Мэри писать не умела, но даже если бы могла, не стала бы. Она еще злилась на мать, да и той все равно было плевать, напишет ей дочка или нет. Мэри слишком хорошо ее знала, чтобы в этом усомниться. Показное тепло, которым их окружила мама перед тем, как бросить в поместье, завтрак из яичницы и жареной картошки, охи-вздохи по поводу заплаток на одежде – все это было в ее духе. И причиной служило чувство вины, примитивное и беспримесное. Мэри без труда его узнавала, ведь только эта эмоция и могла пробудить в маме родительские чувства.
В каюте тихо зазвонил колокольчик. Девочки переглянулись: время завтрака!
Мэри украдкой улыбнулась. Добрую часть дня она с нетерпением дожидалась новых угощений. Теперь, как ни сложно было к этому привыкнуть, ее редко посещало чувство голода, так что причина крылась в другом. На лайнере кормили так вкусно, что и часа не проходило, чтобы девочка не начинала мечтать о следующих лакомствах. Пища стала главной радостью этих дней: Мэри нравилось есть ее, ждать очередной трапезы, наслаждаться сытостью и вкусами, ласкающими язык. А еще она была несказанно счастлива за сестренку, ведь всего за несколько дней путешествия на корабле кашель у Лотти прошел, а щечки теперь румянились вовсе не от холода. Малышка даже немного поправилась: скулы уже не казались такими острыми, а когда Мэри обнимала ее, ребра не так отчетливо прощупывались под блузкой.
Колокольчик созывал детей четыре раза в день: на завтрак, обед, чай и ужин. Сперва Мэри это сбивало с толку: она привыкла обходиться завтраком, ужином и чаем. Но соблюдать порядок, принятый у рабочего класса, было уже ни к чему, и такая перемена ни капельки не расстраивала. Когда Мэри обнаружила, что ужин теперь состоит из пяти блюд, которые подают с серебряными приборами в восемь часов вечера, она пришла в восторг и до отказа набила желудок медальонами из телятины с овощами, хрустящими кусочками жареного ягненка, профитролями с кремом, запеченным филе камбалы, холодными закусками, сладким сливово-яблочным пирогом и целым морем мороженого.
Лотти крепко держалась за железное изголовье своей койки. Ее светлые кудри были заплетены в аккуратную длинную косу.
– Готова к завтраку? – спросила Мэри, сооружая себе такую же прическу.
Лотти плотно сжала губы.
– Я не голодная, но пойду с тобой, лишь бы не оставаться в этой дурацкой каюте.
Мэри нахмурилась.
– По-моему, она замечательная.
– Так-то оно так, – протянула сестренка, и ее ноздри слегка расширились. – Но у меня такое чувство, что меня заперли в футбольном мяче, который гоняют по лужайке Джимми Майер и его дружки.
Мэри поцеловала ее в лоб.
– Тогда пойдем скорее.
Они с трудом преодолели узкий коридор между каютами. Корабль мотало из стороны в сторону, и девочки то и дело теряли равновесие и едва не падали. Наконец они кое-как добрались до столовой окольными путями: в такую погоду выбираться на палубу было страшновато – того и гляди унесет в разъярившийся океан. От одной мысли об этом по спине Мэри бежали мурашки.
В столовой сидело несколько пассажиров – всех их девочки часто тут встречали, – но в целом народу было куда меньше, чем обычно по утрам. Должно быть, рассудила Мэри, виноваты плохая погода и качка. Девочки нашли Гарри с Дэйви – ребята сидели за одним из квадратных столиков. Он, как и остальные, был застелен белой скатертью и уставлен фарфоровой посудой на четыре персоны. Рядом с тарелками лежали и столовые приборы из серебра, а еще возвышались хрустальные бокалы. Каким-то чудом посуда не падала, когда корабль кренился. Судно снова мотнуло влево, некоторые пассажиры съехали вместе со стульями в сторону на несколько дюймов и со смехом придвинулись обратно.
Официанты в накрахмаленной белой форме, все сплошь индийцы, гордо обслуживали каждый свой столик. Они разносили тарелки с щедрыми порциями рассыпчатой белой рыбы, нарезанной крупными кусками, и картофельного пюре, сдобренного маслом. Были на подносах и варенье из персиков, и яичница, и печень ягненка под соусом, и хлеб с маслом и джемом, и сосуды с чаем, кофе и какао, которое щедро лилось в чашки детям, достаточно было только попросить. Вид и запах еды заставили живот Мэри заурчать; рот наполнился слюной.
На тарелке Лотти в итоге оказался только кусочек тоста с джемом и ложка яичницы. Мэри с тревогой покосилась на сестренку, а потом отправила в рот немного картофельного пюре на вилке и едва не застонала от восторга, остановившись лишь в последний момент. Взрослые вокруг смеялись и болтали, ели и пили; никто не обращал внимания на детей. Можно было есть вдоволь серебряными приборами из нарядных фарфоровых тарелок, пить из хрустальных бокалов. Никто бы не одернул сироток; никто, грозно нахмурившись, не потребовал бы платы, которую все равно нечем было отдать.
Мэри постоянно ждала, что вот сейчас их с Лотти отправят в каюту. С первой минуты на борту «Стратэйрда» ее не покидало ощущение самозванства в этом мире богатых и благородных. Но ребят никогда не трогали, не требовали объяснить, кто они такие и как сюда попали. Их радушно приветствовали во всех частях корабля и почти всегда разрешали играть и есть вдоволь. Это был настоящий рай. Во всяком случае, до того, как корабль начало качать из стороны в сторону, а пронзительный ветер и неутомимый ливень разогнали детвору по каютам. Морская болезнь не донимала Мэри, и потому непогода не мешала ей наслаждаться множеством радостей, подаренных путешествием, но смотреть, как страдает Лотти, было невыносимо.
