Более недели лечился я у Бурловой и за это время очень привязался к ней. Скромная, ласковая девушка пришлась мне по душе.
Приоткрыв свои сердца друг другу, мы нашли в них массу достоинств и потянулись навстречу, как мотыльки на огонек. Ничего определенного мы еще не высказывали, но я иногда думал, что жизнь без этой девушки, озарившей меня светом неизведанного счастья, не будет иметь смысла. Если бы не задание, я остался бы с ней. Однако долг звал меня вперед и весь вопрос для меня состоял в том, чтобы закрепить это случайное знакомство. Я еще не знал как, но решил, лишь только выполню задание, разыщу Олю, чтобы никогда больше с ней не расставаться.
В день нашего отъезда она пришла проводить нас. Когда я седлал оленей, Оля стояла, прислонившись к лиственнице, и чертила прутиком на снегу замысловатые фигуры. Вид у нее был грустный.
- Пора,- сказал Авдеев.
Я подошел и взял ее за руки.
- Оля!
В ее глазах стояли слезы, она закусила губы и отвернулась.
- Оленька, я вернусь летом, обязательно вернусь! Ты будешь меня ждать?
Она молча кивнула головой. Я набрался смелости, обнял ее и крепко поцеловал.
- До встречи, моя хорошая! - сказал я, пожав ей руки, и побежал к оленям. Авдеев улыбнулся в усы, Софронов откровенно рассмеялся:
- Однако из девки плохой доктор получился: ногу лечила - сердце забрала. Дорого лечит…
Мне было не до шуток, я не сводил глаз с Оли и думал о том, когда наступит наша встреча.
Путь лежал к истокам Уньи,- там мы должны найти соболей во что бы то ни стало. Вперед!
СЛЕД «ХОЗЯИНА ТАЙГИ»
Через неделю мы достигли высоких, почти безлесных сопок горного кряжа, именуемого Унья-Бом, одного из отрогов горного хребта Джагды. Крутые каменистые склоны этих сопок густо заросли кедровым стлаником. Вершины лежали в зоне гольцов - голых каменных россыпей, покрытых только лишайниками и мхами. Сейчас все это покоилось под толстым слоем снега. Тяжестью снежного покрова кедровый стланик придавило к земле, и его почти не было видно. От этой особенности растение и получило свое название. Благодаря зарослям стланика на склонах гор, даже очень крутых, за зиму накапливается много снега, иногда толщиной в несколько метров. Это как бы естественный резервуар влаги, которая с наступлением жаркого лета при интенсивном таянии питает горные реки. Только побывав в горах Дальнего Востока, я понял одну из причин, почему реки здесь разливаются не весной, как в европейской части России, а летом.
Стланики даже летом труднопроходимы, а сейчас по ним ни пройти, ни проехать. Софронов выбрал место для лагеря в одном из распадков, где поблизости был корм для оленей - ягель. Эти животные добывают корм из-под снега, раскапывая его копытами, и в снежные зимы держатся ближе к выдувам, где снег сносится ветром и им легче добраться до корма.
Софронов взял на себя задачу - обеспечить нас свежим мясом, так как бывал в здешних охотничьих угодьях и рассчитывал быстро найти сохатого или согжоя.
Авдеев как-то больше располагал к себе, и я охотней шел с ним, чем с Софроновым, который не отвечал мне такой душевностью. Поэтому мы с Авдеевым принялись за поиски соболей.
Зимний день короток. Едва начинал брезжить свет на востоке, как мы вставали, наскоро умывались: Авдеев теплой водой из котелка, а я, совершенствуя свою закалку,- снегом до пояса. К этому времени на железной печке уже закипала в ведерке мясная похлебка. Это блюдо не походит ни на одно из тех, какие варят в городе. Для похлебки мы рубили топором на куски мясо сохатого, складывали их в ведро, обычно доверху, потом наливали воды, чтобы она закрывала мясо, и, посолив по вкусу, ставили варить. Когда мясо проваривалось, сыпали немного крупы или макарон и подсаживались к ведру с ложками и чашками.
Вначале я дивился большому аппетиту моих товарищей, а потом и сам привык с утра заправляться как следует на целый день. На морозе и при постоянном движении я никогда не ощущал тяжести от еды.
Надо сказать, что ходьба по сопкам требовала очень больших усилий. В лесу еще стоял утренний морозный туман, пушистый иней окутывал ветви деревьев и снег поскрипывал под ногами, когда мы, забросив за плечи мешки с запасом продуктов, выходили на поиски соболя. Лыжи, подшитые камусом - лосиной шкурой с очень мелкой и прочной шерстью, которая не давала соскальзывать им назад при подъеме в гору, были значительно легче спортивных, хотя широки и не обладали такой скользящей поверхностью. Без таких лыж невозможно ходить в тайге при громадной толщине снежного покрова.
День за днем, планомерно, мы обследовали и крутые склоны сопок и глухие горные ключи, скрытые темными густыми ельниками, куда не заглядывало солнце, и даже забивались в стланиковые заросли. Все было напрасно - следов соболя не встречалось.
