— Вы можете сами убедиться в этом.
Унтер-офицер тем временем принял решение.
— Кто за то, чтобы кончать воевать? — крикнул он.
Несколько рук нерешительно поднялись вверх.
— Может, еще попытаемся пробиться? — раздался неуверенный голос.
Его не поддержали. Унтер-офицер подошел к Хуго:
— Скажи, что мы должны делать?
— Идти со мной на дорогу, там сложить оружие, и партизаны доставят вас в лагерь для военнопленных.
Сорок три человека пошли вслед за Хуго через вырубку к дороге. У каждого в руке была листовка. Партизаны встали и молча наблюдали, как немецкие солдаты складывали на обочине оружие.
Когда они подходили к лагерю, раскинувшемуся на большой лесной поляне, там раздавали хлеб. На каждые десять человек выдавали большую круглую буханку испеченного в партизанской пекарне хлеба. Несколько солдат из новоприбывших подошли к Хуго:
— Хорошо, что ты пришел к нам. Если бы не ты — мы, конечно, продолжали бы бесполезное сопротивление и многим из нас уже не нужен был бы хлеб…
«Ах, мой сэрдэчны друже!»
Встреча в Налибовской пуще
Однажды я сидел в землянке у генерала Платона и информировал его о предстоящей работе нашей группы. В конце беседы я спросил Василия Ефимовича, не может ли он связать меня с поручиком Павловичем?
— Вам о нем сообщили из Москвы?
— Да, но я с ним знаком еще с лета прошлого года, когда он был в Полесье.
— Старые друзья, значит? Ну что ж! Увидитесь.
На следующий день я встретился с Михаилом Павловичем. Мы расцеловались и крепко сжимали друг друга в долгом объятии. Михаил все приговаривал:
— Ах, мой сэрдэчны друже! Ах, мой сэрдэчны друже!..
И мы стали вспоминать наши встречи.
…В начале лета 1943 года я с группой разведчиков находился под Мозырем. Мы тогда усиленно собирали сведения об оккупантах. Проверенные данные передавали в Центр, сообщали, в каких направлениях немцы перебрасывают живую силу и технику, где сооружают укрепленные точки второй линии обороны, но главное, как используют приток Днепра — большую, широкую реку Припять.
Днем и ночью разведчики уходили на задания, возвращались, как правило, с важными сведениями. И вот однажды разведчик Николай Янковец рассказал, что на железнодорожную станцию Козинки, что в шести километрах от Мозыря, прибыло большое соединение словацких солдат. Их расквартировали вместе с гитлеровцами.
Я радировал в Москву и вскоре получил приказ: пристально наблюдать за словацкими подразделениями. Дело в том, что фашисты силой отправляли словаков на нашу территорию. Они неохотно выполняли приказы гитлеровцев и при первом удобном случае переходили на сторону советских партизан.
Получив приказ, мы с группой разведчиков разместились в лесу в трех километрах от Козинок. Обнаружили и передали в Центр, что, помимо словацких подразделений, ближе к Мозырю располагается и большая группа гитлеровцев из зондеркоманды. Они верховодят в городе, устраивают облавы, вешают и расстреливают людей, молодежь угоняют в Германию. Кроме того, нам стало известно, что гитлеровское командование намерено перебросить войска по реке Припяти.
Чтобы проверить все эти данные, мы с Николаем ночью подошли к реке и на плоту переправились через Припять, недалеко от пристани Пхов, где должны были встретиться с нашим связным — дедом Ахремчиком. Он работал на пристани бакенщиком. Денис Ахремчик старик был неприметный, но смекалистый. Лицо его заросло от ушей до носа густой щетиной, из которой высверкивали хитрые глазки.
У Ахремчика два сына, офицеры, были где-то на фронте, ни от одного из них он не имел весточки и очень горевал. Но когда мы встречались с дедом, он всегда как-то подтягивался, лицо его принимало добродушное выражение. Внешне он был спокоен, никогда не спешил с выводами, говорил больше глазами. И если дед утвердительно моргнул — значит, все в порядке: можно смело делать свое дело. Жил он на окраине в приземистой хатке. Ночью было удобно заходить к нему, так сказать, без посторонних глаз. Пароль встречи с дедом или его доверенными был таким: «Есть на свете только бог».
Когда мы, с большим трудом переправившись через реку, поднялись на обрывистый берег, наткнулись на какого-то незнакомца. Он ловил сетью рыбу и так перепугался, что когда его спросили, есть ли в Пхове гитлеровцы, задрожал и проговорил:
— Есть на свете только бог.
— А при чем тут бог? Спрашиваем: есть ли гитлеровцы?
— Да как вам сказать… Тут много всякого люду.
— Так есть на свете только бог? — повторил я обусловленный с дедом Ахремчиком пароль.
Он ответил:
— Есть, есть бог… А вы не за рыбкой приехали?
Отзыва не было. Неожиданный вопрос заставил нас насторожиться.
— А кто здесь рыбку продает? — задаю встречный вопрос.
— Да мы с дедом Ахремчиком. К нам сегодня должны были прийти покупатели за рыбой.
— Кто должен прийти?
— Покупатели…
…Когда мы встретились с Ахремчиком, то все стало ясно: дед специально послал этого человека на берег реки, чтобы он встретил нас.