Сестренка сидела рядом, аккуратно накрыв колени тканевой салфеткой, чтобы не запачкать новую юбку. Она откусила кусочек тоста и оглядела столовую – тихая, как мышка. Мэри наблюдала за Лотти, не в силах сдержать улыбку. До чего странно было видеть, как сестра чинно и молча завтракает, да еще за таким шикарным столом!
– Мы тут все как маленькие лорды и леди, – шепнула Мэри, склонившись к малышке.
Та зарделась и широко улыбнулась.
– Точно!
После завтрака Мэри хотелось одного: прилечь. С отяжелевшим, вздувшимся животом она направилась к выходу из столовой в сопровождении Лотти. Мальчики увязались за ними.
– Поиграем во что-нибудь? – предложил Дэйви.
Мэри вздохнула.
– Не могу: так наелась, что вот-вот лопну.
– Можем карты где-нибудь раздобыть, – пожав плечами, сказал Гарри.
Все сошлись на том, что карты и впрямь лучшее занятие в плохую погоду, особенно если наелся до отвала. Ребята отыскали местечко в одной из зон отдыха – там нашелся столик и свободные стулья. С собой друзья прихватили тарелку с печеньем и стаканы с холодным лимонадом. Качка в этой части корабля ощущалась не так сильно, и Лотти сказала, что ей немножко лучше.
Во время игры Мэри внимательно разглядывала Гарри. Роста он был невысокого и под слоями одежды казался очень худеньким. Густая копна каштановых волос падала на глаза и рассыпа́лась по воротнику, карие глаза были глубокими и темными. Что-то в облике приятеля напомнило Мэри маленькую собачку, которая прошлым летом успела поклянчить еду у каждого дома на их улице. Загородившись веером из карт, девочка нет-нет да и поглядывала на Гарри, подмечая всё до мельчайших деталей. Она давно научилась, внимательно рассмотрев человека с головы до ног, понимать, кто перед ней: друг, враг или же возможный источник благ.
– Так откуда ты? – спросила она вдруг, поймав взгляд мальчишки.
Гарри пожал плечами:
– Да так, ниоткуда.
– Не бывает такого.
– Пожалуй, ты права… Вроде из Лондона.
– А откуда именно?
– Не помню. Мама оставила меня в приюте Барнардо в Эссексе, когда мне было три года.
– Та же история, только я был поменьше, – встрял Дэйви.
Название приюта было Мэри незнакомо, но она слышала о подобных местах. Сколько раз мама грозила им, что отправит их в детский дом? Тысячу, если не меньше. Так бывало всякий раз, когда девочки выводили ее из себя – или у нее «уже не было никаких сил с ними возиться», как она часто жаловалась.
– Вот как.
– А ты?
– Мы с Лотти из Ист-Энда. Жили там с мамой.
– А сейчас она где? – спросил Дэйви, не сводя зеленых глаз с колоды, лежащей между ребятами. Он достал одну карту и положил сверху.
Мэри переглянулась с сестрой. Та, кажется, побледнела еще сильнее.
– Ну… Мама скоро к нам приедет. Когда мы немного обживемся.
– Да ладно? – изумился Гарри. – Вот повезло.
На миг Мэри и впрямь показалось, что это правда.
– Да, наверное.
– А ваши мамы где? – спросила Лотти, неумело тасуя свои карты. Ей было всего семь, и пускай она очень старалась участвовать в играх и беседах наравне со всеми, иногда у нее плохо получалось, и старшая сестра брала ее под крыло.
Гарри покраснел, а Дэйви уставился на свои шнурки.
Щеки Мэри тоже залила краска, и она поспешно заглянула Лотти через плечо.
– Положи вот эту, – посоветовала она, указав на одну из карт, лишь бы отвлечь сестру от вопросов, которые мальчикам явно не хотелось обсуждать. Оба друга жили в приюте, и Мэри понимала, что это значит, а вот ее младшая сестренка – не до конца.
Лотти нахмурилась, а потом с торжествующим видом бросила свою карту поверх общей кучи.
– Интересно, что сегодня подадут на десерт? – полюбопытствовала Мэри. – Хлебный пудинг с маслом или консервированные персики с кремом?
Румянец Гарри поблек. Дэйви покосился на друга и снова уставился в свои карты. Мальчики избегали встречаться взглядами. Глаза Гарри поблескивали в слабом дневном свете, пробивавшемся сквозь окно наверху.
– Вот бы пудинг! – воскликнула Лотти, не обращая внимания на мальчишек. – Обожаю его!
Глава 14Ноябрь 1953 года
Солнце так грело кожу, что Гарри казалось, будто он стоит у жаркого костра. Мальчик смотрел вдаль, на мерцающий океан. Отблески плясали на поверхности воды, точно алмазики, а к судну плыла маленькая лодка. Средиземноморье радушно встретило «Стратэйрд» и его пассажиров. Все быстро распрощались с пальто и стали ходить в одних рубашках. Теперь обитатели корабля больше времени проводили на палубе, а не ютились по каютам, простаивая над раковинами в уборной. Пассажиры обнимались, гуляли, смеялись. У Гарри настроение тоже улучшилось – еще бы, ведь теперь можно было целыми днями стоять у борта и любоваться видами.