Глаза у Юлии загорелись бело-холодным блеском, а у Юлия в ответ сжалось сердце.
«Не дав слова, держись, а дав слово, крепись», – подумал он.
И в ответ ему послышался голос дочери (круглые глаза – две серые жемчужины, как он раньше этого не замечал! – честно распахнуты, можно не сомневаться):
– Папа, ты не будешь плохим; ты будешь просто чужим.
8-14 марта 2012
II. Тараканьи бега
Тараканьи бега
– И ведь что поражает, Глеб Борисович: «быстрее, выше, сильнее» в исполнении корявых таракашек – это самая чистая и бескорыстная забава. Никакого тебе психологизма с их стороны, никаких чемпионских амбиций. Ползи себе в удовольствие, перебирай хрупкими лапками.
А вот людишки превращают эти забеги в алчное действо. Вообще все, к чему прикасается человек, становится разрушительным. Заметил? Жили-были насекомые или тлели себе какие-нибудь безобидные химические соединения: аурум, плюмбум, феррум, аргентум. И вот появляется человек. Таракан превращается в фаворита Григория, аурум – в золото, свинец – в пули, а воздух – в вонючее дерьмо. Тьфу!
Да что там! Всю нашу жизнь превратили в тараканьи бега. Бессмысленно несешься к какой-то бессмысленной цели, бессмысленно выигрываешь или проигрываешь. Тараканы! Рыжие лакированные тараканы! Вот вам ирония истории: это не тараканы бегут под вашу дудку, это вы стали тараканами. Вдруг из подворотни страшный великан: рыжий и усатый – Таракан. Сказка стала явью.
– Ты прав, Игорь Григорьич, ты прав… Есть еще черные тараканы, тоже лакированные; те из Мадагаскара. Они в бегах самые резвые. Между прочим, тараканы вымирают. Все почему-то думают, что их наплодилось, как грязи. А они благополучно исчезают с лица земли. Устали бегать.
Два чиновника среднего звена, можно сказать, интеллигенты, искушенные в политике, футболе, боксе, искусстве, педагогике, здоровье, алкоголе и женщинах, – словом, в том, в чем до тонкостей, лучше любого профессионала, разбирается всякий уважающий себя человек, – сидели в прокуренном баре и закусывали охлажденную водку тепленьким и, надо сказать, противным месивом в горшочках, обозначенным в залапанном меню как «жульен». Драники были вкуснее, однако жульен был французским блюдом, и они повелись на экзотику: жульен явно повышал их социальный статус.
Игорь Григорьевич рассказывал Глебу Борисовичу о тараканьих шоу как о засилье бескультурья.
– Представляешь, мы с тобой, как дураки, паримся в своем Министерстве культуры, а люди зарабатывают на тараканах. На тараканах! Бешеные деньги! Арендуют памятники архитектуры и устраивают в них тараканьи бега. У меня в голове не укладывается.
– Ты прав, Игорь, прав…
Тот, кого назвали Игорем, – одетый в песочно-рыжую пару с иголочки, дерзко освеженную галстуком с изумрудной искрой, – судя по всему, почувствовал прилив уверенности, которую дает только правота. И он смело сменил тему.
– Бабы, заметь, как с цепи сорвались. Были себе женщинами – так ведь нет, теперь мы феминистки. Тараканши!
– Факт! Сейчас добыть нормальную любовницу – нереально. Все они чего-то хотят. Вынь да положь, понимаешь… Какая-то меркантильность развелась. Раньше такого не было.
Глеб Борисович, обильно, однако элегантно поседевший представительный мужчина, еще недавно бывший набриолиненным брюнетом с мило выпуклыми алыми губами (о его «черном» прошлом можно было судить разве что по густым смоляным усам, придававшим ему такой таинственный вид, что при встрече каждый коллега думал: он точно знает какую-то важную новость), тоже отчего-то энтузиастически заерзал.
– Точно. А знаешь в чем дело? Только между нами, Глеб. Моя Лора говорит мне: «Я-то буду любить тебя; а вот ты докажи, что любишь меня». Понимаешь? Она будет любить того, кто готов носить ее на руках; а вот ты докажи, что готов делать это всю жизнь. Женщина любит не тебя, не меня, а Того, Кто носит ее на руках.
– Да, да. Женщина будет любить того, то даст ей защиту и уверенность. Проблема любви – это проблема мужчины.
– Вот и я об этом. Именно об этом.
Игорю было несколько неприятно, что его визави, которого он после третьей рюмки иногда называл другом, украл у него вывод: он своими размышлениями подвел к неизбежному резюме, сделал все, чтобы афористический итог появился, а этот пижон с лоснящимися усами, от которых млеет секретарша шефа Барби, да и фигуристая Юлия Стефановна из отдела охраны памятников архитектуры, сформулировал так, словно всю эту работу проделал он. Типично чиновничья манипуляция. Наловчился за столько лет таскать чужими руками каштаны из огня. И теперь сидит довольный собой. Сократ Тараканович, блин.
«Проблема любви – это проблема мужчины». Это верно. Вот почему его так раздражала Лора. Он чувствовал, что она точно так же любила бы кого угодно, хоть бы и красиво седовласого Глеба (где-то в печень последовал укол ревности). Она любит не его, Игоря, мужа своего, а Того, Кто дает ей защиту и уверенность. «Давно надо поменять машину. Посмотри, Женя второй год ездит на «Пежо» с картинки. И только мы, как аутсайдеры какие-то, колотимся в этом стареньком жуке, рыдване с «убитыми» подвесками…»
Да, но, во-первых, не Женя, а Евгений Оскарович, с каких это пор дирижер филармонического оркестра стал тебе Женей; а во-вторых, у Жени нет дачи. Верно, дорогая?
