Шелехов был бледен.
— Мне незачем думать, — вслед за Донцовым заговорил он. — Я его сразу узнал… — У Шелехова в этот момент даже перехватило дыхание от волнения. — Вот он… второй слева…
Эмирнов стоял с безучастным видом, и ни один мускул не дрогнул на его лице.
— Вы узнаете его, как человека, который… — предложил пояснить Шелехову Донцов.
— Я узнаю его как человека, — повторил Шелехов, — который… который с двумя другими хотел захватить мою машину… он сидел на переднем сиденье, рядом со мной, и угрожал мне ножом…
— Хорошо. — Донцов сел писать протокол.
— Назовите свою фамилию, — попросил он опознанного.
— Эмирнов. Но я впервые вижу этого человека…
— Разберемся. У нас будет достаточно для этого времени… Итак, — Донцов встал из-за стола, — потерпевший Шелехов опознал гражданина Эмирнова как лицо, совершившее на него разбойное нападение в группе, с применением ножа… Прошу всех расписаться в протоколе…
Вот и все!.. Опознание заняло считанные минуты. Если не брать в расчет предыдущие 4 месяца работы по делу…
Спустя некоторое время был установлен и третий «пассажир» Шелехова — последний участник преступной группы.
Завершив расследование, Донцов пригласил к себе Становского — для ознакомления с материалами дела: официально Становский являлся потерпевшим (в него стреляли), хотя он сам и посмеивался над этим, считая, что в данном случае «потерпевшим» является задержанный им бандит, которому он «намял бока».
Знакомиться с делом Становский отказался.
— Я и так все знаю, — заявил он.
— Ваше право, — сказал Донцов. — А вообще-то я пригласил вас не только для этого. — Он встал, не торопясь застегнул китель и подошел к Становскому. — Спасибо вам, Антон Никифорович! Большое спасибо! — И следователь крепко, как товарищу, пожал свидетелю руку.
Выступая по этому делу с обвинительной речью в суде, прокурор подчеркнул повышенную общественную опасность совершенных преступлений. Закон, говорил государственный обвинитель, относит разбойное нападение с целью завладения государственным имуществом к числу наиболее тяжких преступлений и предусматривает строгое наказание. Прокурор говорил и о том, что в данном случае имело место покушение на убийство человека, выполнявшего свой общественный долг, а потому действия Измайлова надлежит квалифицировать как покушение на убийство при отягчающих обстоятельствах.
…Суд учел все, и преступники понесли заслуженное наказание. В соответствии с законом.
Константин Россошанский
АРБИТР ПРИНИМАЕТ РЕШЕНИЕ
Будучи по основной своей профессии радиожурналистом и направляясь несколько лет назад впервые в государственный арбитраж при исполкомах Ленинградских областного и городского Советов народных депутатов, я долго и мучительно думал над тем, как «озвучить» (выражаясь языком звукорежиссеров радио) репортаж, записанный там. Понятно, что, предположим, радиорепортаж с хоккейного матча должен сопровождаться шумной реакцией болельщиков и свистками арбитра, а в ходе радиорейда по борьбе с нарушителями правил уличного движения непременно нужно как бы воссоздать атмосферу одной из центральных магистралей города — с помощью милицейских свистков, сигналов автомобилей, шума самой улицы и так далее…
Однако знание этих азбучных истин радиожанра в данном случае оказалось совершенно ненужным, так как ничто не могло помочь, когда я включил микрофон во время заседания государственного арбитража. Кто хоть раз бывал на таких заседаниях, хорошо знает: обычно они проходят спокойно, даже несколько буднично, без особых эмоциональных всплесков со стороны его участников. Если бы я понимал в тот момент, что скрывается за подобными, весьма корректными диалогами представителей двух или более организаций, обратившихся к помощи арбитража, чтобы разрешить свой спор! О! Тогда любой из этих диалогов мог бы при очень небольшой фантазии лечь в основу самой что ни на есть детективной истории со всеми присущими ей атрибутами — погонями, запутанным следствием, а в финале — фразой: «Встать! Суд идет!..»
Прежде чем продолжить эти заметки о деятельности государственного арбитража, как одного из, скажем пока, несколько необычных в системе других правоохранительных органов, я и хочу предложить вниманию читателей одну из таких, почти детективных историй, о которой впервые услышал довольно случайно. Это дело рассматривалось в арбитраже 19 ноября 1980 года. Прошу, запомните пока эту дату…
Итак, жил-был некто Лялькин, водитель машины, принадлежащей автотранспортному предприятию № 6. Он хорошо знал цену грузовику в нашей быстротекущей жизни: не брезговал так называемыми «левыми» перевозками и подсадками пассажиров, особенно в ночное время…
Но с некоторых пор он раз и навсегда покончил с вышеупомянутыми способами заработать. Вы думаете, произошло нечто такое, что, с его точки зрения, принизило роль автомобиля в жизни человечества? Или, быть может, Анатолий Алексеевич решил вернуться на честный трудовой путь, отказавшись от незаконных источников дохода? Ничуть не бывало! Просто он нашел новый источник — куда более обильный и, как ему казалось, неиссякаемый.
