— Кто из вас Дирк Питт? — без предисловий спросила она.
Парень пониже ее, но с плечами вдвое шире ее талии шагнул вперед и показал на реку.
— Найдете его там, внизу.
Она посмотрела туда, куда указывал палец. На быстром течении покачивался оранжевый буй, его трос уходил в зеленую глубину. Примерно в тридцати футах дальше она увидела на поверхности пузыри от дыхания ныряльщиков.
— Скоро он поднимется?
— Через пять минут.
— Понятно, — сказала она и немного подумала. Потом спросила: — Альберт Джордино с ним?
— Он с вами разговаривает.
Поношенные теннисные туфли, обрезанные джинсы и рваная футболка… наряд вполне под стать черным лохмам и двухнедельной щетине. Не похоже на заместителя начальника отдела специальных проектов НПМА.
Женщину, казалось, его вид скорее позабавил, чем смутил.
— Меня зовут Джули Мендоза, я из Агентства по охране окружающей среды. Мне нужно обсудить с вами двумя срочное дело, но, наверно, стоит подождать, пока поднимется мистер Питт.
Джордино пожал плечами.
— Как угодно. — Он дружелюбно улыбнулся. — Особых удобств у нас нет, зато есть холодное пиво.
— Хорошо бы, спасибо.
Джордино достал из ведерка со льдом банку пива «Курс» и протянул ей.
— Почему женщина из вашего агентства прилетела к нам на самолете НПМА?
— Это предложил адмирал Сандекер.
Мендоза больше ничего не стала объяснять, а Джордино не настаивал.
— Что это за проект? — спросила Мендоза.
— «Камберленд».
— Корабль времен Гражданской войны, верно?
— Да, исторически очень значительный. Фрегат Союза, затопленный броненосцем конфедератов «Мерримак», или «Виргиния», как его называли на юге.
— Насколько я помню, он затонул до «Мерримака» с «Монитором». Значит, это первый корабль, потопленный броненосцем.
— Да, вы знаете историю, — сказал Джордино, на которого ее слова произвели впечатление.
— И НПМА собирается его поднять?
Джордино помотал головой.
— Слишком дорого. Мы поднимем только таран.
— Какой таран?
— Боевое орудие, — объяснил Джордино. — Команда «Камберленда» сражалась, пока вода не залила стволы пушек, хотя их снаряды отлетали от каземата конфедератов, как мячи для гольфа от броневика. В конце боя «Мерримак» протаранил «Камберленд» и отправил его на дно с развевающимся флагом. Но когда «Мерримак» стал отходить, клинообразный таран застрял внутри фрегата и сломался. Вот его мы и ищем.
— Но какова ценность старого куска металла?
— Может, он и не бросается в глаза, как золотые монеты с испанских галеонов, но с исторической точки зрения он бесценен. Это часть морской истории Соединенных Штатов.
Мендоза хотела задать следующий вопрос, но ее внимание привлекли две головы в черной резине, появившиеся на поверхности у баржи. Ныряльщики подплыли, поднялись по ржавой лестнице и сбросили тяжелое оборудование. С их костюмов, блестя на солнце, стекала вода.
Более высокий из двоих стянул капюшон и провел руками по густой гриве черных волос. У него было загорелое лицо, и таких ярко-зеленых глаз Мендоза никогда не видела.
У него был вид человека, который часто и охотно улыбается, бросает жизни вызов и равнодушно принимает победы и поражения. Выпрямившись, он оказался на три дюйма выше шести футов, а резиновый костюм готов был лопнуть по швам. Мендоза, не спрашивая, поняла, что это и есть Дирк Питг.
Он помахал экипажу баржи.
— Нашли!
И широко улыбнулся.
Джордино радостно хлопнул его по спине.
— Молодчина, приятель!
На ныряльщиков обрушили лавину вопросов; те отвечали на них между глотками пива. Наконец Джордино вспомнил о Мендозе и знаком подозвал ее.
— Это Жюли Мендоза из Агентства по охране природы. Она хочет с нами поговорить.
Дирк Питт протянул руку, оценивающе разглядывая женщину.
— Джули.
— Мистер Питт.
— Дадите мне несколько минут, чтобы обсохнуть и…
— Боюсь, мы опаздываем, — перебила она. — Поговорим в воздухе. Адмирал Сандекер решил, что самолетом будет быстрей, чем вертолетом.
— Не понимаю.
— Некогда объяснять. Надо немедленно улетать. Могу только сказать, что вам приказано заняться новым проектом.
Голос ее звучал чуть хрипловато, и это заинтересовало Питта: не мужской голос, конечно, но такие голоса бывают у героинь романов Гарольда Роббинса.
— Почему такая спешка? — спросил он.
— Не здесь и не сейчас, — ответила она, взглянув на обступившую их команду.
Питт повернулся к Джордино.
— Что думаешь, Эл?
Джордино состроил озадаченную гримасу.
— Трудно сказать. Дама, кажется, настроена очень решительно. С другой стороны, здесь, на барже, я нашел свой дом. И мне не хочется его покидать.
Мендоза разозлилась, поняв, что мужчины ее разыгрывают.
— Прошу вас, на счету каждая минута.
— Не скажете, куда мы?
— На военно-воздушную базу в Лэнгли, откуда военный реактивный самолет доставит нас на остров Кадьяк. На Аляску.
