– Похож на меня? – спросил я.
– Да, что-то есть. – Мой вопрос не сбил его с толку. – Во время одного из арестов в полиции над ним издевались, и он потерял глаз. Фотография сделана до этого. Много смеялся. Говорил о деле так, словно бы шутил.
Это Хофферу тоже не нравилось. Его правая рука сжалась в кулак, пока он говорил.
– Думаю, что можно начать с Беллоны, – заметил я.
Хоффер удивился.
– Вы так считаете? У меня создалось впечатление, что большинство жителей там сотрудничает с людьми типа Серафино.
Я взглянул на Бёрка:
– Будешь изображать туриста, а я – водителя машины, которую ты нанял.
Он кивнул:
– Хорошо.
Я повернулся к Хофферу:
– "Мерседес" не годится. Надо что-нибудь поскромнее. Найдется?
– Конечно. Что еще нужно?
– Расскажите мне о девушке.
– О Джоанне? Я считал, что полковник уже сообщил вам все необходимые сведения.
– Но я хочу услышать о ней от вас. В таких делах важно знать о человеке как можно больше. Тогда сможешь предугадать, как он поведет себя в той или иной ситуации.
Похоже, я его убедил.
– Видимо, вы правы. Так с чего начать?
– С вашей первой встречи.
Оказалось, что впервые он ее увидел, когда девочке было двенадцать лет. За два года до этого ее отец умер от лейкемии. Хоффер познакомился с ней и ее матерью в соборе Святого Морица на Рождество и вскоре женился на матери. Жили они вместе, пока его жена не погибла в автокатастрофе во Франции четыре года назад.
– Как я понял, падчерица оказалась трудным ребенком. Видимо, смерть матери потрясла ее? – уточнил я.
Он устало откинулся в кресле, провел рукой по лицу и вздохнул.
– С чего вы взяли? Слушайте, Вайет, я попытаюсь объяснить вам. Когда Джоанне исполнилось четырнадцать, ее мать обнаружила ее в постели с шофером, и он оказался не первым. С ней всегда были связаны какие-то неприятности – один грязный скандал за другим.
– Так чего же вы о ней беспокоитесь?
Сперва он удивился, но затем нахмурился, как бы впервые задумавшись об этом.
– Хороший вопрос. Конечно, не от избытка привязанности. Она испорчена. И тут уж ничего изменить нельзя. Возможно, в том не ее вина, но тем не менее из песни слов не выкинешь. Думаю, что поступаю так ради памяти моей жены, в общем-то удивительной женщины. Те семь лет, что она подарила мне, – лучшие в моей жизни. Все остальное – будни, Вайет.
Он, несомненно, говорил искренне, и присутствие Розы Солаццио не изменило впечатления. Видимо, только особая придирчивость заставила меня вспомнить о том, что уже очень быстро потребовалась ему другая женщина.
– Кое-что еще мне не ясно, – нахмурился я. – Понимаю, почему вы не обратились в полицию. На Сицилии в таких случаях она более чем бесполезна. Но почему вы не обратились к мафии?
– А что это даст? – рассмеялся Бёрк. – У Стаси пунктик насчет мафии, мистер Хоффер. Есть причины.
Хоффер махнул в ответ рукой.
– Конечно, я связывался с мафией. Она по-прежнему контролирует все, что здесь происходит. Не верьте чепухе, будто бы Рим покончил с ней, – сведения для туристов. Здесь не желают ее трогать.
– Вы что-нибудь узнали?
Он покачал головой:
– Похоже, что Серафино Лентини не любит мафию. У меня сложилось впечатление, что они и сами хотели бы прибрать его к рукам.
– Дед Стаси имеет некоторое отношение к мафии, – заметил Бёрк. – Правда, Стаси? Они должны увидеться сегодня вечером.
Хоффер нахмурился.
– Ваш дед?
– Вито Барбаччиа, – назвал я его имя просто так, чтобы произвести впечатление.
Роза Солаццио неожиданно поперхнулась и выронила бокал. Хоффер недоверчиво уставился на меня.
– Вы внук Вито Барбаччиа?
– Как понимаю, вы о нем слышали?
– Слышал о нем? А кто здесь о нем не слышал? И вы идете к нему вечером?
Я кивнул, и он умолк ошарашенный.
– Невероятно.
– Вы с ним встречались? – спросил Бёрк.
Хоффер улыбнулся.
– Дважды – на приемах, но ни разу не говорил с ним. Он допускает к себе только особ королевского происхождения.
Бёрк хмуро взглянул на меня, и я догадался, что моему рассказу на кладбище он не придал никакого значения, так и не поняв, какую величину здесь представляет мой дед.
Я допил вино и поднялся.
– Спасибо. Пойду пройдусь по саду перед обедом.
Хоффер кивнул Розе:
– Покажи ему наш сад, ангел мой. Там сзади есть чудесный прудик с рыбками, мистер Вайет.
Он назвал меня мистером второй раз.Занятно наблюдать, какой эффект фамилия Барбаччиа производит на людей. А на Розу? Она сильно побледнела и, когда я улыбнулся ей, выронила свой газовый платок. В ее темных глазах мне почудился страх.
Барбаччиа – мафиози.Думаю, для нее оба понятия равносильны. Я предложил ей руку, она слегка дрожала.