Как-то утром, возвращаясь домой после ночной смены, Лялькин вдруг подумал: «А почему бы не начать развозить по городу (что бы вы думали?)… воздух?!» Он рассуждал примерно так: во-первых, не надо будет, таясь от инспекторов ГАИ и потому объезжая оживленные перекрестки, ощущать взмокшей спиной, как, подобно тебе, в кузове трясется (от неровностей дороги, а может и от страха) владелец холодильника или шкафа, а во-вторых, развозить воздух — это, как бы сказать, респектабельней, что ли.
Забегая вперед, поясним, правда, что представление о респектабельности у Лялькина, если и могло быть, носило несколько странноватый, мягко выражаясь, оттенок, понятный лишь очень узкому кругу лиц, с которыми он познакомится позже, после зала судебного заседания. Потому что в плане, который мог родиться лишь в голове Лялькина, главное место занимал, собственно, не сам воздух, а… его упаковка: попросту обычные, пустые, естественно, молочные бутылки. Теперь представьте, как едет Анатолий Алексеевич, допустим, по Московскому проспекту: весело погромыхивают за его уверенной спиной бутылки в металлических корзинах или полиэтиленовых ящиках. А навстречу — инспектор ГАИ:
— Откуда едете, товарищ Лялькин?
— Из магазина номер одиннадцать, — не моргнув, ответит тот. — Фрунзенского райпищеторга!
— А куда едете?
— Не видите разве? — удивленно заметит обидчивый Лялькин. — На первый молочный завод объединения «Ленмолпром» сдавать посуду!
И что вы думаете: документы — путевой лист, товарно-транспортная накладная — подтвердили бы, что все это чистая правда. Якобы — чистая! Потому что лишь скроется за поворотом фигура в милицейской форме, Лялькин сделает резкий поворот руля, как говорится, «влево» и… сдаст всю эту тару оптом, вместе с корзинами и ящиками, одному из знакомых приемщиков посуды. Выручку за стоимость перевозки воздуха в такой упаковке — а это от 600 до 1000 рублей — они, естественно, поделят пополам с тем же приемщиком посуды, а товарно-транспортную накладную Анатолий Алексеевич попросту выбросит, как документ не только ненужный, но теперь уже и уличающий, поскольку в такой накладной, конечно, не может быть штампов молочного завода о приеме от него, Лялькина, целой машины тары.
Вот почему более респектабельным, по сравнению с заработками от «левых» рейсов, казался ему найденный источник дохода.
Но неужели, спросите вы, не ведется никакого учета, и, получив стеклотару в таком количестве, можно распоряжаться ею по своему усмотрению? Ответим: конечно, ведется. Именно поэтому Фрунзенский райпищеторг, так и не дождавшись оплаты за отправленную на молочный завод посуду, обратился в государственный арбитраж с иском к объединению «Ленмолпром» и, естественно, к грузовому автопредприятию № 6. Но если представители «Ленмолпрома» смогли тотчас убедительно доказать, что в означенные дни никакой посуды из магазина № 11 и других они не получали, то второй ответчик по делу так и не смог досконально проверить, куда же дел бутылки нерадивый Лялькин.
Обратите внимание: именно о нерадивости, а не о злом умысле Лялькина можно было судить по документам, которые представило во время рассмотрения дела в арбитраже автопредприятие. И причина тому, видимо, бесконтрольность, которая царила здесь до определенного времени. В результате решением государственного арбитража стоимость похищенных материальных ценностей была взыскана именно с грузового автотранспортного предприятия № 6.
В протоколе заседания государственного арбитража, датированном 19 ноября 1980 года, есть и еще одна строчка, оказавшая существенное влияние на судьбу Лялькина: сравнивая копии товарно-транспортных накладных, связанных с пропадающей время от времени посудой, государственный арбитр заметил, что фамилия во многих из них — одна и та же. Позже, кстати, суд установит, что даже там, где были вписаны другие фамилии, за рулем сидел все тот же Лялькин. Словом, сообщение о своем открытии арбитр немедленно направил во Фрунзенское районное управление внутренних дел. Так и было раскрыто это преступление.
Остается добавить, что в обвинительном заключении по этому делу, которое мне показали в прокуратуре Фрунзенского района, наряду с другими документами, уличающими Лялькина и его семерых сообщников в совершении преступления, я вновь встретил уже знакомый мне протокол заседания Государственного арбитража от 19 ноября 1980 года.
А теперь, как бы вместо комментария к только что прочитанной вами почти детективной истории, — короткое интервью с одним из сотрудников государственного арбитража Ленинграда и Ленинградской области Т. В. Королевой.
— Конечно, деятельность арбитров не надо смешивать с работой сотрудников следственного аппарата прокуратуры и органов внутренних дел, ОБХСС — говорила мне при встрече Тамара Владимировна. — У нас и методы с ними разные. Но цель, пожалуй, одна — обеспечение социалистической законности.