Развязной походкой он подошел к жене и небрежно положил руку на талию (если бы Юлия Стефановна увидела эту талию лет двадцать тому назад, она сдохла бы от ревности). Жена почувствовала, что глава семьи излучает уверенность и покорилась вялой ласке без лишних слов. Сказала только одно (обдав жарким шепотом): «Тебя переведут на место Тараса? Нет? Да-а?!?» Неизвестно почему, он утвердительно и солидно кивнул головой, хотя оснований, собственно говоря, особых не было. Просто он чувствовал себя господином.
На следующее утро коллеги встретились на службе.
– Вы правы, – сказал Глеб Борисович. – Какой Григорий, к лешему, фаворит? На него только сонного сома ловить, если, конечно, тот не побрезгует. Заполонили телевизионный эфир черт знает чем, понимаешь. Надо будет сказать об этом заместителю министра, уважаемому Прусаку Тарасу Петровичу. Ну, что, на заседание? Впрягайся, брат, часа на три. До обеда. На старт!
– Тараканьи бега, – шепотом сказал Игорь Глебу на ухо. Глеб понимающе, но уже отстраненно, улыбнулся. И тот, и другой были похожи на своих коллег тем, что маска бесстрастности на их лицах (знак концентрации внимания) была готова в любой момент смениться деловой озабоченностью. Эта маска не обманывала никого, просто она идеально подходила под строгие костюмы. Но в голове у каждого, похоже, были свои тараканы.
Заседание, как и ожидалось, было долгим, нудным, бессмысленным, ибо решались вопросы, которые так или иначе либо уже были решены самой жизнью, либо ставились раньше времени и вне реального контекста, и в этом случае долгий темпераментный разговор шел ни о чем. Набирали очки фавориты, определялись аутсайдеры. Несколько человек почти одновременно подняли вопрос о том, сколько нездорового, эстетически и духовно убогого, сколько всякой мути развелось на экранах (причем, Глебу не удалось выскочить первым; его опередил молодой безусый шустрик по имени Федор, отчества которого никто не знал, – кажется, дальний родственник то ли Прусака, то ли самого министра, Ипполита Федоровича Черновила, метящего чуть ли не на самый Олимп; словом, серьезно мыслящего).
– Одних тараканов показывают, – мрачно заметил Прусак, одобрительно шевеля пальцами.
Перед обедом Игорь с Глебом посмотрели друг другу в глаза (в их негласном соперничестве сегодня была боевая ничья, устраивавшая пока обоих: надо было объединять усилия против безусого) и выразительно пожали плечами: дескать, опять впустую потрачен драгоценный день. Золотая осень! А мы так бездарно транжирим короткую жизнь… Неудобно как-то перед природой.
После трудов праведных законы приличия обязывали обнаружить в выражении лица нечто человеческое, не чуждое и чиновникам. Маски менялись: лица оживали.
Готовились к главному в этот рабочий день: после обеда каждому из серьезных игроков необходимо было проанализировать итоги заседания и сделать правильные, далеко идущие выводы. И горе тому, кто вовремя не отреагирует на новые веяния.
«А что делать?» – задавал риторический вопрос Игорь Григорьевич, словно оправдываясь перед кем-то.
Он торопился домой, привычно глядя под ноги, и мысли прыгали в темпе его движения, выстраиваясь лесенкой, неуклонно ведущей в высь. «Не мы такие; жизнь такая. Не пойдешь на коллегию или не выступишь с глупой инициативой – обскачет на вираже не только Глеб Борисович, но и Григорий Петрович, мой собственный зам, человек не без харизмы, который давно уже метит в какие-нибудь начальники. На него, кажется, делает ставку добрейший Глеб Борисович. Ну, мы ушки-то Петровичу обрежем, чтобы не высовывался лишний раз. А сами поставим на Федю. Мы ведь сами с усами. Посмотрим, кто кого…»
Темнело рано. Обломок луны, словно желтый валун, одолженный смотрителем небесного сада у золотой осени, тяжело утопал в синих волнах высокого океана. Пронзительно острые и безнадежно одинокие звезды жаловались своим печальным светом на свою заброшенность и неприкаянность.
Люди, не замечая того, что было выше их, сновали по улицам и куда-то торопились.
2006
Оскал оптимизма
До глупости мудрая притча
1
Сначала мы, беспощадно и решительно настроенные, пленяем обаянием своих будущих жен, не оставляем им ни единого шанса, и они постепенно уступают нашему напору, сдаются, мы завоевываем нежных женщин, берем их в плен – а потом не знаем, что с ними делать.
Постепенно мы сами оказываемся в плену дьяволом выдуманной ситуации. Не успеешь глазом моргнуть, как уже битый небитого везет, пленный командует победителем.
А все оттого, что мы – заложники, пленники потребности покрасоваться, самоутвердиться за счет своих красноречивых и очевидных достоинств: с ума сойти, какие красавцы! Кто замечает наши достоинства (наш наступательный потенциал!) – тот и берет нас в плен. Здесь нет правых и виноватых; здесь присутствует логика вещей.