Ахремчик сообщил, что на пристань прибыло четыре машины со словаками и немцами. Они несут охрану причалов и в Пхов никого не пропускают. Сообщил дед и о том, что он познакомился дня три назад с очень добрым словацким офицером — поручиком Павловичем, который сказал, что сюда, в район Мозыря, гитлеровское командование должно перебросить по Днепру и Припяти целую эсэсовскую часть.
Я попросил деда устроить свидание с Павловичем. Ахремчик, помолчав, сказал:
— Отважусь… Но только бы не нарваться на фрицев.
Дед вышел из хаты. С ним — Николай. Вначале я спокойно сидел в доме, но потом не выдержал: вышел на улицу и, приготовив автомат, стал ждать.
Минут через пятнадцать я увидел три приближающихся силуэта.
Вскоре передо мной предстал высокого роста, чернявый, подтянутый поручик в кожаном пальто.
— Михаил Михайлович Павлович, поручик словацкой армии, — четко на русском языке с небольшим акцентом произнес офицер.
— Командир партизанской разведки капитан Пашуков, — представился я.
Когда мы познакомились, вошли в хату и сели за стол, Ахремчик вопросительно посмотрел на меня и, поняв, что разговор будет конфиденциальным, вышел в сени.
Михаил Павлович оказался человеком общительным. Из разговора с ним я понял, что он, как и многие его однополчане, давно хотел встретиться с советскими партизанами и предложить им возможную помощь.
О себе он сказал, что командует отдельным автобатальоном. Родился в словацкой деревне Мерошице. Там живут его мать, отец, сестры. Они занимаются виноградарством и садоводством.
Павлович также сообщил мне, что в Козинках находится 2-я словацкая стрелковая дивизия и два полка эсэсовцев.
Встреча наша затянулась до трех часов ночи. Стало светать, мне и Николаю нужно было уходить. Мы договорились с Павловичем, что он будет собирать необходимые нам сведения и передавать их через деда Ахремчика. Я пожал ему руку на прощание и сказал:
— Ну, Михаил Михайлович, до следующей встречи!
Он задержал мою руку:
— Вы знаете, товарищ Пашуков, мне бы хотелось с группой своих солдат немедленно перейти к вам и действовать вместе с вами.
Я сочувственно ответил, что понимаю его желание, но помочь осуществить его не могу.
— Вы, дорогой товарищ Павлович, нам окажете большую помощь, если останетесь среди гитлеровцев. Делайте вид, что вы верно служите им, чтобы на вас не пало подозрение о наших связях.
В течение июля я двенадцать раз встречался с Михаилом Павловичем. Однажды он сообщил мне, что на баржах из Киева по Припяти в Пхов прибудет карательный отряд эсэсовцев. Благодаря Павловичу мы точно установили, какое вооружение у прибывшего отряда карателей, сколько у них танкеток, пушек, пулеметов, с какой целью отряд перебрасывается на пристань Пхов. Цель была все та же — разгром полесских партизан. А как я уже рассказывал, в этом районе партизан было немало, здесь действовали Лельчицкая, Ельская, Мозырская бригады, бригада «Советская Белоруссия», Туровский отряд и другие. Они наносили ощутимые удары по гитлеровцам. Поэтому фашисты решили блокировать все заприпятское Полесье, загнать партизан в Пинские болота и единым махом уничтожить.
Павлович с тридцатью словацкими солдатами и три эсэсовских офицера с двадцатью рядовыми получили задание подготовить причалы к приему барж с карателями.
Обо всем этом я подробно информировал Москву, и Центр очень заинтересовался поручиком Михаилом Павловичем.
А дальше события развивались так.
Когда караван барж с фашистами стал приближаться к Пхову, в небе неожиданно появилось двенадцать краснозвездных самолетов. Летчики отчетливо видели длинный караван вражеских судов. И какова была наша радость, когда точными бомбовыми ударами были отправлены на дно несколько барж и катер.
А в довершение всего рота партизан Мозырской бригады из засады на берегу реки стала расстреливать барахтающихся в воде эсэсовцев. Около сотни эсэсовцев, как передал Павлович, тогда нашли себе могилу на дне реки.
Когда бы мы ни встречались с Павловичем, мы получали от него очень важные сведения. Он, например, сообщил, что в городе Петрикове 14 июля 1943 года была открыта школа по подготовке шпионов. После окончания школы агентов засылали в партизанскую зону.
Школа шпионов находилась в бывшем здании раймилиции. Партизаны разгромили шпионское гнездо.
В те летние дни среди населения Полесья неожиданно вспыхнул тиф. Вымирали целые семьи. Перед партизанскими командирами и медиками встала серьезная проблема. Была предпринята попытка по возможности изолировать больных. Но это не помогло, зараза продолжала распространяться.
Вопрос: откуда тиф, даже не возникал. Война, грязь, люди прятались в болотах, голодали. И вдруг при очередной встрече Павлович сообщил, что в одной из деревень гитлеровцы ни с того ни с сего стали делать населению какие-то прививки. Говорили — против тифа. Но после прививок семьдесят процентов жителей деревни заболело тифом, многие погибли. Стало очевидно, что каратели прививали населению тиф. Партизаны оповестили об этом близлежащие села и города. Гитлеровцы вынуждены были прекратить зверские опыты.