По легенде, один из крестоносцев бежал со священными реликвиями от преследовавших его осквернителей храмов и оказался в лабиринте, словно в ловушке. Из него он ушел в лжехрам. Он же не мог привести преследователей к хранилищу реликвий. И, чтобы спасти его, сам Господь ударом молнии пробил гору и показал ему путь на свободу.
Вовка замолчал. Его спутники по подземным путешествиям тоже молчали в ожидании продолжения рассказа.
— Все, — сказал Вовка. — Только я сдвинул башмак у рыцаря с мечом, а не с копьем.
— Какая разница, — сказал Стас. — Дед мог перепутать детали, но в главном он оказался прав. Свод обрушился. Значит, может быть прав и в другом: разлом существует. Скорее всего, — Стас повел рукой, — это лжехрам. Реликвий не видно, охраны нет. Нужно искать разлом.
Стас хлопнул по коленям, встал, вышел на середину зала и окинул его стены взглядом. Ничего приметного в глаза не бросилось. Он подошел к левой стене, вынул из ближайшей бронзовой подставки факел и повернулся лицом к алтарю.
— Ну что же, — вздохнул он. — Если нет точных данных для поиска, начнем как всегда. Слева направо.
Стас подошел к тому месту, где сходились левая боковая и задняя храмовые стены, и начал осмотр. Он всматривался в трещинки и углубления. Он не спешил. Десятилетие археологических поисков приучили терпеливо выполнять кропотливую, а иногда и нудную работу, не обращая большого внимания на то, сколько лет прошло с начала поисков.
Бондарь кряхтя поднялся со ступеньки, подошел к колонне и тоже взял в руки факел. Через минуту к поискам присоединились Юра и Вовка. Все равномерно расползлись по залу, и он снова погрузился в тишину. К обычно нарушавшему ее треску горящих факелов теперь прибавилось шарканье подошв по каменному полу.
— Мы ищем что-то конкретное? — спросил Бондарь, не поворачивая к Стасу головы. Он продолжал осматривать стену, обшаривая каждый квадратный сантиметр скальной породы не только глазами, но и прикосновением руки.
— Ничего конкретного, — ответил Стас, — если не считать самого разлома.
Я думаю, его хорошо спрятали от посторонних глаз.
— Нужно искать все, что покажется странным.
Минут через десять Вовке надоело всматриваться в трещины каменных стен.
Он отошел на середину зала и окинул его взглядом, пытаясь что-нибудь заметить издали. С первой попытки у него ничего не вышло. С шестой тоже. Вовка недовольно хмыкнул. Ему вовсе не улыбалось обнюхивать стены в ожидании голодной смерти. Он стоял посреди зала и искал глазами ту маленькую хитрость, которую должен был заметить только он. А что тут вообще можно было заметить?
Каменные стены, изображения святых, свечи, факелы…
Вдруг Вовке показалось, что один из холстов с изображением святых шелохнулся.
Он присмотрелся повнимательнее. Все холсты висели одинаково и неподвижно.
Показалось? Может быть, но проверить будет нелишним. Вовка подошел к стене и осторожно приподнял холст за край.
— А вот это может показаться странным?
Стас, Бондарь и Юра обернулись. Вовка рванул холст на себя. Ткань не поддалась.
Тогда он взялся за нее двумя руками и дернул изо всех сил. С громким шелестом ткань поползла вниз, поднимая клубы пыли. За ней оказалась трещина сантиметров в пятьдесят шириной, тянувшаяся от пола и до самого потолка. Забита она была туго скрученными снопами ячменя, но сквозь имеющиеся щели пробивалось слабое дыхание сквозняка.
— Вполне, — удовлетворенно ответил Стас, подходя к Вовке. — Я, по крайней мере, сильно удивился.
Он быстрыми ловкими движениям начал вытаскивать снопы и отбрасывать их за спину.
Обрушились святые своды храма,
Посланцы тьмы погребены под ними.
Четыре воина уйдут из подземелья,
Перст божий им наверх тропу укажет.
В зените солнце замереть готово,
Тьма внешняя вступает по владенье.
Ларец, несущий гибель всей вселенной,
За час до срока перестанет быть опасным. —
бормотал Бондарь, подходя к пролому.
— С детства люблю, когда сказки сбываются, — сказал Стас, продолжая освобождать разлом.
— Минуту, господа, — сказал Бондарь. — Своды храма обрушились, посланцы тьмы остались под ними. Если одна сказка сбылась, почему бы не сбыться второй.
Стас, Юра и Вовка повернулись к Бондарю. Тот понял, что его не понимают.
— Все просто, — сказал Бондарь. — Нас здесь четверо. На звание воина я не претендую, но что, как не перст Божий, указывает путь на волю.
— Интересная версия, — сказал Стас и вернулся к работе. — Из чего сие следует?
— «В зените солнце замереть готово…» — это вне всяких сомнений полдень.
«Тьма внешняя вступает…» — ну конечно же, это катастрофа. «Ларец, несущий гибель… за час до срока перестанет быть опасным» — все сходится. Если предположить, что в предсказании описаны события одного дня…
Глаза Бондаря заблестели. Он посмотрел на часы.
— Сейчас одиннадцать часов десять минут. Это может говорить только одно: сегодня в полдень поезд, который мы пытаемся найти, будет проходить где-то в пределах досягаемости. Вы понимаете, что я вам говорю? Вы просто не представляете, какие это нам дает шансы!