Хоффер держал первоклассного повара. Нам подали нарбе ди Сан Паоло – блюдо, похожее на равиоли, запеченное с сахаром и тертыми яблоками, и канноло, наверное самое популярное сладкое пирожное на Сицилии, представляющее собой трубочку из муки с яйцами, наполненную кремом. Все предпочли пить вино «марсалу», слишком сладкое для меня, поэтому я попросил бутылку «Зибиббо», вина с острова Пантеллерия с анисойой отдушкой. Тот напиток, который или любят с первого раза, или больше никогда не пробуют.
Мы пообедали на террасе небольшой компанией с Пветом и Леграном. Они вели себя наилучшим образом. Позже, когда вино начало действовать, все немного оживились. Пьет демонстрировал галантность Розе, не переходя грань подчеркнутой вежливости, и даже Легран достаточно расслабился для того, чтобы улыбнуться пару раз.
Принесли кофе – йеменский мокка,по-моему лучший в мире. Я отошел со своей чашкой в угол террасы. Смех стал громче, и никто не заметил, как я тихо спустился в сад.
Поднявшись к себе в комнату, я вынул «смит-и-вессон» из ящика и навесил кобуру на пояс. Несколько раз проверил работу механизма, когда в комнату вошел Бёрк. Он закрыл дверь и прислонился к косяку.
– Ждешь неприятностей?
– Все возможно.
Я убрал револьвер в кобуру, застегнул куртку и ссыпал полдюжины патронов в левый карман, а в правый положил вальтер Марко.
– Может, мне пойти с тобой? – спросил он, посмотрев на меня внимательно и серьезно. – Не исключено, что тебе понадобится помощь.
Я взглянул ему прямо в глаза, и он выдержал мой взгляд.
– Если хочешь, – кивнул я.
Он улыбнулся с облегчением – в тот день он много улыбался – и потрепал меня по плечу.
– Снова старая команда, да, Стаси?
Но по-старому уже не будет никогда. Мы оба это знали. Когда спускались по ступенькам, я уже не испытывал той радости, что прежде, чувствуя его у себя за спиной.
Глава 7
Скала Монте-Пеллегрино возвышается над морем на западе залива Конко д'Оро, в трех милях к северу от Палермо. Это довольно интересное место, связанное со множеством легенд и пропитанное кровью, как и почти все на Сицилии. Во время Пунических войн Гамилькар Барко удерживал его в течение трех лет, перемалывая римские легионы, но в последующие годы оно приобрело известность в основном благодаря культу Святой Розалии, покровительницы моей матери. Вилла деда располагалась у подножия горы по соседству с деревушкой Вальдеси.
Дед прошел по жизни нелегким путем. Он родился в Вельбе, одной из деревень западной Сицилии, типичной для того полудикого района. Большинство детей умирало здесь на первом году жизни. А бытовой уклад оставался примерно таким, как в Англии во времена средневековья.
Его отец, крестьянин-испольщик, зарабатывал лишь на скудный прокорм семьи. О юности деда я мало знаю, но известно, что к двадцати трем годам он стал габеллотто – нечто среднее между сборщиком налогов и землемером, чья работа состояла в выжимании из испольщиков последних соков.
В то время только мафиози мог иметь постоянную работу, так что он вступил на этот путь уже с молодых ногтей. История умалчивает о том, что определило его выбор – убийство или может быть несколько, но чаще всего именно таким образом честолюбивый юноша мог пробиться в высшее общество.
Не исключено, что какое-то время он выполнял обязанности сикарио, наемного убийцы, но я сомневаюсь в этом. Такая работа не во всем вписывалась в его кодекс чести: представления о том, что является достойным, а что – нет. Например, обогащение за счет проституции приводило его в ужас, потому что он верил в святость семьи и жертвовал на церковь. В то же время организация, которой он служил, устранила столько своих противников за годы его жизни, что во многих местах Сицилии убийство стало повседневным делом.
Фары нашей машины высветили двух старух, увешанных корзинами, с трудом плетущихся нам навстречу.
– Куда они тащатся? – удивился Бёрк.
– Идут на рынок.
– На ночь глядя?
– Единственный для них способ занять хорошее место.
– Что за дрянная страна, – покачал он головой.
Я посмотрел в окно на ночные огни города.
– Днем ты видел одну Сицилию, а теперь посмотришь другую – темную. Наш остров – семейный склеп для многих поколений. Кормушка римской империи, основанная целиком на рабском труде. С тех самых пор здешний народ всегда кто-то эксплуатирует.
– Я все-таки не пойму насчет мафии. Я считал, все это в прошлом.
– Можешь представить себе другое место на земле, где произошло бы более тысячи пятисот убийств за четыре года? Если учесть, что Палермо – городок всего лишь с двадцатитысячным населением.
– Ну почему же? – возразил он. – Не так уж много. А войны?
– Люди постоянно играют в ту или иную игру, ты не замечал?
– Не понял тебя.
Я мог бы ответить, что он, например, играл в солдатиков всю свою жизнь – и даже в Конго. Но он бы меня не понял. Я только незаслуженно обидел бы его.
– Давай объясню по-другому. Представь, где-нибудь в Лос-Анджелесе или Лондоне идет борьба за то, чтобы опередить конкурента, сорвать прибыль, или возникла интрижка с чужой женой, – все перипетии только прибавят немного драматизма в пресную жизнь.