***
Трясясь в машине, Володя думал о том, что пора уже завести собственный автомобиль. И для семьи полезно, и на место так взял, приехал своим ходом, описал, посмотрел, продиктовал и не надо никого ждать, зря время тратить. Можно сесть в свою машину и ехать на работу. Ни от кого не завися. Надо будет с Оксаной поговорить на эту тему, решил он.
***
Место оказалось в одной из самых отдалённых частей города. Узкие улочки, обрамлённые заборами, за которыми притаились избушки-завалюшки. Старые-престарые постройки, сохранившиеся с советских времён.
Удручающий пейзаж почти сельской местности.
Что тут мог делать золотой мальчик, вызывало вопросы.
Машина остановилась, и они вышли.
Улица, как и тротуары, были тщательно выметены. Кто-то очень постарался. Даже пятно крови на асфальте замыто.
Ищи тут пули.
Майор смачно выругался. Для проформы прошёл вдоль по улице на десять домов вперёд, потом на столько же назад. Вернулся.
— Даже мусор вывезли. Ни у одного дома ни единого мешка. Опоздали мы, Володя.
— Вижу, что опоздали. Тот, кому надо, прибрался тут. Чтобы нам следов не оставлять. Он же знал, что вернёмся, что лейтенант ни при чём.
— Может быть, и ни при чём, но пулю всё равно искать надо. Под ноги смотри. Оправдать его будет ой как сложно. Да и Огурцов руку приложит, чтобы убийцу наказать. Ему же сам факт возмездия будет важен. А кто виноват, а кто нет… Сам понимаешь… Накосячил я, Вова.
— Юра, скоро солнце сядет, тогда мы с тобой точно ничего не найдём. Пуля врезаться куда-то должна. Перестань самоедством заниматься и включай внимание.
Минут через сорок тщательнейшего осмотра, они нашли круглую дырку в деревянном заборе. То есть отверстие, которое пуле вполне могло соответствовать.
Одно было плохо — самой пули там не было. Выковырял её кто-то.
Зато они отверстие поскоблили, стружку в пакетик упаковали, и с этим нехитрым трофеем отправились домой. То есть на работу.
Прокурор ждал их в бюро.
Доложили о результате.
— Семёныч, у тебя согревательное есть? Нервы расшатались, — спросил прокурор Виктор Андреевич.
— Этого добра у нас хватает. Юра, тебе тоже налить? — обратился Семёныч к майору.
Пили спирт из мерных стаканчиков, закусывали просто хлебом.
Вера Петровна с момента рождения сына в бюро не приходила, а посему бутерброды отсутствовали. Самим же зайти в магазин и купить нормальное съестное на ум не пришло.
Иногда посылали санитаров за пирожками, но не сегодня.
Володя тоже хлебнул миллилитров тридцать. И то только потому, что голова дала о себе знать ощущениями не из приятных. Но спирт головную боль снял.
Все дальнейшие следственные мероприятия было решено перенести на следующий день. Как и выдачу трупа.
Володя с Семёнычем ещё раз его осмотрели, ещё раз исследовали одежду. Но признав, что утро вечера мудренее, отправились по домам.
***
Оксана почувствовала запах спиртного сразу.
Не сказала ни слова. Накормила ужином.
И хотя не было произнесено ничего, напряжение он заметил.
Мальчишки спали, мирно посапывая. Один в отдельной своей комнате, другой в родительской спальне.
Бабушка вышла в кухню, поздоровалась, пожелала Володе спокойной ночи, и засела смотреть сериал у себя.
Он заговорил первым.
— Ксюш, ты расстроена? — взял её за руку.
— Нет, Вова.
— А если честно?
— Я не хочу ссор. Мы с тобой ни разу не ссорились за всё то время, что живём вместе.
— Мы не поссоримся, но я хочу знать, что тебя волнует. Надо обговорить, не терпеть, не высказывать возмущение, не ругаться, а самое главное — не сомневаться во мне. Что тебя беспокоит? Скажи. Не таи в себе. Просто так твоё беспокойство не пройдёт, оно будет расти, пухнуть как на дрожжах, и когда переполнит твоё сознание, ты перестанешь себя контролировать. Вот тогда точно будет ссора.
— Хорошо, я скажу. Ты пришёл выпивший. Я боюсь. Я уже проходила такое. Ты знаешь, у меня всё сжалось внутри. Мне так страшно, что физически больно.
— Был очень сложный день. Я устал, и у меня разболелась голова. Это было лекарство.
Он внимательно смотрел ей в глаза и видел её страх. Страх на уровне подсознания. Страх жертвы перед хищником.
Володя притянул её к себе, усадил на колени.
— Это не повторится. Я обещаю.
— Правда? — её голос был слишком тихим и в нём сквозил всё тот же страх.
— Никогда. Прости. Разве я врал тебе?
— Нет. Ты не врал. Просто сегодня произошло то, чего я больше всего боялась. У вас спирт стоит бутылями, его столько, что в нём купаться можно. Мама говорит, что патологоанатомы все пьют и ты будешь. Что вопрос только времени.
— Мама говорит?
— Да, мама. Я не слушаю, я стараюсь не слушать. И ты повода никогда не давал, а сегодня…
— Ксюша, милая. У нас с тобой дети. У меня Данька ещё. Неужели ты думаешь, что я смогу их предать? Вас предать? Я слишком дорожу вами.