Мне казалось порой, что я превратился в какого-то одержимого. На что бы я ни смотрел, мне всюду мерещились следы, в каждой мелькнувшей тени мне чудилась стремительная тень соболя. Я бредил соболем, думал только о нем, искал только этого таежного красавца - жемчужину лесов. Иногда, увидев парные следки, цепочкой отпечатанные на белом снегу, от бурелома до какого-нибудь лаза под нагромождения камней, я кричал: «Соболь!» и звал к себе Авдеева. Охотник склонялся над следом, неторопливо рассматривал отпечатки лап и каждый раз разочаровывал меня:
- Да ведь это же колонок прошел. Видишь, лапки у него узкие, а у соболя след круглый и ставит лапы он не так, а вот так!
Авдеев снимал рукавицу и двумя пальцами тыкал в снег, показывая мне, как ставит лапы соболь. Пройдя по следу несколько шагов, Авдеев снова оставлял меня одного, а сам отделялся от меня метров на сто-двести, чтобы захватить при осмотре возможно более широкую полосу.
Кирька и Верный, вместе с нами рыскавшие по сопкам, тоже ни разу не напали на след соболя, хотя и подавали голос. Всякий раз оказывалось, что они обнаруживали либо белку, либо колонка. Авдеев советовал не отказываться от пушнины, если она сама плывет в руки, и у нас накопился уже изрядный запас шкурок. Предназначался он для коллекции, а также для того, чтобы компенсировать наши расходы на содержание и транспорт для нашей экспедиции.
Софронову удалось убить молодого лося и несколько глухарей. Мы помогли ему перенести мясо в лабаз, который пришлось построить, чтобы сохранить не только мясо, но и нашу пушнину. Обеспечив нас мясом, он также вместе с нами стал уходить на поиски соболей. Однако ходил он всегда в одиночку, компании не любил и где бывал - мы не знали, но искал старательно, ибо приходил в палатку зачастую позднее нас и усталый.
Однажды вечером он предложил сменить бивуак, пройти глубже в горы, может быть, там нам «повезет»…
- Раньше соболь здесь был,- утверждал Софронов.- Почему сейчас нет - не понимаю. Наверное, много охотников побывало!
Если учесть, что охотничьи угодья Унья-Бом довольно близко находились от населенных пунктов, такая версия была убедительной.
Мы перенесли бивуак километров за двадцать, снова облазили все окружающие сопки, но безрезультатно. Правда, Авдееву посчастливилось найти один след соболя. Судя по величине отпечатков, прошел старый самец. Впервые за несколько месяцев я имел случай слушать не рассказ о следах, а видеть след редкого и таинственного зверька. Мы уже заплатили за это удовольствие дорогой ценой усилий и даже жертвой, и теперь я не хотел жалеть сил, чтобы настигнуть эту ускользающую жемчужину.
- Зря, однако, пробегаем за ним,- сказал Авдеев, рассмотрев внимательно следы на снегу,- староват след, может, долго идти придется. Бывает, когда корма мало, далеко уходит соболь, за один день не догонишь.
- Надо догнать, Евстигней Матвеевич, ведь самый первый соболь!..
- Попробуем, только нелегкое это дело!
Обрадованные удачей, мы до позднего вечера шли по следу, лезли через буреломы, завалы, продирались через стланики, шли до тех пор, пока след не скрылся в одной из расселин каменных россыпей.
Напрасно мы обежали вокруг лаза по кругу, выхода следа на поверхность не было. Кругом лежали большие камни, соболь мог выйти в любом месте, для его узкого гибкого тела везде был проход.
Возвращаться в палатку было поздно, и мы решили заночевать в тайге, чтобы утром еще раз проверить, не появился ли соболь из россыпей. Всю ночь провели у костра. Авдеев был очень утомлен и не стал готовить надью - дело довольно трудное; обычный костер грел плохо, и мороз подбирался к нам то с одного боку, то с другого, то со спины, и спали мы плохо.
Утром, попив чаю, мы еще раз обошли вокруг лаза. Соболь на поверхность не выходил.
- В таких местах пищухи бывает много,- сказал Авдеев.- Вот он перекусил одной-двумя и будет спать целый день. К тому же морозы стоят, а он в такое время не особо любит по тайге шнырять, тем более, если сытый, больше отлеживается в затишье. Бесполезно ждать, пока он выйдет.
Я послушался совета старого охотника. Мы пошли обрат-но на бивуак. Поздно вечером добрались до своей палатки, так и не увидев соболя, а лишь его след, как тень от облака, скользнувшую по склону сопки.
Вечером разгорелся спор, едва не кончившийся ссорой проводников.
- Надо бросать эту волынку, все горы не облазишь,- заявил Авдеев.- Нужно найти местных охотников, они лучше нас знают, есть ли в этих местах соболь или нет. Есть - хорошо, нет - будем подаваться дальше, неча нам без толку по кустам штаны рвать!
- Зачем искать охотников? - возразил Софронов.- Разве они лучше нас знают тайгу? Сами искать соболя будем, в другом месте табором станем. Если здесь не найдем, пойдем на Селемджу искать. Там не будет - тогда можно в Хабаровск ехать!
- Не дело говоришь! Должен быть соболь. Мы трое все осмотреть не сумеем, только напрасно время до весны проведем, а начнет таять, тогда и вовсе ни о каких поисках не может быть и речи. Нам надо больше на охотников полагаться, они свои угодья лучше нас знают. А без соболя как в Хабаровск вернешься? Не для себя, для народа соболь нужен, и с нас спросят - почему не нашли?