— Какие еще сейчас могут быт шансы, кроме шансов на спасение? — помогая Стасу, искренне удивился Юра.
Стас выдернул из разлома последний сноп ячменя и с довольной улыбкой отошел на несколько шагов назад.
— Поезд что, просто будет стоять под горой? — спросил он, совершенно не удивившись заявлению Бондаря, но и соглашаться с услышанным не спешил.
— Не знаю… — как будто растерялся Бондарь. — Я даже не знаю, где мы находимся. Но недалеко от тех мест, где мы вошли в лабиринт, есть старая каменоломня. К ней наверняка подходит хотя бы одноколейка. И если я прав…
— Если все, что вы сказали, правда, — перебил его Стас, первым влезая в разлом, — давайте тогда уж поторопимся. Я готов рискнуть и проверить.
Следом за Стасом в разлом протиснулся Бондарь, за ним Вовка. Последним, не забыв прихватить с собой тот самый пергамент, Подземный храм покинул Юра. Между неровными каменными стенами можно было пройти только по одному и только боком. Через несколько минут впереди показалась полоска света.
Паровоз с тремя вагонами и угольной тележкой стоял на заброшенной железнодорожной ветке, ведущей к каменоломне, и, мерно выбрасывая из трубы клубы дыма, пыхтел равнодушно и неторопливо. Тяжело дыша, Стас, Юра, Вовка и Бондарь смотрели на него сверху, стоя у обрыва над первым вагоном, и поезд вовсе не казался им призрачным. Вполне реальные очертания могучей машины начала ХХ века. Паровоз с угольной тележкой и три вагона.
Тыльной стороной ладони Стас провел по лицу, размазав копоть и пыль.
— Фу-у… — сказал Бондарь, чуть согнувшись и оперевшись руками о колени.
— Такие пробежки не для моего возраста.
— Главное, что успели, — сказал Юра.
Все окна в вагонах были задернуты шторами, двери закрыты. Только в последнем вагоне дверь над последней подножкой была чуть приоткрыта. Компания оглядела невысокий, метров десять, обрыв, на котором стояла, и в поисках более пологого спуска пошла вправо. Вовка скользнул глазами вправо и влево и, не найдя рядом ничего подходящего для спуска, отошел на несколько шагов назад.
— Вовка, не смей! — крикнул Стас, стоя у засохшего дерева, от которого наискосок по обрыву спускалась тропинка.
Вовка сделал глубокий вдох, с шумом выдохнул и рванулся вперед. Юра проводил его прыжок взглядом и отдал должное сообразительности. Вовка с грохотом приземлился на крышу первого вагона, повалившись вперед на выставленные руки, а затем набок. Он тут же встал и, прихрамывая, пошел в конец поезда.
Стас первым спустился на гравий в пятнадцати метрах от третьего вагона, следом за ним Юра. Вовка лег животом на край крыши и спустил ноги вниз.
Пользуясь рельефом стенки вагона, он спустился, насколько это было можно, и спрыгнул на гравий, подняв клубы пыли. Из-за приоткрытой дверцы виднелась кисть руки, сжимавшая поручень…
Едва оказавшись на камнях, еще не поймав равновесие, Вовка рванул к открытой дверце. Юра и Стас подбежали почти одновременно с ним. Бондарь отставал.
Стас вскочил на подножку и распахнул дверь. На полу, вцепившись в поручень, лежал Виктор Корнеев, пропавший начальник экспедиции — Вовкин отец. Стас с трудом отцепил от поручня руку Виктора и сдвинул его тело с места. Юра уверенно отстранил Вовку в сторону, встал одной ногой на подножку, держась правой рукой за поручень, левую протянул Стасу на помощь. Подошедший Бондарь стоял на подхвате. Втроем они снесли неподвижное тело Виктора и положили на гравий в четырех метрах от колес вагона. Стас нащупал флягу, дрожащими руками открутил крышку и смочил сухие губы друга. Когда первые капли воды попали на язык, веки Виктора дрогнули, он приоткрыл глаза и, щурясь, посмотрел на лица, склонившиеся над ним. Так и не осознав происходящего, он протянул руку к фляге и, опрокинув ее вверх дном, принялся жадно глотать воду.
Напившись, он глубоко вздохнул, криво улыбнулся и отдал флягу Стасу, тот передал ее Юре. Топорков сделал несколько глотков и завинтил крышку. Виктор еще раз всмотрелся в лица окружавших его людей и вспомнил все, что только что с ним случилось. Для него — только что.
— Вот это, я вам скажу, была страшилка… — пробормотал Корнеев. — Змей Горыныч отдыхает.
Виктор снова с трудом улыбнулся. Стас только сейчас заметил его чуть поседевшие виски. Он смотрел на друга и все еще не верил в его возвращение.
Поезд ускорил дыхание, провернул колеса под паровозом, лязгнул сцепами и медленно двинулся с места. От неожиданности все вздрогнули и, подняв головы, проводили взглядом уплывавший прочь третий вагон. В глазах у всех читалось что-то вроде облегчения. Такое бывает, когда страшная история в книге заканчивается удачным финалом.
— Черт возьми… — с досадой сказал Бондарь. — Такой артефакт — и уходит прямо из рук.
Юра посмотрел на Бондаря, и ему очень не понравилось выражение его глаз в этот момент.