Она могла бы сказать им, что они отправляются на Луну.
Питт посмотрел ей в глаза, что-то поискал там, но не был уверен, что нашел. Он увидел только полную серьезность.
— Думаю, на всякий случай стоит связаться с адмиралом и получить подтверждение.
— Сможете сделать это по пути в Лэнгли, — не терпящим возражений тоном сказала она. — Я позаботилась о ваших личных потребностях. Ваша одежда и все, что вам может понадобиться во время двухнедельной операции, уже упаковано и погружено в самолет. — Она помолчала, пристально глядя Питту в глаза. — Хватит разводить церемонии, мистер Питт. Пока мы стоим здесь, умирают люди. Вы не можете этого знать. Но поверьте на слово. Если вы хотя бы наполовину такой, как о вас отзываются, вы перестанете дурачиться и сядете в самолет. Немедленно!
— Сразу вцепляетесь в яремную вену, а, сударыня?
— Если необходимо.
Наступило ледяное молчание. Питт глубоко вдохнул, выдохнул. Посмотрел на Джордино.
— Я слышал, на Аляске в это время года очень красиво.
Джордино умудрился изобразить рассеянный взгляд.
— Нужно будет навестить салуны в Скагвее.
Питт обратился ко второму ныряльщику, снимавшему специальный костюм.
— Корабль весь твой, Чарли. Поднимай таран «Мерримака» и доставь его в лабораторию консервации.
— Постараюсь.
Питт кивнул и вместе с Джордино направился к «Каталине», переговариваясь с ним так, словно никакой Мендозы не существовало.
— Надеюсь, она упаковала мои рыболовные принадлежности, — напряженно сказал Джордино. — Сейчас должен идти лосось.
— А я бы покатался на карибу, — продолжил Питт. — Говорят, они обгоняют собачью упряжку.
Идя за ними, Мендоза вспомнила слова адмирала Сандекера: «Не завидую вам — загнать на борт этих двух дьяволов, особенно Питта! Он способен убедить большую белую акулу стать вегетарианкой. Так что будьте внимательны и не раздвигайте ноги».
Глава 4
Дамские круги вашингтонского общества считали Джеймса Сандекера завидной добычей. Закоренелый холостяк, чьей любовницей была работа, он редко вступал в отношения с лицами противоположного пола дольше, чем на две недели. Чувства и романтика — то, что особенно нравится женщинам, — лежали за пределами его интересов. В другой жизни он мог бы стать романтиком или, как предполагали некоторые, Эбенезером Скруджем.[2]
В свои пятьдесят лет, поклонник физических упражнений, он был в отличной форме.
Невысок, мускулист, в рыжих волосах и бородке ни следа седины.
Бонни Кован, работница одной из самых респектабельных юридических фирм города, считала, что ей повезло, когда она уговорила его пообедать с ней.
— Вы сегодня чем-то озабочены, Джим.
Он не смотрел на нее. Его взгляд скользил по другим посетителям ресторана компании «Инквуд».
— Мне интересно, сколько людей не пришло бы сюда обедать, не будь здесь блюд из морепродуктов.
Она удивленно посмотрела на него, потом рассмеялась.
— Должна признаться, после того как целый день общаешься с тупыми юридическими умами, встретить того, у кого вольный образ жизни, все равно что глотнуть горного воздуха.
Он перестал разглядывать обедающих и посмотрел на нее.
Бонни Кован тридцать пять лет, и она необычайно привлекательна. Она давным-давно поняла, что красота способствует карьере, и никогда не пыталась ее скрыть. У нее прекрасные волосы, шелковистые, ниже плеч. Грудь маленькая, но пропорциональная, как и ноги, которые она умело демонстрирует с помощью короткой юбки. Она также очень умна и никогда не пасует на судебных заседаниях.
Сандекер слегка устыдился своей невнимательности.
— Какое красивое платье, — сказал он, делая слабую попытку проявить внимание.
— Да, красное идет к моим светлым волосам.
— Прекрасное сочетание, — расплывчато заметил он.
— Вы безнадежны, Джим Сандекер, — сказала она, качая головой. — Вы бы сказали то же самое, если бы мы сидели голыми.
— Гмм?
— К вашему сведению, платье коричневое, а волосы у меня каштановые.
Он покачал головой, словно стряхивая паутину.
— Простите, но я предупредил, что я плохой собеседник.
— Мыслями вы точно за тысячу миль отсюда.
Он почти застенчиво взял ее за руку.
— Обещаю на весь остаток вечера сосредоточиться исключительно на вас.
— Женщины страстно любят маленьких мальчиков, которым нужна мамочка. А вы самый жалобный маленький мальчик, какого я видела.
— Осторожней со словами, мадам. Адмиралы не любят, когда о них говорят «жалобные маленькие мальчики».
— Хорошо, Джон Пол Джонс.[3] А как бы покормить умирающих с голоду матросов?
— Все что угодно, лишь бы предотвратить мятеж, — сказал он, улыбнувшись впервые за вечер.
Он безрассудно заказал шампанское и самые дорогие морские деликатесы из меню, как будто это была его последняя возможность. Расспросил Бонни о деле, которым та занята, и умудрился скрыть полное отсутствие интереса, когда она принялась рассказывать последние сплетни о Верховном суде и законодательных манипуляциях конгресса.