— Я знаю, Вова.
В её глазах стояли слёзы.
Часть 3
С самого утра работы было много, то есть не просто много, а очень много.
Ночью шёл дождь. Что привело к дорожно-транспортным происшествиям.
В одном погиб пожилой мужчина, не справившийся с управлением, и сидевший рядом пассажир. А в другом молодая женщина с девочкой, которые переходили дорогу в неположенном месте. В темноте их не заметил водитель, в результате два трупа.
Случайность? Да, случайность. Никто не собирался умирать, а виновником смертей тем более ни один здравомыслящий человек быть тоже не хотел. Просто пересеклись их пути, в данной точке и в данное время.
Кто виноват? Трудно сказать — кто. Только есть суровая статистика, которая гласит, что более шести процентов погибших в ДТП — это дети.
В данном случае можно винить лишь дождь. Он виноват в том, что мокрый асфальт и сухой асфальт имеют разный коэффициент сцепления колёс с дорогой, что тормозной путь становится длиннее, следовательно, вероятность столкновения больше.
Виновата мать, переходившая с ребёнком дорогу в тёмном месте и не на светофоре.
Виновата, даже в том, что и на ней, и на девочке были чёрные плащи, а это делало их совершенно незаметными в темноте. Сколько можно найти всех этих «виноват»? Много.
Только толку-то.
Жизнь не вернуть. И чувство вины тоже никакими санкциями не измерить. Кто может наказать человека больше, чем он сам себя? Никто не может.
***
Рабочий день приближался к концу. Протоколы вскрытий были написаны, бумаги оформлены. Заключения и справки выданы. Перед уходом домой эксперты решили выпить крепкого чаю.
— Вова, ты знаешь, что «эксперт» в переводе с латыни означает «сведущий»?
— Знаю, Семёныч. А ты знаешь, что «голова», к счастью, по-прежнему остаётся самым важным и основным «инструментом» судебно-медицинского эксперта?
— Да, голова, причём твоя или моя. А вот скажи мне, Вова, почему бы наши головы не оснастить бы в дополнение рентгеновским аппаратом, чтобы легче было переломы и костные повреждения описывать и инородные тела искать не методом проб и ошибок?
— А я отвечу. Потому что рентген-аппарат денег стоит, дополнительных затрат. Тебе зарплату платят только за голову, а сколько ты там мыслить собираешься, никто количественно определять не будет. Посчитают лишь протоколы — конечный этап твоего мыслительного процесса. Мы же с тобой, Семёныч, пользы государству практически не приносим. Финансирование у нас скудное от Минздрава, а требования к нам высокие, от Минюста. Так что скажи спасибо за то, что имеем.
— Скучный ты, Вова. Сегодня скучный и злой. Вот злой-то почему?
— Да нет, не злой.
— Не прикидывайся. Проговори проблему, она отпадёт сама собой.
— Психолог, блин.
— Сам сказал, что моя голова ценный инструмент. Говори.
— Пиши лучше протоколы.
Семёныч посмотрел внимательно на коллегу и решил временно прекратить расспросы. А дальше стало действительно не до расспросов, потому что в ординаторскую ввалился следователь.
— Семёныч, налей, будь человеком. Мне успокоиться надо. С самим собой примириться.
— Ты сюда пришёл спирт жрать? Или по делу? — Семёныч открыл сейф и вытащил бутыль со спиртом, небольшую такую, литра на три.
— Рабочий день закончился. Я, может быть, расстроен. Я, может быть, трупам вашим завидую, потому что хуже им уже не будет, в отличие от меня. А ты, врач по образованию, дававший клятву Гиппократа, не можешь подлечить мне душу…
— А совесть тебе, Юра, кто лечить будет? И каким спиртом ты её глушить собрался? — спросил Володя.
— На, пей! — Семёныч протянул следователю мерный стаканчик на пятьдесят миллилитров, по верхнюю кромку которого была налита прозрачная жидкость. И налил стакан обычной водопроводной воды.
— Ребят, а вы со мной?
— Нам глушить вроде нечего, у нас с совестью всё в порядке. Мы с Вовой чисты как младенцы. Так какое горе заливаешь? — Семёныч снова запрятал бутыль в сейф и набрал код.
— Подставил я лейтенанта. Не хотел, а подставил.
— Как подставил?
— Разбираться не стал. Купился на очевидные факты. Сложил два плюс два, вынес обвинение, а что могут быть какие-либо обстоятельства, не подумал.
— Ты говорил с ним?
— Допрашивал в присутствии прокурора.
— И что?
— Интересная картинка вырисовывается. На Огурцова этого, младшего, накатала заявление одна из жительниц этого района. Тётка пьющая, но не сильно, работает дворничихой. Разведена, с тремя детьми. Так вот она обвиняла совершеннолетнего Огурцова в совращении несовершеннолетней дочери. Она якобы застала их в собственном доме.
— Сколько лет девочке?
— На данный момент уже шестнадцать, вчера как раз стукнуло, но когда гражданка Власова обратилась за помощью, дочери шестнадцати ещё не было. К тому же дома находилась ещё одна дочь, двенадцати лет, и мальчишка — восьми. Лейтенант переговорил с мальчишкой и выяснил, что Огурцов действительно бывает у них дома в отсутствие матери. Поговорил он и с самой потерпевшей, она мялась, стеснялась и у