Элирий вдруг вспомнил – венец очищения! Самое страшное средство контроля. В зависимости от строгости наложенных установок венец очищения мог подчинить или полностью блокировать ментальную и физическую деятельность. С помощью него наказывали полной неподвижностью, при том, что сознание продолжало теплиться внутри.
Кажется, в давние годы он сам изобрел некоторые способы контроля разума. Все они были в той или иной степени уязвимы. При должном мастерстве даже большую печать Запертого Солнца можно было преодолеть, но эту непревзойденную технику, соединяющую чистую духовную энергию с силой стихии металла, – никогда.
Полностью раздавленный жутким откровением, Элирий сумел чуть приоткрыть глаза. Он лежал на постели, щедро украшенной живыми цветами. Огромные красные пионы испускали тонкий и нежный аромат. Над ним склонился его ученик – и хозяин, надевший на него венец очищения.
– Не смотрите на меня так, Учитель. – Элиар вздрогнул от его мутного взгляда. Смакуя цикуту своих слов, с каждым из них ученик становился все сумрачней, все смурней, отравленный своим же поступком. – Вы сами вынудили меня поступить так. Я больше не могу доверять вам, не могу оставить вас без контроля…
Избегая встречаться взглядом с циановыми глазами Учителя, Элиар развернул его набок, и, развязав ожерелье, бросил статусное украшение на прикроватный столик.
– Я хотел бы умыть руки от вашей крови, но, боюсь, уже слишком поздно. Я почти не помню молитв, что звучали прежде в храме Закатного Солнца… но… я сделаю то, что должно, чтобы небожители услышали меня и остановили черный мор.
Где-то там, снаружи, сорванные лепестки вишневых деревьев беззаботно нес ветер. Бесчисленные красные лепестки, которых ему не увидеть больше никогда.
Склонившись над плененным наставником, Элиар замер – и вдруг крепко обнял его, прижавшись к спине, как отчаявшийся, злой на себя и на весь мир ребенок. Хоть Элирий почти ничего не чувствовал – физические ощущения были блокированы, – ему показалось, будто по щекам ученика текут слезы, которых он не видел никогда прежде.
– Простите меня, Учитель.
Эпоха Черного Солнца. Год 359. Сезон пробуждения насекомых.
Куколки превращаются в бабочек.
День восемнадцатый от пробуждения
Ангу. Цитадель Белых Лун
*киноварью*
– Я видел, как упало в пропасть солнце, – с явственной горечью воскликнул Яниэр, видя, что полные раскаяния слова его не проникли в сердце наставника, не нашли отклика и понимания, – но другого выхода не было. Элиар принес первую инкарнацию мессира в жертву, чтобы искупить грехи всего Материка, изнемогающего под светом черного солнца. Только благодаря великой искупительной жертве мы до сих пор живы. Разве не называли вас светочем этого мира? Воистину, вы – подлинный хранитель благословения небожителей… наш Спаситель, наш заступник и избавитель от тьмы.
Красный Феникс рассерженно сдвинул брови. Жизнь одного – в обмен на жизни очень многих. Без сомнения, достойная, красивая смерть. Но все же мессир Элирий Лестер Лар не хотел умирать. Да, если бы ему предоставили выбор, он предпочел бы жизнь! Там, за порогом смерти, только холод и пустота, мучительное вечное ничто. Как можно требовать от него таких жертв? Не он повинен в том, что произошло с Материком, не он повинен в падении своего ученика и пришествии черного мора. К этому моменту он был давно мертв: невозможно нести ответственность за случившееся после собственной смерти!
Они сделали его Спасителем насильно – против его воли и желания.
– Спустя сорок девять дней, – глухо продолжил Яниэр, так и не дождавшись ответа, – когда не осталось сомнений, что кровь потомков небожителей набрала полную силу, в храме Затмения в Бенну Элиар совершил ритуал. Он оказался готов пойти на это. Все мы тогда были уверены, что такое большое жертвоприношение остановит черный мор навсегда, что придет конец нашим бедам… но спустя два столетних периода, увы, все повторилось – болезнь вернулась в наши дома.
– Два столетних периода… – оценивающе пробормотал Элирий, задумчиво потыкав ложечкой в секретный крыжовниковый конфитюр. – Это довольно серьезный срок, не так ли? Целых двести лет мирной жизни в обмен всего лишь на одну-единственную жизнь – более чем приемлемая цена, ведь черный мор ежегодно забирает великое множество жизней. Должно быть, я и сам поступил бы так же, окажись я на вашем месте.
Со слабой надеждой заглядывая в хмурое лицо наставника, Яниэр подлил ему в тонкостенную пузатую чашечку ароматного чаю с хризантемой.
– Мессир в благородстве своем всегда ставил благополучие народа превыше всего на свете.
Ох, какие почтительные слова! Элирий недовольно скривился, словно съел что-то отвратительно кислое. Всем известно: к жертве относятся с почтением только до тех самых пор, пока без жалости не заколют на алтаре, предлагая богам.
– Именно этими соображениями вы оба руководствовались? – резким обвинительным тоном вопросил Красный Феникс. – Решили, что я пойму ваши высокие мотивы и прощу вас? Жаль, что благими намерениями выложена дорога в бездну: черный мор вернулся. А вместе с ним и моя злополучная душа, которой вы снова сможете на какое-то время остановить проклятие, чтобы продолжить распространять свою скверну.
