Чего ради?
— Я со своими людьми могу перенаправить сигналы в наше контрольное оборудование. Если наши компьютеры получат достаточно данных, скажем, в течение сорока восьми часов, мы займем место в мозгу президента.
— Чтобы вытеснить ложные данные русских? — спросил Броган, заражаясь воодушевлением Эджли.
— Совершенно верно! — воскликнул Эджли. — У них ведь есть все основания считать истинными данные, поступающие от президента; поэтому мы сможем вести русских по любой дорожке, какую выберем.
— Мне нравится эта мысль, — сказал Оутс. — Вопрос в том, есть ли у нас сорок восемь часов. Невозможно сказать, что предпримет президент за это время.
— Стоит рискнуть, — решительно сказал Броган.
В дверь постучали, и в кабинет просунула голову секретарша Оутса.
— Простите, что мешаю, господин секретарь, но у мистера Брогана срочный звонок.
Броган быстро встал, взял телефон со стола Оутса и нажал кнопку.
— Броган.
Почти минуту он молча слушал. Потом положил трубку и повернулся к Оутсу.
— Спикер палаты представителей Алан Моран жив и находится на военно-морской базе Гуантанамо на Кубе, — медленно сказал он.
— А Марголин?
— Никаких сведений.
— Лаример?
— Сенатор Лаример погиб.
— Милостивый боже! — простонал Оутс. — Это значит, что Моран может стать нашим следующим президентом. Не могу найти более неподготовленного и беспринципного кандидата на эту должность!
— Феджин[26] в Белом доме, — заметил Броган. — Не самая приятная мысль.
Глава 60
Питт был уверен, что умер. У него нет было оснований не быть мертвым. И тем не менее он не видел яркого света в конце туннеля, не видел лиц друзей и родственников, умерших раньше него. Ему казалось, что он лежит в своей постели дома. Рядом с ним Лорен, ее волосы разметались по подушке, она прижимается к нему, обнимает за шею, крепко держит, не позволяя уйти. Лицо ее как будто светится, фиолетовые глаза смотрят прямо в его глаза. Он думает: а что, она тоже умерла?
Неожиданно она разжала руки и начала расплываться, отдаляться, уменьшаться и наконец исчезла. Сквозь закрытые веки пробился тусклый свет, и Питт услышал далекие голоса. Медленно, с огромным усилием, словно выжимая две гири по двести фунтов, он открыл глаза. Вначале ему показалось, что он смотрит на гладкую белую поверхность. Потом пелена бесчувствия, окутывавшая мозг, исчезла, и Питт понял, что действительно смотрит на гладкую белую поверхность.
Это был потолок.
Незнакомый голос произнес:
— Он приходит в себя.
— Чтобы прикончить его, нужно нечто большее, чем три сломанных ребра, сотрясение мозга и галлон морской воды, — ответил другой голос, не узнать который было невозможно.
— Мои худшие страхи сбылись, — с трудом произнес Питт. — Я попал в ад и встретился с дьяволом.
— Только послушайте, как он говорит о лучшем друге, — сказал Джордино врачу в морской форме.
— Он в хорошей физической форме, — ответил врач. — Очень скоро поправится.
— Простите за неуместный вопрос, — сказал Питт, — но где я?
— Добро пожаловать в госпиталь военно-морского флота США на Гуантанамо, — ответил врач. — Вас и мистера Джордино подобрал один из наших вертолетов-спасателей.
Питт сфокусировал взгляд на Джордино.
— Ты в порядке?
— У него на животе шишка размером с дыню, но жить он будет, — с улыбкой сказал врач. — Кстати, он спас вам жизнь.
Питт разогнал туман, окутывавший сознание, и попытался вспомнить.
— Стюард с „Леонида Андреева“ играл моей головой в бейсбол.
— Тюкнул тебя веслом и загнал под шлюпку, — объяснил Джордино. — Я выбросился за борт с другой стороны, проплыл под шлюпкой, схватил тебя за руку и вытащил на поверхность. Стюард убил бы меня, но тут очень вовремя появился флотский вертолет; спасатели прыгнули в воду и подняли нас на борт.
— А Лорен?
Джордино отвел взгляд.
— Числится пропавшей без вести.
— Пропавшей без вести, дьявольщина! — рявкнул Питт. Он приподнялся на локте и поморщился от острой боли в груди. — Мы оба знаем, что она была жива и сидела в шлюпке.
Лицо Джордино оставалось серьезным.
— Ее имени нет в списке спасенных, который передал капитан корабля.
— Корабль Бугенвилей! — Память возвращалась к Питту. — Стюард-азиат, который пытался нас убить, показал на корабль…
— „Чалметта“, — подсказал Джордино.
— Да, „Чалметта“. Он сказал, что корабль принадлежит ему, и еще назвал меня по имени.
— Стюарды должны помнить имена пассажиров. Он знал тебя как Чарли Грубера из тридцать четвертой каюты.
— Нет, он обвинил меня в том, что я вмешиваюсь в дела Бугенвилей, и последние его слова были: „Бон вояж, Дирк Питт“.