Оказывается, неверно, потому что по даче мы равняемся уже не на Женю, а на мужа ее подруги, бизнесменишку и балбеса Борисова (у которого, кстати, вообще нет машины: он ее разбил): «Посмотрел бы ты на их дворик с бассейном! Чудо! Песня! Не то, что у нас – рахитичные кустики…»
Развестись, что ли?
Но разве после этого поменяется природа женщины? Все они такие. Чуть лучше, чуть хуже, но в принципе из одного теста. Тоска…
Игорь Григорьевич, будучи в ударе, от души поделился всеми этими соображениями с Глебом Борисычем; тот сказал, что Игорь во всем прав. Во всем.
Они вышли на улицу. После утонувшего в сизом дыму бара, задрапированного в пошлый бархат гранатового цвета, влажный осенний воздух показался пьянящим и трезвящим одновременно. Освещенный город, окутанный пеленой мутного тумана, стал камерным и сказочным. Откуда-то появлялись и неизвестно куда пропадали люди, беззаботно о чем-то болтающие, озабоченно проплывали машины с горящими фарами. Город тускло сверкал и переливался огнями. Казалось, где-то совсем рядом тихо струится настоящая жизнь с подлинными чувствами и переживаниями. Хотелось горьких слез и счастливого смеха. Хотелось увидеть небо, расшитое бисером подсиненных капелек-звезд, но туман скрывал даже верхушки деревьев.
– Спокойной ночи, Глеб Борисович.
– И вам того же, Игорь Григорьевич. Приятных сновидений.
Игорь Григорьевич пришел домой несколько взбудораженный (причем, он явно торопился, «размахивая клешнями», как сказала бы Лора, чтобы успеть именно к восьми часам; зачем именно к восьми? футбол? вроде, нет), здороваясь с женой, автоматическим движением включил плоский экран телевизора местного производства марки «Angel» (забавно: какое отношение ангелы имеют к пластиковым телевизионным ящикам?). Бородатый астролог, неизвестно чему улыбаясь, изрек куда-то в голубой эфир: «Жизнь промелькнет как одно мгновение. Оглянуться не успеешь – а она уже прошла». Игорь Григорьевич раздраженно отметил про себя: «Боже мой! Сколько нездорового, сколько всякой мути выплеснулось на экраны! Мистика, шаманство, эротика, низменные страсти… Надо будет завтра сказать об этом на коллегии. Замминистру, с его провинциальным представлением о столичных нравах, это понравится».
Он быстро и мстительно переключил на другой канал, и бородатый канул в вечность, напоследок ехидно улыбнувшись. Ровно в восемь начинались виртуальные тараканьи бега. Два (или три: как когда) условных таракана «бежали» целый вечер по бесконечной дорожке, поочередно вырываясь вперед. Зрители активно включались в игру, делая ставки то на одного, то на другого «участника» (сообщения посылались с мобильного телефона). Параллельно можно было смотреть футбол. Или бокс. Эта примитивная (или гениальная?) затея каждые полчаса приносила владельцам канала прибыль, измеряемую семизначными цифрами в долларах. Миллионы. Это приятно волновало. Почти как на ипподроме.
Игорь Григорьевич поставил на таракана № 3. Не на Григория, как в прошлый раз, и не на Федю, а на Борьку. «Давай, Бориска, сукин сын, не подведи!»
Жена заглянула в комнату. Молча постояла минуту. Брезгливо повела носом, давая понять, что одежда пропиталась кислым запахом табака. Можно было бы провести вечер в заведении поприличней, и с нужными людьми, но для этого нужны деньги. А для денег нужна должность, а для должности – голова. Все это читалось в ее позе и в молчании. Дежурно пожурить вечером – хлебом не корми. Милый семейный прессинг. Так владельцы резвых тараканов подзадоривают своих лакированных подопечных – барабанят пальцами по прозрачной крыше пластиковых тоннелей, – чтобы усачи пошевеливались на беговой дорожке, обгоняя зазевавшихся конкурентов.
Игорь Григорьевич сидел, словно завороженный, не поворачивая головы. Сопротивлялся.
– Вывеси костюм на балкон, раскрой рамы. Пусть проветрится.
– Да, дорогая. Конечно, мой сверчок.
– Завтра коллегия?
– Да, дорогая.
– Не засиживайся у телевизора.
– Конечно, мой сверчок.
Это был его вечер. Бориска выиграл, стремительным финишем обойдя, казалось бы, уже победителя, фаворита Григория, на полкорпуса. В груди сначала плеснулась противная желчная грусть, а потом теплом разлилось блаженство внизу живота. Как болельщик он получал буквально телесное удовольствие.
Игорь Григорьевич почувствовал прилив уверенности, словно это он стал чемпионом. Таракан Борис как будто подтвердил, что все в обычной жизни обычного чиновника шло как надо. Да и жизнь вовсе не такая уж и обычная, если разобраться. Много всяких приключений бывало, интриги отбивали, осадой брали крепости. Да-с, Юлия Стефановна, напрасно вы так гнушаетесь нашим вниманием. Мы ведь можем и в сторону взор обратить. И есть куда, да, да. Молодежь в коротких юбочках подпирает.