– Нет!.. – Яниэр испуганно вскинулся, стремясь немедленно развеять возникшее недопонимание. – Не думайте так! Элиар никогда не пойдет на это… снова. Он ждал вас слишком долго. Кажется, на сей раз он готов позволить каждому жителю Материка умереть, только бы мессир остался жив. Против всего мира, против всех знамен он будет бороться за вас до конца.
– Как это благородно с его стороны. – Не скрывая сарказма, Элирий передернул плечами. – Выходит, раз жертвы не будет, вы все обречены?
Кажется, Яниэр не знал ответа на этот вопрос. Да и кто мог бы сказать наверняка, что ждет их в будущем? Оно было туманно, как никогда.
– Когда черный мор отступил, Материк вздохнул с облегчением, – помедлив немного, сообщил северянин. – Но я продолжал напряженно раздумывать о том, как сдержать проклятие, если вдруг солнце снова явит нам свой гнев. Я укутал Ангу белыми облаками и построил в горе Фор-Вирам множество просторных шахт и штолен: развитие Неприсоединившегося города теперь частично перенесено под землю. Я нашел и некоторые способы блокировать черный цвет в крови, замедляя течение болезни и на какое-то время отодвигая смертельный исход. Тем не менее, черный недуг по-прежнему неисцелим.
– Знаю, – выдохнул Элирий, устало прикрыв глаза. Прямые брови высокомерно поднимались над закрытыми веками. – Именно он был началом падения Лианора. В свое время лучшие чародеи и врачеватели Священного острова не сумели справиться с черным мором. А ты рассчитываешь спрятаться и переждать бурю в безопасности своего горного приюта? Наивный трусливый птенец.
– Я сделал Север закрытым не из страха, – печально возразил Первый ученик. – Элиар запретил мне покидать Ангу в обмен на…
Яниэр вдруг осекся, будто вспомнив о чем-то.
…Когда-то Второй ученик отдал Первому священное тело Учителя. Это была великая милость и великий дар, который навсегда связал руки Яниэра благодарностью.
О, как хотел бы он, чтобы мертвое тело наставника упокоилось в земле, было с почестями погребено под красными вишневыми деревьями в полном цвету. Тогда на свете осталось бы хоть какое-то место памяти, куда он мог бы приходить и тосковать по ушедшему за последнюю межу. Там, в этом сокровенном месте, было бы красиво и тихо. Он опускал бы в землю хрупкие вишневые саженцы, и те вырастали бы на смену отжившим свое старым деревьям… там, как и в прежние времена, они были бы с Учителем только вдвоем.
Но сделать так, как хотел, он не мог – должно было придерживаться старых традиций Лианора, колыбели лучших среди людей, откуда был родом Учитель. Его светлость мессир Элирий Лестер Лар редко делился воспоминаниями о Лианоре, но эта драгоценная земля, страна великих душ, была у Совершенного в крови; страна высшей радости, где шли дожди из цветов.
На родине Яниэра, в северных землях Материка, тела умерших принято предавали земле, в южных – огню, и только наследники великого народа мореходов традиционно препоручали своих мертвецов воде. Там, на великолепном острове блаженства, в краю вечной весны не было место тоске, и Яниэр был обязан с уважением принять этот обычай: отпускать и не скорбеть. Бескрайние морские просторы исцеляют даже глубочайшие душевные раны – так верили на Лианоре. И, почтительно следуя странной чужой вере, он отдал мертвое тело морю, не оставив себе ничего, кроме памяти. Тело Учителя в погребальных одеждах сакрального цвета циан – он отдал его волнам, отпустил в терпеливые объятия океана.
Тогда, на лодке, полной солнца, до рези в глазах вглядываясь в бесконечную синюю гладь, Яниэр мог только молча кусать губы от боли и бессилия. Перекатывая тугие буруны вод, море глухо бормотало что-то ласково-утешительное, но, глядя в пустые волны, Яниэр не утешился ни в этот день, ни в последующие. Тоску, мучительную, словно жажду, не получилось утолить даже всей морской водой мира: океан оказался горьким на вкус. И даже холодная красота родных мест, куда он возвратился после падения Ром-Белиата, не смогла до конца развеять его печаль.
Если тело отдано морю – душа может переродиться. Так верили на Лианоре. И, словно подтверждая мудрость народа мореходов, душа Учителя действительно снова здесь. Но цена… цена возвращения из небытия оказалась непомерно высока – затмение солнца и черный мор, убивающий невинных вот уже сотни лет.
Все на свете имеет свою цену. Самое сложное – примириться с ней. В жизни множество удовольствий, но очень мало того, за что стоит платить по полной, того, что действительно стоит этого. А подлинные ценности и вовсе редко продаются.
Конечно, жизнь его светлости мессира Элирия Лестера Лара представляла собою наивысшую ценность. Он – светоч первоогня, хранитель истинного цвета, носитель благословения небожителей. Признаться, Яниэр был очень рад вновь видеть перед собою наставника, который воспитывал его с шести лет. Но, насильственным путем дважды лишив жизни легендарного Красного Феникса Лианора, в глупости своей они обратили благословение в проклятие, навлекли на Материк гнев небес.