Руслан Богин никак не мог понять: если тебе наперед известна логика вещей, почему ты все же умудряешься поступить так, что потом жалеешь об этом? Неужели люди устроены до такой степени непонятно, что могут позволить себе жить вне законов, делать вид, что их не существует?
Кто-то счастлив, кто-то нет. Неужели счастье – это вопрос лотереи?
Ему хотелось стать счастливым – то есть научиться продлевать счастливое мгновение (если оно как факт в принципе возможно, то почему ему непременно следует исчезнуть, раствориться в дебрях мироздания?), поставить этот процесс под контроль – не из душевной потребности, а из эвристического, почти спортивного интереса. Его желание было почти бескорыстным: настолько познавательный момент преобладал над житейским.
В конце концов, сейчас модно жить долго и счастливо. Он бы со всеми поделился рецептом счастья. Живите…
Богин не был чудаком или дураком: он никому не говорил о своем странном желании. Однако в глубине души не верил всяким Соломонам, Сократам и прочим мудрецам, умевшим красиво разводить руками: дескать, с одной стороны, с другой стороны, с третьей, с десятой – а счастья, как ни крути, нет. Не получается. Не складывается. Есть только миг между прошлым и будущим…
Если верить себе, своей голове и своему сердцу, то счастье есть. Должно быть. Но оно, так сказать, состава летучего, эфемерного, нестойкого. Это капризное соединение быстро распадается на элементарные молекулы, все так. Однако кто сказал, кто доказал, что невозможно продлить состояние счастья, сделать его если не вечным (в рамках человеческой жизни), то весьма и весьма продолжительным?
Если наука чего-то стоит в жизни человека, то она не должна лицемерно и стыдливо обходить стороной деликатную тему счастья (мы увидим небо в алмазах!), объявив сию материю «божественно-небесной», недоступной для понимания и тем самым закрыв ее раз и навсегда.
Вот почему кандидат химических наук Руслан Евгеньевич Богин втайне был уверен, что несчастье – это вопрос невежества людей. А счастье – вопрос правильно сформулированной и грамотно поставленной задачи.
Но людей не убеждают слова. Они верят только очевидному: экспериментам, фактам, вещам, которые можно потрогать руками. Реальному результату.
Ну, что ж, извольте. Вот вам чистый и корректный эксперимент.
Жизнь Богина.
2
Для начала Богин сел на обшарпанный стул в тесной кухне и вывел формулу счастья. Она оказалась простой и обнадеживающей. Для счастья, как выяснилось, необходимо несколько базовых компонентов: ум, здоровье, семья, талант, достаток, любовь.
Вот, пожалуй, и все элементы, что бы там люди себе ни выдумывали. Таблица Богина – во всей своей полноте и красе. Проще не бывает. Гениально до безумия. Если кто-нибудь начнет с умным видом возражать, пламенно говорить о вере, надежде, любви – значит, у субъекта отсутствует ум, один из базовых компонентов счастья. Можно говорить долго и убедительно, можно сколь угодно долго жить-поживать – но все это будет по касательной, ровнехонько мимо счастья. Счастья достойны только богато одаренные натуры, способные сами без помощи извне («оттуда»), по кирпичику сложить свою судьбу.
Химика Богина очень и очень интересовало счастье как научная проблема.
Итак, элементы налицо. Далее, как всегда при работе с системными объектами, хотелось добиться эффекта окончательной завершенности (внутренней непротиворечивости) модели (то бишь счастья) – что возможно было только при условии неполноты базовых составляющих; исчерпывающая полнота составляющих неизбежно оборачивалась принципиальной противоречивостью (следовательно, незавершенностью) модели (объекта).
Богин был готов к этому дьявольскому трюку. Что ж, так устроена материя – любая материя. Несколько компонентов формулы обречены были противоречить друг другу, так сказать, выталкивать друг друга из круга формулы, но без каждого их них она, формула, перестает быть живой.
Вот пример из жизни. Вначале любовь становится предпосылкой семьи, здоровья, достатка – предпосылкой гармонии, этого несомненного показателя и спутника счастья. И Руслан без раздумий женился – по любви.
Но потом пришла другая любовь, ибо – ты здоров, умен, талантлив, жизнелюбив. Это было вполне естественно, глупо было бы сопротивляться неизбежному. Однако любовь стала противоречить семье, которую никто не отменял…
Очень скоро наметились устойчивые оппозиции. Ум и серьезный человеческий талант всегда противоречат достатку (который приобретается интеллектом, но не умом, способностями, но не талантом); здоровье – таланту, достатку и вообще – всему. Любовь – семье, семья – всему…
Казалось бы, замкнутый круг. Но!
Можно попытаться опять собрать, стянуть все компоненты в изысканно законченную формулу (форма законченности – открытость?). Оптимизировать объем отношений компонентов. Попытка – не пытка.
И Руслан женился вторично. По любви.
Огромная жажда счастья, бескорыстие и дар искренности при несомненном уме сделали свое дело: развод, обычно ведущий к развалу родственных отношений, только укрепил связи с прежней семьей и заложил прочный фундамент новой. Ум, здоровье, любовь, семья и талант были на месте. Не было только дост